Мессии, лжемессии и толпа

Можно, по-видимому, утверждать, что всемирная история — это история войн и насилий. Разумеется, столь же весомые основания имеются для оценки ее как непрерываемой цепи созидания и творчества, любви и взаимопонимания. То и другое несомненно отложилось в коллективном (историческом) бессознательном, но первое — в тени, как все то, чего стыдятся и что по этой причине лучше прятать от солнечного света. Однако понять движущие механизмы общества невозможно, если не принимать во внимание то, что долгое время скрыто в темноте и вдруг мощно, уничтожая все на своем пути, вырывается вовне. Это зов древнего человека.

Даже теоретически нельзя ставить утопическую задачу устранить или уничтожить коллективное бессознательное — это было бы катастрофой для человека и человечества, которые научились жить именно с данными сферами психики и иначе существовать не могут. Это тем более важно отметить, что в содержание индивидуального бессознательного отдельного человека интегрировано коллективное бессознательное, которое, однако, не является его единственным источником. Такое невозможно сделать и светом сознания (пусть этого и желает Д. Радьяр), которое само «произрастает» из бессознательного и, следовательно, зависит от него, хотя, конечно, бессознательное младенца и бессознательное взрослого — далеко не одно и то же, причем у взрослого оно приобретает вполне определенную автономию. Такое и не нужно делать, поскольку бессознательное (индивидуальное и коллективное) отнюдь не является хранилищем того, что может вызвать лишь антисоциальные последствия. К тому же нет никаких оснований думать, что сознание человека и общества содержит только все светлое и непорочное. Например, постоянная и вполне осознанная алчность конкретного человека или кровавые законы деспотического государства опровергают это. Другое дело — взаимная ассимиляция и сближение этих двух сфер индивидуальной и социальной психики, овладение сознанием бессознательных содержаний.

6.2. Толпа в тоталитарном режиме лжемессий

Нам важно знать отношение лжемессий к толпе, которую они называют массой. Вот что говорил, например, Гитлер о ней.

Большая масса людей не состоит из профессоров или дипломатов. Небольшие абстрактные знания, которыми она располагает, направляют ее настроения и мысли в мир чувств. И от этого зависит ее негативное или позитивное поведение, признающее только силу одного из этих направлений. Сентиментальность массы вызвана в первую очередь ее исключительной стабильностью. Поэтому гораздо труднее подорвать веру, чем знания, труднее изменить чувство любви, чем уважение. Ненависть прочнее, чем антипатия, а движущая сила наиболее важных перемен в мире во все времена слабо отражалась в научных исследованиях, не воодушевляя массы. Напротив, в массах доминирует фанатизм, а истерия ведет их вперед.

Тот, кто овладеет массами, должен знать ключ, который откроет дверь к людским душам. Он называется, однако, не объективностью, а слабостью, требующей власти и силы.

Борьбу за души людей выиграет только тот, кто наряду с усилиями по достижению собственных целей станет уничтожать силы, поддерживающие противную сторону.

В яростных атаках на своих противников люди всегда видели доказательство собственной правоты, воспринимая отказ от их ликвидации как неуверенность и сомнения в справедливости своих требований, а то и вовсе как признак своей неправоты.

Большие массы людей являются лишь частью природы, и осознание этого не допускает сплошных рукопожатий, ибо каждый хочет чего-то другого. Всеобщим желанием становится победа сильнейших и достижение безоговорочной капитуляции слабых.

Нацификация народных масс будет успешной только тогда, когда вместе с позитивной борьбой за их души будут уничтожаться международные отравители^[87].

В отличие от других видов деспотий современный тоталитаризм не есть просто власть кровавой верхушки над задавленным народом. Напротив, одна из особенностей коммуно-фашизма состоит в том, что он овладевает массами, формирует ее стремления и желания, ее мировоззрение и психологию, а затем умело использует это. Массы уже готовы к такому повороту событий, к такой своей роли. Поэтому они, как правило, поддерживают режим, они искренне убеждены в том, что все делается во благо народа, они восторженно приветствуют каждый такой шаг властей и в истерике рукоплещут своим идолам.

Ни в коем случае не следует преуменьшать тираническую силу и опасность массы, толпы^[88], пораженной красно-коричневой эпидемией. Во-первых, народная масса подавляет и преследует личность в первую очередь свободную и творческую. Этим наносится мощный удар культуре, обществу угрожает откат далеко назад, к тем временам, когда личность должным образом еще не выделилась из племени или рода. Таким путем масса обеспечивает возврат к примитиву. Во-вторых, зараженная тоталитаризмом толпа, прежде всего ее нижние люмпенизированные слои, стремится избавиться от традиций, освободить свои низменные инстинкты и свою животную природу и тем самым сбросить многие нравственные путы. Толпа требует простых и простейших решений, и это рабское восстание примитивизма. В-третьих, масса, да еще на подъеме, опьяненная посулами и обещаниями, жаждет вождя и обретает его. Вождь, в свою очередь, извлекает из этого максимум выгоды для себя, в частности для расправы со своими политическими противниками. В-четвертых, зная вожделения толпы, чутко улавливая ее психологию и настрой, верховные главари, умело манипулируя ею, становятся еще более агрессивными. Следует подчеркнуть, что преступные вожди крепко держат массу в руках, в том числе с помощью демагогического трезвона, эксплуатируя ее интеллектуальное невежество и готовность довольствоваться суррогатами культуры.

