Мессии, лжемессии и толпа

С древнейших времен значительную массу людей собирали под открытым небом. До появления радио возможности воздействия на нее ограничивались силой голоса говорящего, но последние технические достижения позволили выступать перед многотысячными толпами и соответственно усилить эффективность воздействия на них. Гитлер, как известно, бредил грандиозными проектами строительства огромных площадей и стадионов, широчайших улиц именно для этих целей, нисколько не сомневаясь в том, что любая масса будет ему послушна. Но он ее презирал и видел в ней подвластную себе толпу, и больше ничего. Ни один человек из нее не представлял для него никакой ценности, и именно поэтому в его строительных планах не было места жилым кварталам и зеленым насаждениям.

Весьма показателен тот факт, что Гитлер собирался построить в Берлине Триумфальную арку, которая должна была более чем в два раза превышать Триумфальную арку в Париже. На своей арке он намеревался высечь имена 1,8 млн немцев, погибших в Первой мировой войне. По этому поводу Канетти тонко отмечает: вряд ли кто-нибудь прочитал бы такое множество имен, что останется у людей, так это их число, а это огромное число — придаток к его имени. Ощущение массы мертвецов для Гитлера — решающее. Это и есть его истинная масса. Без этого ощущения его не понять, не понять ни его начала, ни его власти, ни того, что он с этой властью предпринял, ни к чему его предприятия вели. Его одержимость, проявлявшая себя с жуткой активностью, и есть эти мертвецы, пишет Канетти в статье «Гитлер по Шпееру». Я думаю, что упомянутая активность есть яркое проявление его глубоко некрофильской натуры.

Сами немцы нужны были Гитлеру постольку, поскольку они могли побеждать, и в этом тоже заключается поражение толпы. В качестве побежденных они не представляли для него никакой ценности и обрекались им на гибель. Примерно так же относился к народу Сталин. Его страсть уничтожить и унизить как можно больше людей можно усматривать не только как строительство пьедестала для собственного величия, но и как обретение покоя на грудах мертвецов.

Неистовое стремление к войне немецкого и советского фюреров, т. е. к уничтожению, к горам трупов, следует оценивать также и в плане их отношения к людской массе. Огромные армии тоталитарных государств — это тоже массы, причем наиболее послушные, управление ими, возможность значительную часть этой массы по своему желанию сделать мертвецами доставляли некрофилам Гитлеру и Сталину неизъяснимое удовлетворение. Такое же удовлетворение получал Гитлер при уничтожении евреев, Сталин — во время массовых репрессий, максимально расширяя психологическое пространство для своей личности. Следовательно, мир был для них невыносим. Массовое сеяние смерти есть тоже поражение толпы, которая, чтобы быть готовой к гибели, активно примитивизируется, как и составляющие ее отдельные люди, эти жалкие нумера.

Есть все основания рассматривать войну, столь свойственную тоталитаризму, как способ принесения людей в жертву богам, причем как в ходе самих военных действий, так и после них», когда уничтожаются пленные и мирное население. Так поступали немецкие фашисты в отношении советских военнопленных и населения завоеванных земель. Так поступали древние ацтеки, одна из главных целей многочисленных войн которых заключалась в захвате пленных в целях их последующего принесения в жертву богам. Чешский исследователь М. Стингл отмечает, что столь жестокую цель войны надо воспринимать в общем контексте ацтекского мышления, ацтекских религиозных представлений. Своей судьбе пленный не сопротивлялся и из плена никогда не убегал. Из кодексов и рассказов первых хронистов известен ряд случаев, когда пленный, по какой-либо причине не принесенный в жертву, сам домогался осуществления предначертанного ему удела.

У ацтеков принесение человеческих жертв было столь актуальной потребностью, что к жертвенному камню приводились даже побежденные в боевых соревнованиях «команды» двух дружественных городов. Когда испанцы из экспедиции Кортеса вошли в главный храм Теночтитлана, они насчитали там, по их рассказам, 130 тыс. человеческих черепов. Все эти люди были принесены в жертву лишь за несколько лет, предшествовавших появлению испанцев.

Тоталитарное государство называется так не только потому, что пытается охватить все стороны жизни общества и все области бытия личности, но и потому, что вырабатывает нормы и ориентации, принудительно обязательные для всех. Эти коллективные представления нацелены на формирование коллективного человека, человека толпы, что необходимо тираническому режиму и рационально для него, поскольку позволяет гибко и твердо управлять обществом. Люди как бы сами по себе, внешне лишь изредка следуя прямым указаниям высших властей, тем не менее все время выполняют их волю. На самом деле автоматическое поведение длительное время формируется путем воспитания, постоянной идеологической и психологической обработкой, обучением и «просвещением», а также силой, в том числе самой грубой и примитивной, кровавыми репрессиями, внушающими ужас. Силовое принуждение в большинстве своем приводит к покорности и полному послушанию. На определенном этапе коллективное подавляет индивидуальное, и советский, например, человек был именно коллективным человеком, что не могло не отразиться в литературе, искусстве, идеологических штампах и, самое главное, в его поведении.

Однако это отнюдь не изобретение большевиков и фашистов, несмотря на всю их чванливую уверенность, что лишь только они и открыли свой новый мир. Оно уже было, было давно, в глубокой древности, что еще раз дает мне основание считать тоталитаризм возвратом к примитиву и правлению коллективной Тени.

