Месть амазонки

Снова запела сталь, и прихвостни колдуна схлынули, как волна перед утесом. На земле осталось шесть трупов. Неожиданно кто-то вскрикнул, и Паланг обернулся. Тело колдуна сияло, охваченное холодным, голубым пламенем. Оно разгоралось все ярче, пока наконец достигнув своего пика, не погасло с громким хлопком. На месте трупа было только выжженное пятно. Охрана наконец сообразила, в чем дело, и, сорвавшись с места, окружила воина плотным кольцом. Паланг стоял, не предпринимая попыток к бегству.

— Взять его! — раздался приказ — и в воина уперлось два десятка копий.

Спокойно отдав клинки, воин позволил надеть на себя цепи и двинулся в указанном направлении, подталкиваемый наконечниками копий.

Толпа бушевала, грозя разнести ограждения и помосты. Гвардия с трудом сдерживала напор, но дело нужно было довести до конца. Перекрывая крики толпы, герольды объявили, что король вызывает оружейника Орматуса.

Сойдя с повозки, оружейник быстрым шагом подошел к помосту. Королева возложила венок на голову кузнеца, и тут же был зачитан указ о пожаловании мастеру графского титула. С возмутителем спокойствия предстояло разобраться отдельно.

* * *

Паланга привели в Башню Молчания, королевскую тюрьму, славную тем, что за последние тридцать лет из нее никому не удалось бежать. Воина обыскали. Даже видавшие виды стражники удивленно качали головами, глядя на груду оружия на полу.

Мечи, кинжалы, ножи, метательные ножи, метательные звезды, стилеты — словом все, что можно применить для уничтожения себе подобных. Тщательно проверив, все ли изъято, они заперли Паланга в камере.

Четыре шага в поперечнике, крохотное оконце шириной в две ладони под самым потолком и мощные стальные прутья решетки, разогнуть которые под силу лишь слону. Осмотревшись, воин грустно усмехнулся и присел на матрас, набитый прелой соломой. Выщербленный кувшин и дыра в полу для нужд, вот и вся обстановка.

Солнце клонилось к закату, когда в коридоре раздался грохот кованых сапог и у дверей камеры появился целый отряд. Двое с арбалетами встали по бокам от дверей. Загремели ключи, и послышалась лаконичная команда:

— Выходи.

Паланг молча подчинился. Его вели по темным коридорам. Спустившись в подвал, старший толкнул низкую дверь и шагнул в камеру. Согнувшись почти пополам, Паланг вошел следом. Это была камера пыток. Инструменты и приспособления палачей были аккуратно разложены на столе.

В углу жарко горела жаровня, у другого стола сидел сам король. Писец и еще двое прислужников сидели у стены. К воину шагнули двое полуголых палачей. Всю одежду их составляли кожаные фартуки и набедренные повязки. Сорвав с воина сапоги и безрукавку, они сноровисто привязали его к дыбе. Спокойно посмотрев на короля, Паланг усмехнулся:

— Это и есть королевская справедливость?

— Ты убил моего звездочета! — взвизгнул правитель, ударив кулаком по столу.

— Я убил колдуна, который помог уничтожить весь мой род и продал меня в рабство, — спокойно ответил воин.

Старший из палачей, осмотрев шрамы, вежливо поклонился.

— Ваше величество. Этот парень хорошо знаком с плетью и каленым железом.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Кроме того, на шее след ошейника. Похоже, насчет рабства он не солгал.

— Хорошо. Но ты осмелился взять закон в свои руки, — обратился король к воину. — Это могу делать только я. Только я решаю, казнить человека или миловать.

— Он был приговорен двадцать лет назад. Я привел приговор в исполнение.

— Твои действия — это бунт и смута. Плети, — коротко приказал король, и на покрытую рубцами и шрамами спину обрушились удары палачей.

Ни один мускул не дрогнул на лице воина. Он стоял сам, не позволяя себе провиснуть на руках. Палачи успели взмокнуть, когда наконец правитель остановил экзекуцию. За все время Паланг не проронил ни звука.

— Он что, железный? — изумленным шепотом спросил один из стражников.

Воин повернулся в сторону говорившего и хрипло ответил:

— Я проходил через это пятнадцать лет. Пятнадцать лет пыток и унижений, боли и крови. Неужели вы и вправду думаете, что сможете сломать меня? Это пытались сделать все заплечных дел мастера севера, наемники и мой хозяин. Не вышло. Меня можно убить. Но сломать никогда!

— Проклятый бунтарь! — завопил король. — Ты пройдешь все круги ада, но я заставлю тебя говорить правду.

В ответ воин только улыбнулся.

— Начинайте! — отдал приказ король.

В тот вечер даже бывалые стражники отворачивались, стараясь удержать тошноту. Запах паленого мяса, хруст выворачиваемых костей, треск разрываемой плоти и ни звука в ответ. Только яростный хрип сквозь стиснутые зубы.

— Я сказал правду.

На следующий день на всех углах был зачитан указ короля. За убийство придворного, неподчинение и попытку бунта приговорить воина Паланга к сожжению на костре. Все, кто был на ристалище и видел, что произошло, недоумевали. В чем бунт? Воин освободил город от колдуна.

Перешептывания раздавались в каждом переулке, в каждом доме. В город были спешно стянуты войска, и после захода солнца горожанам было запрещено появляться на улице.

* * *

Весь день с самого утра Лин не покидало чувство беды. Когда Паланг вскочил на коня, она еле удержалась, чтобы не броситься к нему. Остановить, удержать! Лаской, слезами, силой, как угодно. Но он взглянул на нее и ласково улыбнулся. Суровые черты осветились нежностью, а в глазах полыхнул дикий огонь.

Она поняла. Это не он идет в бой, это духи его племени бушуют в крови, и ей осталась только стоять рядом с кузнецом. Все шло прекрасно. Она видела, с какой легкостью он разбирается с противниками, как уверенно побеждает. Когда голова воина Змеи покатилась по земле, она вскочила на ноги и завопила от радости. Он победил! Но тут же осеклась.

Чувства страха и беды с новой силой нахлынули на нее. Потом случилось то, ради чего все было начато. Что он ответил королю и как смог приблизиться к колдуну, оставалось загадкой. Но она ясно видела, как мелькнул меч и голова колдуна покатилась. Как набросились на воина прихвостни, как, разбросав их, он спокойно сдал оружие и как сгорело в колдовском пламени проклятое тело. Его увели. Народ бесновался, радуясь избавлению от колдуна. Кузнец даже забыл об уговоре, и герольдам пришлось дважды выкрикивать его имя.

Потом начались странности. Паланг так и не вернулся в харчевню, а наутро она услышала королевский указ. За убийство приближенного ко двору, попытку бунта и смуты, в назидание другим, воина Тигра сжечь!

Ее словно ударили по голове. Мыслей не было. Чувства словно умерли. Она вышла из харчевни и направилась на конюшню. Сапсан, привыкший к ней за время общения, нехотя двинулся следом, когда она взялась за повод, чтобы увести его с ристалища.

Недоверчиво кося огненным глазом, огромный жеребец фыркал и настороженно встряхивал головой. Заведя его в стойло, она оставила все, как есть, понимая, что ей не хватит сил расседлать жеребца. Теперь она была рада этому. Словно во сне, она прижалась к морде коня и, заглянув ему в глаза, попросила: