Мессии, лжемессии и толпа
Шрифт:
Великие религиозные новаторы во все времена говорили толпе то, что она понимала и ждала от них. За религиями, которые и сейчас имеют наибольшее распространение в мире, лежит старая неосознанная религиозная традиция; религиозные обычаи и верования, которые не несут на себе печати индивидуального сознания и не всегда базируются только на авторитете личности, их основной поток, даже несущий новизну, может идти из толпы. Затем этот поток формирует и другие части общества. Так христианство стало религией и богатых людей, имевших власть, которые скоро поняли, что ее вполне можно использовать в своих интересах.
Новое вероучение может найти отклик, только апеллируя к религиозным инстинктам и чувствам толпы (человека толпы), которая, в свою очередь, очень-очень медленно, но неизбежно наделяет его главного носителя архетипическими чертами, причем эти инстинкты и чувства уже должны быть в народе. Новое вероучение может достичь цели, если
Мифологическая сакрализация персонажа, в том числе перенос обычного человека на уровень священного, всегда есть процесс архетипизации этого человека. В древности это был длительный процесс, в наши дни — короткий, как это было с Гитлером, которого немецкая толпа сделала мессией всего за несколько лет. Как архетип, мессия должен обладать некоторыми исключительно важными чертами:
• огромным и сверхострым умом, несопоставимым с интеллектуальными способностями даже прославленных мудрецов, известных политических деятелей, литераторов и т. д., не говоря уже о «простых» человеках толпы, которые были обязаны ему просто внимать и повиноваться;
• умением находить неожиданное, но всегда верное решение, которое не мог бы предложить никто другой;
• заботой о своем народе и попечении о нем, особенно его духовном росте;
• сверхъестественными способностями, позволяющими творить чудеса (даже такое ничтожество, как Муссолини, оказывается, останавливал взглядом у своих ног лаву, текущую из Этны), у большинства мессий Новейшего времени способом совершения чудес было слово, которое, как мы знаем из марксизма-ленинизма, преображало мир, поскольку обладало магическими способностями. Поэтому слово обладало особыми качествами, его ценили очень высоко и «не за то слово» могли казнить;
• умением предсказывать будущее, даже самое отдаленное. У Христа это был эсхатологический прогноз; коммунистические и нацистские прогнозы мы все знаем.
Мессианство никогда не прекратится. Всегда найдутся люди, в том числе психически не очень здоровые, которые объявят себя спасителями человечества, своего народа или кучки своих последователей и поэтому объявят себя мессиями. Одни из них будут вызывать только насмешки, но найдутся и такие, которые готовы пролить море крови, чтобы добиться торжества своих дурацких идей. Соблазн решить все проблемы сразу, навеки установить справедливый порядок всегда чрезвычайно велик.
К. Г. Юнг писал: то, что произошло в жизни Христа, случается везде и всюду. В рамках христианского архетипа можно себе представить любую подобную судьбу. Это представляется большим преувеличением, если считать Христа обычным человеком, впоследствии мифологизированным, но это не преувеличение, если он, согласно мифу, является сыном Яхве. Невозможно представить, чтобы обычный человек, а не полубог совершал чудеса. Попытаемся найти объяснение.
По мнению Э. Ф. Эдингера, жизнь Христа в ее психологическом понимании представляет собой описание превратностей Самости[41] по мере ее воплощения в индивидуальном Эго — Эго, принимающем участие в этой божественной драме. Иными словами, жизнь Христа символизирует процесс индивидуации (овладения собой, своей личностью). Такой процесс, происходящий с личностью, может быть либо спасением, либо бедой. Пока он проходит в рамках церкви или религиозной догмы, человек свободен от опасности прямого переживания. Но как только он выпадает из содержания религиозного мифа, он встает на путь индивидуации[42].
Юнг писал:
Поскольку архетипическое содержание христианской драмы в состоянии дать удовлетворительное образное представление для перегруженного и протестующего бессознательного множества людей, со всеобщего согласия эта драма поднялась до уровня объединяющей людей вселенской правды: разумеется, не из-за факта судилища, а вследствие иррациональной одержимости, которая оказывает на человечество гораздо более сильное воздействие. Так Христос стал тем образом или талисманом, сдерживающим архетипические энергии, которые угрожают овладеть каждым из нас. По свету разнеслись радостные вести: «Все это действительно было, но с вами это не произойдет до тех пор, пока вы не поверите в Иисуса Христа, Сына Божьего»[43].