Л. Леви-Брюль исходил и того, что сознание первобытного человека целиком во власти коллективных идей и коллективных представлений. Они вырабатываются не отдельной личностью, а обществом, и отдельная личность получает их в готовом уже виде. Коллективные представления отличаются чрезвычайной императивностью, обладают почти принудительной силой и воспринимаются автоматически каждым лицом, так как они навязываются ему с раннего детства и, почти не поддаваясь действию критики, в неизменном виде передаются из поколения в поколение. Коллективные представления получают свое выражение в верованиях, обычаях и языке. Они целиком господствуют над сознанием первобытного человека, он мыслит, по мнению Л. Леви-Брюля, иначе, чем мы, поскольку его мышление целиком во власти коллективных представлений. Наши же представления настолько дифференцированы, что позволяют нам совершать сложные операции отвлечения, обобщения и логической классификации. Наше мышление — концептуальное, строящееся на понятиях, предполагающих развитую способность отвлечения и обобщения. Мы никогда не смешиваем представления объекта с вызванными им переживаниями и порожденными им двигательными реакциями. В коллективном же представлении первобытного человека все эти три элемента слиты.

Опираются на толпу не только властители, особенно тоталитарные лжемессии. Это делает и церковь, исходящая из того, что каждая душа принадлежит ей. В регионах господства той или иной религии, особенно мировой, все обстоит более или менее спокойно, и по большей части они не боятся конкурентов. Сами церкви и их здания уже давно приспособлены к определенной массе верующих, т. е. к тому, что в этих зданиях могут уместиться все желающие. Но и в мировых религиях есть свои трудности. Прежде всего, в рамках таких религий возникают различного рода секты, которых церковь страшится и неистово преследует. Все это рождает недоверие к толпе и желание как можно сильнее привязать ее к себе. Поэтому верующих так охотно сравнивают с овцами.

Толпа способна одобрить терроризм и экстремизм, если от этого не пострадает она сама. Террор тоталитарной партии или движения, самой лжемессианской власти направлен на то, чтобы воодушевить и мобилизовать своих сторонников. Он может быть весь продуман для того, чтобы создать хаос, и тогда революция, захват власти станут выходом из него. Террор гитлеровцев и тех, кто предшествовал большевикам, а также самих большевиков создавал неразбериху и сеял панику, разрушал государственные структуры, активно способствуя приходу к власти соответствующих групп. В дикости происходящего толпа не улавливала смысла, она была обманута, причем уже была готова к тому, что ее обманут, и совсем не стремилась докопаться до правды — она не смогла бы сделать этого.

Толпа выступает за террор, но только если этот террор организует и реализует вождь — фюрер, а не какая-либо группа или вообще одиночка, непричастные к тоталитарной власти. Но она же будет бурно приветствовать терроризм и экстремизм в отношении нежелательных для тоталитарной власти, ненавистных ею групп и отдельных лиц. Все это укрепляет тоталитарную систему, сливает вождя — фюрера с толпой. Иногда ликование масс по поводу территориальных захватов других стран превращается в магический ритуал и превращает толпу в пародию на саму себя. Так было, когда толпы приветствовали Гитлера или советские люди — Сталина и его приспешников, или требовали казни для изменников Родины, или ликовали по поводу какого-нибудь революционного праздника. Абсолютно не понимая, что все это только способ еще больше поработить их, толпы не отдавали себе отчета, что они участвуют в театрализованном и срежиссированном представлении, которое состоялось только потому, что власть разрешила его^[91].

Если понимать толпу как массу людей и слой общества, объединяемый единой идеологией, социально-психологическими и интеллектуальными узами, то она обладает еще одной характеристикой, которую журналистка Ю. Латынина точно назвала светской религиозностью. В отличие от настоящей религии светская, составляя сумму убеждений, легко проверяется опытом. К числу таких убеждений наших граждан относятся «Башни-близнецы взорвали сами американцы», «Теракт на Дубровке осуществили российские спецслужбы», «леди Ди убили британские спецслужбы», «так называемые демократы — это ставленники ЦРУ» и т. д. Любая попытка проверки расценивается как глупость или признак неблагонадежности, но сами утверждения о таких фактах никогда не проверяются, в них нет связности и доказательств. В них просто верят, как в Средневековье верили в ведьм и чертей, не требуя доказательств.

Людей всегда скрепляла в обществе и государстве какая-либо идея — чаще всего это была религия, а экономика и торговля обычно дополняли ее. С ослаблением религии в западных странах еще с XVIII в. появилась потребность в других, стискивающих все обручах. В некоторых странах им стала коммунистическая идея, производная от средиземноморских верований, в иных — национализм (нацизм, расизм), призванный «спасти» ту или иную нацию (расу) от «гибели».

В человеческой истории было немало деспотий, и далеко не каждая из них может быть названа тоталитарной или лжемессианской. Представляется, что современные тоталитарные или лжемессианские тирании можно определить как те, которые исповедуют какую-либо одну, но чрезвычайно важную и спасительную для толпы идею — в XX в. это была идея спасения и торжества немецкого народа (Гитлер и гитлеризм), итальянского (Муссолини) и спасения всего человечества путем построения общества всеобщего счастья и благоденствия (марксизм и большевизм). Были и другие тоталитарные идеи, особенно религиозные, например в Иране аятоллы Хомейни.