Мессии, лжемессии и толпа

Гитлер всегда ощущал свою особость, свою неспособность к человеческим отношениям, а отсюда затем и свою предназначенность к великим свершениям. Война была для Гитлера великим положительным моментом его формирования, «огромным впечатлением», «грандиозным», «столь счастливым», как сам он это сформулирует, безудержно приветствуя этот опыт, имевший для него, по существу, метафизический ранг.

Сам Гитлер скажет, что война его перевернула. Ибо, помимо всего иного, она придала ему, чувствительному молодому человеку, твердость и осознание его собственной ценности. Примечательно, что теперь он уже не боится показаться на глаза своим родственникам — отпуск в октябре 1917 и в сентябре 1918 г. он проводит у родных в Шпитале. Кроме того, на фронте он узнал пользу солидарности, получил какие-то навыки самодисциплины и, наконец, ту веру в судьбу, которой будет отмечен патетический иррационализм его поколения в целом. Мужество и хладнокровие, которые были проявлены им под самым жестоким огнем, создали ему у однополчан своего рода нимб; если Гитлер рядом, говорили они, «то ничего не случится». Кажется, эта уверенность произвела большое впечатление и на него самого; она явно укрепила в нем ту веру в свое особое призвание, которую он настойчиво сохранял в себе во все эти годы неудач^[99].

Этот нимб впоследствии будет только укреплен.

У Сталина много общего с Гитлером. Как и фюрер, наш «любимый» вождь был эмоционально холоден и жесток, как и он, являл собой типичного садонекрофила и шел напролом, невзирая ни на какие нравственные препятствия. У Сталина, собственно, и не было никаких нравственных правил. Он был мастером интриги, и это мастерство было ему остро необходимо, поскольку конкурентов в борьбе за власть оказалось очень много, значительно больше, чем у Гитлера. По-видимому, был прав Р. Такер, что обращение отца Сталина с сыном, в особенности то, что он бил мальчика и бил при нем его мать, развило в Сталине с детских лет ощущение одиночества во враждебном мире и чувство глубокого страха. Со временем он стал замкнут, холоден, неразговорчив.

У Сталина была не совсем обычная способность как бы стоять над толпой, плыть над ней своим курсом. Это создавало ему ореол не только всезнающего человека, но еще и заботливого отца, которому вполне ведомо, куда он ведет. Человек толпы поэтому доверял ему и восторженно встречал, что подкреплялось всегдашним послушанием народа власти и в то же время страха перед ней. Не будем забывать о громогласности несмолкающей какофонии прославления этого человека.

Жизнь и деяния этих двух мерзавцев удивительно схожи, но вот смерти их были очень разные. Гитлер потерпел полное фиаско, и его особенно никто не оплакивал, если не считать группового самоубийства семьи Геббельсов. Сталин же умер как победитель и во всенародных слезах. Долгое время простой народ, толпа просто не знали, как жить без него и каким будет теперь окружающий мир. Он и сейчас победитель и вождь толпы.

Чем меньше человек, чем более узкие масштабы его личности, тем больше он нуждается в вожде. Очень важна роль в его идентификации массовых людей с ним. Чем беспомощнее массовый человек, тем глубже прячется эта потребность в чувстве единства с ним, склонность же к идентификации выступает психологической основой национального нарциссизма, т. е. уверенности в себе отдельного лица благодаря его ассоциации с правящим классом или нацией. Благодаря такой идентификации простой человек ощущает себя частью вождя, защищая свою религию, нацию или социальный слой, а следовательно, причисляет себя к расе господ. Со временем такой человек утрачивает сознание своей ничтожности и оправдывает свои действия преданностью вождю и делу, которому он служит.

Для человека великой державы очень важна идея принадлежности к ней через великую персону. Что-то от этой персоны переходит «ко мне», ведь «мне» «принадлежит» такая держава, а значит, и ее мудрейший вождь. Если враги поносят «твою» державу и ее вождя, то, значит, и «тебя», и вообще ругань в ваш адрес говорит лишь о том, что «нас» боятся в том числе, а возможно, и в первую очередь потому, что у нас такой вождь. Причем его ненавидят только толстосумы, а простой народ, вроде нас, его очень любит и уважает. Ведь недаром везде написано, что он вождь трудящихся всего мира.

6.4. Толпа-стая

Толпу-стаю прежде всего надо отделить от публики на концертах, зрелищных мероприятиях, в театре, церкви и т. д. Толпа-стая не обязательно должна собираться с целью что-то разрушить, разорить, уничтожить, хотя это бывает достаточно часто, особенно если иметь в виду религиозных фанатиков или футбольных болельщиков. Она может собраться также в связи с манифестациями, для требования справедливого приговора либо освобождения невиновного, восстановления каких-то нарушенных прав, приветствия любимого актера и по множеству других поводов.

