Месть – блюдо горячее

– Ну, отвечай быстро и честно, а не то в муку изотру. Продавал ты вчера эту дрянь Василию Полудкину?

– Ваське? Так точно, продавал.

– Когда и сколько? Как происходила покупка?

– Васька взял что-то много… Обычным днем ему хватало сороковки, а тут вдруг приперся сюда и потребовал сразу штоф. Я спрашиваю: а у тебя деньги-то на штоф есть? Покажи сначала. Он вынимает из кармана серенькую [20] и гордо ею машет: во! Еле-еле я ему сдачи нашел.

20

Серенькая – 25 рублей.

– Дальше что было? – Сыщик понял, что сейчас узнает нечто важное. – Один был Васька или с компанией?

– Компания его под окнами стояла. Зашел он один.

– Откуда знаешь про компанию?

Евграф всплеснул руками:

– Там голоса слышались, а потом Васька открыл форточку и крикнул туда: Князь, штофа хватит?

– Князь… – повторил статский советник. – Полагаешь, кличка?

– Навроде того.

– Ты сам компанию видел?

– Светло было, их благородие со службы еще не пришел. Я и разглядел, в спину, когда они со штофом уходили. Четверо было, не считая Полудкина. Один высокий, в косматой папахе.

– Раньше эти люди тебе попадались?

– Никак нет.

– Еще что имеешь сказать?

– Тот, высокий, Ваське выговаривал: пошто-де кричал, имена называл?

– Все?

– Все.

Лыков повернулся к поручику:

– Слышали?

– Да, но ничего не понял.

– Василий Полудкин вчера ночью был убит у себя в доме. Ему раскроили голову топором.

Поручик ахнул и перекрестился.

– …Я веду дознание. Нужно, чтобы завтра ваш виночерпий явился в сыскное отделение и под протокол рассказал то, что он сейчас сообщил мне.

– Будет, обещаю. – Гиждец смотрел настороженно, будто ждал подвоха.

Сыщик под локоть отвел его к окну.

– Жанно-Кристофор Янович. Вы ходите по краю ямы. Не верю, что проделки денщика для вас новость.

Офицер смутился.

– Мой вам совет: замените его. Верните обратно в роту, а взамен выберите кого-нибудь из крестьянского сословия, они не такие испорченные.

– М-м…

– Полковой командир ничего не узнает, – тихо проговорил командированный.

– Благодарю!!

– Честь имею.

Сыщики ушли. Фока уважительно пробурчал:

– Ловко вы их, ваше высокородие. Эти вояки такие гордые – на хромой козе не подъедешь. Тут признались без бою. А неужто в самом деле в полк не сообщите?

– Зачем же портить человеку аттестацию? Он напуган, денщика сменит, притона тут не будет. Ты заметил – главный был в папахе. Это они!

– Они, не ходи к гадалке. Четверо. Вот, значит, как ребята сторожа заполучили… Сам их в дом привел. На погибель.

Глава 6 Минус один

Питерец вернулся в номера и несколько часов поспал. К пяти утра он явился в управление полиции посмотреть на ночную добычу. Вдруг взяли четверых подозрительных? А один из них высокого роста, в папахе, и за поясом у него нашли измазанный кровью топор…

На Семинарской усталые надзиратели разбирали последних задержанных. Баулин увидел питерца и молча отрицательно покачал головой.

– Доложите.

– Так что, Алексей Николаич, хлопнули по пустому месту. Набрали полсотни всякого мусора, а наших нет.

– Так уж и мусор?

– Один только знатный попался, Вовка Сморчок. Сбежал осенью из арестантских рот и все это время спокойно жил в казарме возле мельницы.

– Давайте по порядку, с подробностями, – потребовал командированный.

Сергей Филиппович начал рассказывать.

Троицкая, иначе Ново-Александровская, слобода, сообщил он, штука своеобразная. Населения в ней больше, чем в ином уездном городе, – пятнадцать тысяч человек. Из них подавляющая часть – мещане. А по закону правят всем крестьяне, которых меньшинство. В административном отношении слобода представляет собой два отдельных сельских общества и управляется их соединенным сходом. Мещане, купцы, торговцы – по боку, они не имеют права голоса. В результате здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни мощения улиц; отсутствует даже собственная пожарная команда. Весной и осенью на улицах Троицкой слободы топкое болото, в котором вязнут и пеший, и конный. И всякому сброду живется здесь вполне вольготно. Домовладельцы обратились в управу, просили подключить слободу к электросети и пообещали установить у себя до двухсот лампочек. Но сход не поддержал ходатайства, и дело затормозилось.

Согласно задумке полицмейстера вчера ночью шестьдесят четыре конных стражника окружили слободу со стороны полей и создали «карусель», а по-военному – подвижную завесу. То есть они парными пикетами ездили взад-вперед, отлавливая тех, кто пытался убежать от облавы в поля. Часть всадников патрулировала полотно Уральско-Рязанской железной дороги; они тоже поймали несколько нищебродов. А отряды городовых прочесывали улицы. Самое сложное было обыскать Михайловку – кварталы по ту сторону железки, вокруг Троицкого кладбища. Местность неустроенная, дикая, правят там мукомолы и босяки.

В целом облава дала очень скромный результат, подытожил Баулин. Попались люди с просроченными видами или вообще без документов. Этих после удостоверения личности пошлют к месту жительства этапным порядком. Двое были полиции известны – воры, отбывшие тюрьму, с запрещением проживать в губернском городе. Да еще вот Вовка Сморчок.

Задержанную шушеру уже собирались гнать для временного содержания в работный дом. Лыков остановил этап, приказал всем выстроиться в ряд и прошелся вдоль него, внимательно рассматривая задержанных. Потом взял одного парня за ворот и вытолкал из строя:

– Этого на допрос.

Губернский секретарь спросил шепотом:

– Почему его?

– Он чем-то напуган.

– Так молодой, не обвык еще.

– Возможно, он из нашей четверки, – не понижая голоса, ответил статский советник. И у парня дрогнула щека…

– Видели? На допрос, немедля.

Задержанного повели наверх. Алексей Николаевич придержал начальника отделения и сообщил свои открытия. Услышав кличку атамана, сообщенную денщиком, Баулин разволновался:

– Точно Князь?

– Точно. И в папахе.

– Князь… Но который?

– У вас их много, что ли? – съязвил статский советник.

– Двое. Один липовый, второй другого фасону.

– Объяснитесь.

– Алексей Николаич, это надо с бумагами в руках. Давайте сейчас этого допросим, вдруг он с перепугу сознается. А после пойдем в картотеку, я вам про наших князей расскажу.

Парень, чернявый, с оспинами на щеках, стоял под лампой и щурился. Было видно, что он сильно нервничает. Статский советник с порога заорал: