Месть Демона

— Да, по крайней мере, один из них осознал, что он совершил, и после этого умер…

— Его так опечалило твое пьянство, что от этого у него случился сердечный приступ? —

Николай Васильевич веселился, но его слова не были обидными. Он действительно хотел мне помочь, я чувствовал это. — Если это так, ты нашел нечто чрезвычайно ценное для человечества, мне нравится такой способ разрешения всех наших конфликтов. Мы сможем распустить армии и открыть границы.

Нам не нужны больше будут суды и милиция, но наверно потребуется открыть больше пивных, и тогда каждый будет знать, что если он выпьет, то его месть осуществится…

— Этот человек умер не от сердечного приступа, его убили моим ножом, тем самым, что вы посоветовали мне когда-то сделать.

— Хороший нож от крови врага должен стать еще благороднее. Как ты его убил, расскажи? Бросил ему вызов, когда он находился с друзьями в каком-то питейном заведении, или оскорбил его, когда твой враг проходил по улице, назвав его низким и недостойным воина словом?

Я не понимал старика, он говорил так, словно за окном был пятнадцатый век, а не двадцать первый, и убивать своих обидчиков было нормой. Впрочем, он мне всегда казался странным, и если бы это было иначе, я бы не пришел к нему. То, что обо мне думают нормальные люди, известно.

— Я не убивал его, месть совершил один мой хороший знакомый.

— Замечательно — учитывая все то, что ты сказал только что. Выходит, это не твоя месть?

— Не знаю, — я развел руками. — Нож мой, и я, кажется, находился рядом, может быть, даже помогал.

Странные слова произносишь, — Николай Васильевич нахмурился. — Но слушаю тебя дальше, возможно я что-то упустил в твоей сбивчивой речи.

— Бандиты считают, что именно я убил этого человека…

— Из-за ножа?

— Нет, о нем они еще не знают. Просто после недолгого обдумывания решили, что всего два человека в нашем городе способны на месть за ангела, один я, а второй — тот, кто убил первого насильника. Но на него они не думают, потому что он имеет железное алиби.

— Становится с каждой минутой все комичнее и курьезнее, тренер тихо рассмеялся. — Тогда объясни, в чем твоя проблема?

— Я не знаю — убивал ли я, или просто стоял рядом…

— Главное не как убить, хоть это тоже имеет значение, важно кого ты убил. Если тобой был убит тот, кто надругался над ангелом, в этом нет ничего зазорного…

— Учитель за окном другое время и другая страна. Понятие благородства, чести потеряли свое значение. Теперь главным стали законы, а не суть того, что происходит. Меня за убийство, которого я, возможно, не совершал, могут посадить в тюрьму до конца моей итак не очень хорошей жизни…

— Когда ты собрался мстить, то должен был знать, чем все закончится, — Николай Васильевич открыл глаза и улыбнулся. Столько в этой улыбки было задора, доброты и поддержки, что у меня внутри на мгновение что-то отмякло. — Я еще не впал в старческий маразм и помню, в какое время мы живем. Если у тебя проблема с властью, нужно искать одно решение, а если проблемы с самим собой, требуется другое. Так?

Я кивнул. Нет, он по-прежнему понимал все, что я ему говорил, только его понимание шло на другом неизвестном мне уровне.

Я еще ничего толком не сказал, а он уже что-то понял. Говорил действительно путано, может быть, потому что еще не сформулировал проблему для себя. Тогда этот разговор мне нужен вдвойне…

— Простите, учитель. Боюсь, что у меня проблемы и с властью и с самим собой.

— Продолжай, — Николай Васильевич снова закрыл глаза. — Попытаемся для начала понять твои мотивы и желания. Если они были чистыми, то решение найдется. Если тобой двигали неправедные желания, тогда придется принять наказание, каким бы жестоким оно не было. Что ты от меня хочешь? Зачем пришел?

— Мне нужен ваш взгляд на мир, — я заерзал в кресле. Нет сидеть в нем определенно неудобно. — И еще я бы и сам хотел понять, в чем моя проблема, а потом попробовать найти решение.

— Хорошо, — кивнул тренер, по-прежнему не открывая глаза. — А кресла эти когда-то поставил здесь я. Они не были такими неудобными и жесткими, как сейчас, на самом деле я сам сделал их такими. У меня никогда не было времени на долгие и пустые беседы, которые требовались многим людям. Я задумался и нашел решение — как видишь, оно оказалось довольно простым.

Посидев в этих неудобных креслах, люди быстро находят нужные им слова и заканчивают пустой разговор. Важно и то, что люди не понимают, им просто не хочется долго со мной говорить, и поэтому на меня никогда не обижаются.

Как ты думаешь, что я тебе пытаюсь сказать?

— Не знаю… — честно ответил я. — Причем тут кресла?

— Мы используем решения в жизни, подсказанные нам другими людьми, книгами, фильмами, они не всегда правильны и часто неэффективны. Путей к истине ведет много, и если ты не можешь пройти проторенной дорогой, то это совсем не означает, что верного пути нет — просто ты идешь не туда.

Нужно осознать проблему, потом найти решение. Обычно первая мысль, которая приходит тебе в голову, не самая лучшая, большинство людей довольствуются именно этим, мудрые же находят то, что не замечают остальные.

Я пытаюсь тебе объяснить, что существует много способов решения той или иной проблемы. Месть не была лучшим решением, она просто понятна, но даже и в ней можно найти множество вариантов, в том числе и гораздо более безопасных, чем выбрал ты.

— Начинаю осознавать, ощущая на своей шкуре неприятные последствия, — грустно усмехнулся я. — Наверно, мне нужно было сразу придти к вам.

— Часто не мы идем, а нас ведут, — вздохнул Николай Васильевич. — Так бывает, человек многого не видит, потому что у него шоры на глазах. Знаешь, что такое шоры?

— Нет, это мне неизвестно.

— Обычно шоры прикрепляют лошадям, это такие кожаные пластинки с боков головы, и лошадь видит только то, что у нее спереди, говоря сегодняшним языком, имеет туннельное зрение. — Понятно…

— Так вот, когда у человека шоры на глазах, он видит только то, что ему показывают, так сказать, ущербную картинку мира, неполноценную. Обычно это делают, когда кто- то хочет, чтобы человек шел только в том направлении, которое ему указано.

— Тогда нас у всех шоры на глазах, — мрачно пробормотал я. — Мы все без исключения видим немногое, а понимаем еще меньше…

— Вот-вот, кажется, до тебя что-то начинает доходить, — усмехнулся Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. — Сердцебиение успокоилось, температура понизилась, адреналин из крови ушел, можешь говорить дальше. Итак, тебе известно, что оружием убийства послужил нож, а мотивом стала месть за убитого ангела. Так?

— Да, тренер.

— Хорошо, как я понял, ты, хоть и не убивал сам, но находился рядом?