В странах деспотической диктатуры масса (толпа) иногда напоминает параноика, который видит мир таким, каким он ему нравится, вместо реального, с которым он не может примириться. При неумении отделять причины от следствий паранойяльный взгляд на мир приводит к тому, что толпа становится не только излишне доверчива, но и весьма агрессивна в целях изменения окружающего по своему усмотрению. Она предрасположена к тому, чтобы у нее был враг, внутренний или внешний, который (в ее глазах) является главным источником всех бед. Если же враг в пределах досягаемости, то его уничтожают, как это сделали с евреями в нацистской Германии.

Толпа как носитель идеологии в основном состоит из посредственностей, которые рассматривают человека сквозь призму ходячей, обывательской морали, и не способна ни к широким обобщениям, ни к анализу глубинных причин явлений, которая она же наблюдает и в которых сама участвует. Толпа консервативна, и она же верит в таинственные события и в людей, стоящих над ней.

Толпа может охотно смириться со своим низким уровнем материального обеспечения и не заметить потери свободы. Она нисколько не возражает против коллективизации всей жизни тотального контроля. Я думаю, что это отнюдь не случайно, поскольку именно такой контроль и такая всеобщая взаимозависимость повторяют тот строй и образ жизни, который был характерен для ее далеких предков из первобытно-общинного мира. К тому же подобная общность, вертикальный и горизонтальный гнет создают для толпы иллюзию безопасности, что для нее очень важно. Здесь масса психологически смыкается с вождем, который выступает главным гарантом ее безопасности. Ради последней она отказывается от цивилизации, к которой всегда подспудно испытывала отвращение, хотя иногда и пользовалась ее отдельными достижениями. Толпа может активно выступать и против демократии как необходимого атрибута современной цивилизации, если демократия не представляет необходимой защиты среди обрушившегося на нее хаоса. Страх перед ним умело использует сам тиранический режим, постоянно запугивая толпу и добиваясь тем самым ее повиновения. Режим соблазняет возможностью защиты и быстрого решения сложных насущных проблем, не сковывая свои действия партийной борьбой и другими требованиями цивилизации.

Подводя предварительные итоги, можно отметить, что диктаторы и диктатуры XX–XXI вв. в той же мере являлись творцами масс, в какой и массы — их создателями. Было встречное движение, взаимное ожидание, был союз, под которым тем не менее скрывались недоверие друг к другу и глухая вражда, причем этот нижний этаж редко им же осознавался. К тому же содержание отношений сторон было, несмотря на огромное сходство, различным — масса, наученная вековым опытом, до конца не доверяла власти, а власть всегда испытывала презрение к толпе, которое было сильным еще и потому, что вожди в своем подавляющем большинстве вышли из безвестных глубин народа. Однако в наивысшие периоды расцвета режим и толпа были гармонично слиты.

В год прихода Гитлера к власти, в 1933 г., К. Г. Юнг в своих лекциях в Кёльне и Эссене говорил, что власть в настоящее время определяется просто подавляющим весом масс. Неудивительно, что ныне в воздухе носится ощущение катастрофы — словно с гор свалилась лавина, которую ничто не способно остановить. Человек коллектива грозит удушить человека-личность, чьему чувству ответственности в конечном итоге обязано своим существованием все ценное в истории человечества. Масса как таковая всегда безымянна и безответственна. Так называемые вожди являются неизбежными симптомами массовых движений.

Во многих случаях диктатуре необходимо прибегать к насилию, вследствие чего такой способ решения сложнейшей задачи защиты масс всячески пропагандируется и в конце концов принимается ею. Муссолини, например, писал: «Нам было необходимо проложить свой путь через насилие, через жертвы, через кровь, чтобы установить столь желанный массами порядок и дисциплину, а добиться этого слюнтяйской пропагандой было невозможно». Дуче утверждал также, что «люди устали от свободы. Теперь свобода уже перестала быть той непорочной и строгой девой, ради которой боролись и гибли поколения второй половины прошлого века. Для взволнованной и суровой молодежи, вступающей в жизнь в утренних сумерках новой истории, есть слова, вызывающие гораздо большую привлекательность. Это слова: порядок, иерархия, дисциплина».