Наблюдатели часто видят в сборище народа концентрацию общественного психоза, сходного с наркотическим или гипнотическим психозом. И пока пребывает в этом состоянии, она способна верить всему или почти всему, что ей скажут, и сделает такая толпа все, что ей прикажут. Они будут подчиняться любому призыву, каким бы бессмысленным он ни был. Очень важен повод для сбора толпы — одно дело требование справедливого приговора и совсем другое — разгромить болельщиков враждебной команды.

Если исключить религию, толпа лишена духовности и не преследует духовных целей. Толпа же религиозных фанатиков, готовая разорвать на части любого, кого сочтет врагом своей религии, в сущности заботится как раз не о ней, а о себе. Преследуя и унижая религиозных врагов, ненависть к которым ее объединяет и сплачивает, она защищает сама себя. Толпа фанатиков (любых!) не способна к рассуждению, но если, фантазируя, приписать ей эту невероятную для нее способность, то она должна прийти к выводу, что отстаивает то, что является фундаментом ее бытия. Поэтому масса как носитель идеологии и толпа как скопище склонны к экстремизму и его разновидности — терроризму, и она готова служить им людьми и материальными средствами, отдавать все свои симпатии и эмоции.

Толпа как скопище людей может полностью состоять из случайных личностей, до этого не знакомых друг с другом или знакомых с одним или двумя, например с товарищами из числа спортивных болельщиков. Но она способна сформироваться из большого количества хорошо знакомых, например односельчан или жителей микрорайона либо товарищей по работе. Люди, требовавшие смертной казни для так называемых изменников в сталинском СССР, обычно были рабочими и служащими одного предприятия или учреждения. Их умело организовывали в стаю, и они проникались общим настроением в отношении объектов своей ненависти.

Толпа-стая дает каждому ощущение личной связи, причастности к очень важному, к идее, имеющей глобальное значение. Толпу объединяет в общность несколько броских фраз и лозунгов, захватывающих эмоций, что создает для индивида ощущение общности, но это уже не эрзац общности, а настоящая, подлинная общность и единство. Особенно влияют на подобного человека грандиозные, торжественные церемонии, так любимые в тоталитарных странах, постоянные собрания, шествия, митинги и т. д.

Толпа — это прежде всего группа, отличительная черта — вовлеченность участников в совместную деятельность, причем не каждый участник толпы как группы понимает, в какую именно деятельность он вовлечен и какие функции возложены на него или он возложил на себя сам. В зависимости от того, какой именно является группа, она может рассматриваться как создаваемая усилиями людей, каждый из которых руководствуется собственными, независимыми мотивами, либо подчиняясь, даже слепо, общему настрою или общему влечению.

В толпе-стае, как правило, нет независимо мотивируемых субъектов, но они способны координировать друг с другом свои действия в той степени, в какой они соответствуют общему настроению или совместно поставленной цели. В такой толпе, особенно если она действует стремительно, ее участник может ничего не знать о том, кто с ним заодно, но какую-то информацию о нем, нужную для совместных поступков, он должен иметь. Вообще в повторяющихся и хорошо организованных ситуациях люди в состоянии действовать совместно и сравнительно легко потому, что они более или менее одинаково представляют себе, как следует поступить каждому участнику.

Толпа-стая всегда есть производное от толпы как носителя идеологии и менталитета. Наблюдения за гражданскими междоусобицами, особенно длительными, между толпами показывают, что у каждой стороны есть вдохновители и организаторы, обеспечивающие их не только материально и вооружающие, действующие тайно или открыто. Бывает и так, что для враждующих толп характерен один и тот же менталитет.

Толпа-стая требовала казни Христа, насмешками и издевательствами сопровождала его к Голгофе. Толпа-стая испускала крики восторга, когда в Европе сжигали еретиков на кострах. Толпа-стая активно способствовала приходу Гитлера к власти, когда уничтожала его противников и навязывала нацизм всем другим, она же крушила магазины, принадлежавшие евреям, а из самих магазинов воровала товары; люди из такой стаи потом служили в лагерях смерти, каждодневно проявляя садизм. Толпа-стая требовала в СССР крови так называемых предателей и врагов Сталина. Толпа-стая, умело организованная, и сейчас поддерживает истошными воплями любые действия властей. Толпа-стая футбольных болельщиков способна к погромам и убийствам, она вообще главное действующее лицо погромов в этно-религиозных конфликтах — не нужно разбираться в том, кто прав, а кто виноват, какова национальная, расовая или религиозная принадлежность человека, — ей ясно указывают, кто должен быть уничтожен и, следовательно, кто виновен.