На протяжении столетий, пишет Эдингер, из коллективной психики выкристаллизовалась серия образов, чтобы служить талисманом, защищающим от воздействия архетипических сил. Что это за архетипические силы, Эдингер не уточняет, равно и того, какие именно образы выкристаллизовались из коллективной психики. Впрочем, мы еще не знаем, что такое коллективная психика, во всяком случае, ее понимание не следует из работы Эдингера. Из нее также невозможно понять, что такое христианский архетип и почему в его рамках можно представить
себе любую судьбу, подобную Христу.Христианство можно представить как архетип. Но архетипом является и каждый человек в христианстве (т. е. христианин). Мы же здесь ведем речь о том, что любой мессия, в том числе лжемессия, является архетипом. Совершенно очевидно, что человечество нуждается в подобных архетипах, особенно когда его народы чувствуют себя лишенными Родины или особо ценимых благ, когда они тревожны, несчастны, бедны, утратили надежду. Такие эмоции и переживания могут возникнуть и у очень богатых людей, у которых возник жизненный или, что чаще, духовный кризис. Но это бывает очень редко, а чаще происходит у бедных, обездоленных, которые ждут сверхъестественного спасителя, и понятно, что потребность в нем может регулярно возникать, но чаще у тех этносов, у которых высокие духовные запросы. Но может возникнуть потребность не в сверхъестественном мессии, а во вполне земном лжемессии, которого потом мифологизируют, как это сделали с Лениным или Гитлером. Подобный лжемессия — тоже архетип.
Глава 3. Виртуальность образа мессии
3.1. Общая постановка проблемы
Если бы я искал эпиграф для данного раздела, я воспользовался бы таким высказыванием Августина Блаженного: «Вера состоит в том, что мы верим всему, чего не видим; а наградой за веру является возможность увидеть то, во что мы верим».
Виртуальные явления существуют с «рождения» человека как одно из порождений его психики и одна из форм реализации ее глубочайшей потребности. Однако объектом самостоятельного научного психологического исследования названные явления стали сравнительно недавно в отличие, например, от античной и средневековой философий, для которых виртуальность была одной из центральных проблем, не в последнюю очередь потому, что в те эпохи философия была тесно связана с религией. Собственно говоря, богословская философия есть не что иное, как постоянное утверждение бога и иных религиозных реальностей. Особенно красноречивы в этом отношении философы-мистики, чей мистический интерес основывается не на суеверии и тяге к оккультизму, а на восприятии всего сущего как чуда, дающего возможность постичь сокровенные тайны, причем это постижение не имеет границ, создавая особый мир.
Все религиозные мифологические персонажи являются виртуальными, потому что они потусторонние, сверхъестественные. Если какой-либо такой персонаж в реальности был «вполне» живым человеком, то виртуален не он, а его мифологизированный образ. Поэтому надо строго отличать такой образ от его прототипа, если, конечно, он у него имеется. Виртуален не бродячий проповедник Иешуа, а Бог Сын и спаситель Иисус Христос — он и является предметом поклонения.
Виртуальность сконцентрирована во всех без исключения религиозных догмах, иными словами, все они виртуальны. Какая-либо историческая или иная достоверность здесь не может иметь место. Это было бы уже выходом за пределы догма, т. е. виртуальности, а стало быть, и религии. Возьмем для иллюстрации христианский догмат о спасении. О нем апостол Павел писал: «Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, что не видим, тогда ожидаем в терпении» (Рим., 8:24–25). Здесь речь идет о том, что надежда о спасении может быть только виртуальной, если же надежду можно увидеть, т. е. увидеть, узнать какие-то факты, свидетельствующие о возможности его наступления, то никакого спасения не будет.
Мейстер Экхарт писал:
человек созерцает Бога уже в этой жизни с той же полнотой и бывает блажен совершенно в той же мере, как и после этой жизни. Многим людям это покажется удивительным. Поэтому приложите все свое старание, чтобы понять меня! Творящий разум проистекает из вечной истины и по-своему заключает в себе то, что и Бог в себе заключает. И постигает этот благородный, божественный, этот «творящий разум» самого себя самим же собою, подобно Богу. По своему происхождению и по сущности бытия он, безусловно, есть Бог; творением же, напротив, становится он после того, как выделится для обособления… Наша жизнь на земле устроена всецело так, что Бог и все вещи познаются нами лишь как возможность. По окончании же этой жизни, когда мы освободимся от тела, эта возможность преобразится в полную действительность блаженства, каковое присуще творящему разуму. Но это «преображение» не сделает переживание блаженства более совершенным, чем оно теперь. Ибо творящий разум никоим образом не может в нас увеличиться; ему невозможно получить более того, что уже заключено в нем по его природе. Поэтому, когда мы станем блаженны, возможность станет в нас действительностью, и мы будем вкушать только истинное блаженство, которое свойственно Божественной Сущности. Это подразумевал Давид, говоря: «Господи, в свете Твоем узрим свет»[44].