Мещане

В это время послышались звуки сабли.

– Петр Евстигнеич, кажется, - проговорил граф Хвостиков.

Мерова заботливо взглянула на дверь.

Вошел действительно Янсутский, приехавший прямо от Бегушева и бывший очень не в духе. Несмотря на то, что Тюменев и Бегушев дали слово у него отобедать, он инстинктивно чувствовал, что они весьма невысоко его третировали и почти что подсмеивались над ним, тогда как сам Янсутский, вследствие нахапанных всякого рода проделками денег, считал себя чуть не гениальным человеком.

Войдя в комнату, он к первой обратился Домне Осиповне.

– Очень рад, что я вас здесь застал, - сказал он, крепко пожимая ей руку.

– И я отчасти потому приехала, что надеялась встретить вас здесь, сказала она.

Янсутский затем мотнул головой Меровой и ее папа, снял саблю и сел. Елизавета Николаевна пристально посмотрела на него.

– Что вы такой сегодня, - фу, точно кот Васька, сердитый?
– спросила она его.

– Нисколько не сердитый, - отвечал ей небрежно Янсутский и снова отнесся к Домне Осиповне: - Бегушев будет у меня обедать.

– Будет?
– повторила та с удовольствием.

– Будет!
– отвечал Янсутский и обратился уже к графу Хвостикову: - У Бегушева я встретил Тюменева; может, вы знаете его?

– О, боже мой! Это один из лучших моих знакомых!
– произнес граф, поднимая при этом немного глаза вверх.

– И он мне сказал, что наше предприятие действительно рассматривалось, но что оно провалилось окончательно.

Граф Хвостиков при этом побледнел.

– Что такое провалилось?
– спросил он, как бы не поняв этой фразы.

– А то провалилось, что не утверждено, - отвечал ему насмешливо и со злостью Янсутский.

– Вот видишь, папа, как ты всегда говоришь!
– сказала также и дочь графу, погрозя ему укоризненно пальчиком.
– Верно все... решено... кончено!

– Но мне писали об этом!
– бормотал граф, совсем, как видно, опешенный.

– Не знаю-с, кто вам это писал, - возразил ему с явным презрением Янсутский, - но оно никогда не было, да и не могло быть решено в нашу пользу. Нельзя же в самом деле ожидать, чтобы позволили на воздухе строить дом.

– Где ж на воздухе, - продолжал кротким голосом граф, - разве "Credit mobilier"{44} - не то же самое?

– Вот еще что выдумали: "Credit mobilier"!
– воскликнул насмешливо Янсутский.
– Предприятие, черт знает когда существовавшее, и где же? В Париже! При содействии императора, - и то лопнувшее - хорош пример! Я просто сгорел от стыда, когда Тюменев стал расписывать Бегушеву это наше дурацкое дело!

Граф на это ничего уж и не возражал.

Дочери, кажется, сделалось жаль его.

– Хотите завтракать?..
– спросила она Янсутского, зная по опыту, что когда он поест, так бывает подобрее.

– Нет, не хочу!..
– отвечал отрывисто Янсутский (надменный вид Тюменева никак не мог выйти из его головы).
– А у меня еще гость будет - этот Тюменев, - присовокупил он.

– Ах, это отлично! Мне очень хочется посмотреть на него!
– воскликнула Мерова.
– Что он такое: генерал-адъютант?..

– То есть, пожалуй, генерал-адъютант, штатский только: он статс-секретарь!
– отвечал не без важности Янсутский.
– Я, собственно, позвал этого господина, - отнесся он как бы больше к графу, - затем, что он хоть и надутая этакая скотина, но все-таки держаться к этаким людям поближе не мешает.

– О, без сомнения!
– подтвердил тот невеселым голосом.

Положение графа было очень нехорошее: если бы изобретенное им предприятие было утверждено, то он все-таки несколько надеялся втянуть Янсутского в новую аферу и таким образом, заинтересовав его в двух больших делах, имел некоторое нравственное право занимать у него деньги, что было необходимо для графа, так как своих доходов он ниоткуда не получал никаких и в настоящее время, например, у него было в кармане всего только три целковых; а ему сегодняшним вечером нужно было приготовить по крайней мере рублей сто для одной своей любовишки: несмотря на свои 60 лет, граф сильно еще занимался всякого рода любовишками. Но где взять эти сто рублей!.. Не у Янсутского же просить взаймы после всех дерзостей, которые он позволил себе сказать: граф все-таки до некоторой степени считал себя джентльменом.

– Этот Тюменев очень много рассказывал интересных вещей, - снова начал Янсутский.

Граф Хвостиков при этом взглянул на него.

– А именно?
– спросил он.

– Да разные там разности!
– отвечал Янсутский.
– О некоторых переменах, предполагаемых в министерстве... о своих беседах с разными высокопоставленными лицами... об их взглядах на Россию! (Но более точным образом определить, что ему рассказывал Тюменев, Янсутский не мог вдруг придумать: как человек практический, он владел весьма слабым воображением.) В такие откровенности пустился, что боже упаси!.. Понравился, видно, я ему очень!
– заключил он, вставая и беря свою саблю.

– А мне еще, Петр Евстигнеич, надобно с вами два слова сказать!.. проговорила при этом Домна Осиповна.

– Ваш слуга покорный!
– отвечал ей Янсутский.

– Но только по секрету!..
– присовокупила Домна Осиповна.

– И по секрету могу!
– подхватил Янсутский.

Они оба пошли.

– Вы не ревнуете?
– спросила Домна Осиповна, оборачиваясь к Меровой.

– Немножко ревную!
– отвечала та.

В следующей комнате Домна Осиповна и Янсутский сели.

– Послушайте, - начала она заискивающим голосом, - у меня есть теперь свободные деньги... Я бы желала на них приобресть акции Хмурина - где бы мне их достать?

– На бирже сколько угодно.

– Да, но на бирже они дороже своей цены...

– Еще бы!.. И главное, что с каждым днем поднимаются и будут еще подниматься.

– Вы думаете?
– проговорила Домна Осиповна, и глаза ее при этом блеснули каким-то особенным блеском.

– Уверен в том!.. А на какую сумму вам нужно этих акций?

– Я еще этого не определила точно!
– отвечала уклончиво Домна Осиповна.
– Акции Хмурина, конечно, теперь очень хорошо стоят, но они могут и понизиться, все-таки это риск!.. У Хмурина, говорят, много еще их на руках, и он их дает некоторым знакомым по номинальной цене.

– Кому же он дает?.. Лицам, от которых сам в зависимости. Впрочем, Хмурин будет у меня на обеде... Попробуйте, скажите ему об этом! проговорил Янсутский.
– Он нежен с дамами.

– Нежен?
– спросила, усмехнувшись, Домна Осиповна.