Месть фортуны. Фартовая любовь

— Кончай трандеть! — вспыхнула Задрыга.

— Приморись! — цыкнул на нее Шакал. И подойдя совсем близко, сказал злым шепотом:

— Возьмешь «перо» на Короля, клянусь волей, клешни тебе сам вырву! Пусть дышит, как хочет! Доперло?

— Ну уж хрен! — огрызнулась Капка и тут же получила вескую оплеуху. Обидно стало. Шакал давно не рисковал поднимать на нее руку. И вдруг не сдержался.

— Хиляй хавать! И держись кентом! — приказал не как Шакал, как пахан.

Капка, проскочив мимо пацанов, быстро умылась, привела себя в порядок и вышла, как ни в чем не бывало.

— Так долю отвалишь, или зажмешь? — спросил ее Шакал при всех.

— А разве Король на холяву отсиживался? Тогда гони его положняк! Не на дармуху же фартовал с вами? Верно, кент? — глянула на Короля. Тот сидел пунцовый. Согласно кивнул головой. Капку это позабавило:

— Трехни, лафово ли «пахал»?

— Все в общаке! — ответил медвежатник.

— Гони, Шакал! Не обжимай своих! — потребовала Капка и пахан, задержавшись в своей комнате ненадолго, позвал дочь.

Та, глянув на долю медвежатника, вышла довольная, потрепала Короля по кудрям, больно крутнула ухо. И предложила:

— Давай бабки подобьем!

Когда подсчеты закончили, обсчитали долю каждого, ребятня осталась довольна.

Тоська заимела целую пригоршню дорогих украшений и хорошие деньги, на какие она могла купить себе все, что надо для девчонки.

Колька и Шурик получили по часам, по магнитофону, хорошие костюмы и рубашки и большие деньги.

Митька, получив свое, пошел в подземку навестить сестру. Данилка, вырядившись в новое барахло, забыл обиду на соседей, каких тряхнуть собирался, и тут же отпросился у Капки в притон, пообещав к утру вернуться.

Черная сова решила бухнуть в кабаке. Но Задрыга отговорила, сказав о чекистах, какие неотступно висят на хвосте малины.

Тогда и кенты Шакала вздумали навестить притон, куда появлялись только фартовые. Других не впускала бандерша — толстая, горластая баба.

— Хиляем, Король! Бухнем со шмарами! — позвали медвежатника. Тот поспешно отказался, глянув на побледневшую Капку.

Законники ушли. Даже Шакал. В хазе остались Задрыга с Королем, Тоська да трое стремачей, каким Шакал не велел линять от хазы.

Но Тоська решила пойти по магазинам, приглядеть что-нибудь себе. А Капка и Остап остались наедине.

Задрыга заварила чай. Налила в стаканы. Молча поставила перед Королем.

— Спасибо, Капелька!

— За что? — удивилась девчонка.

— За все разом. За любовь твою! За то, что призналась мне.

— С чего ты надумал? И вовсе не люблю!

Остап рассмеялся звонко:

— Теперь знаю! Не злилась бы на меня, если бы душа ко мне не лежала! А впрочем, о таком лучше не ботать. Это не словами проверяется, Капля! Время покажет! Оно верней клятв! — подошел к Задрыге, обнял за плечи. Та вывернулась:

— Ее ты тоже обнимал?

— Шмар не обнимают, глупышка! Их не любят. С ними — минуты…

— И ты опять к ним похиляешь?

— Капля! Ну зачем тебе нужна темнуха? Не вынуждай липу нести! Я фартовый! Такой же, как и все.

— Выходит, темнил, когда про любовь вякал? Лапшу на лопухи повесил мне?

— Вот это — брех! Я много раз хотел слинять к тебе. Пахан не велел. В дела брал. Их было много.

— А чего больше — дел или шмар?

— В притоне я два раза был! — сознался Король, отвернувшись в сторону.

— Чего ж сегодня не слинял?

— Зачем? Ты со мной!

— Как шмара? — вспыхнула Капка.

— Ну, какая из тебя шмара? Ты — «зелень». Шмары — зверюги! Им мужики да бабки. А к тебе — не подойди, кусаешься! Да и мала совсем. Ребенок! Потому меня не понимаешь, не можешь врубиться. Не все, чем пользуемся, — любимо. Так и шмары… Я не паинька. Обычный. А ты хочешь верности во всем, не давая взамен ничего.

— А что я могу? Я — фартовая. Клятву дала сходу. Сам секешь, что будет, если нарушим, — ответила грустно.

— Да ни черта не будет! — сдавил Задрыгу в объятиях. Та вырвалась:

— От тебя притоном воняет! — бросила в лицо обидное.

Остап руки опустил, отошел от девчонки молча. Закурил:

— Ты когда к Сивучу слиняешь? — спросил глухо.

Задрыга удивилась вопросу.

— Я думала, ты не хочешь этого?

— Мне надо знать! — ответил холодно.

— Зачем?

— А вдруг рискну слинять из малины в откол? Так вот и спрашиваю, чтоб твоего отъезда дождаться. И смыться навсегда. От всех разом!

— Вместе со шмарой?

— При чем она? Я без них дышал!

— Остап! Ты что? Слинять из фарта? Насовсем? И от меня? Но ты же законник? — не поверилось Задрыге.

— А чего? Кому я тут нужен? Малине? До фени! Да и Фомка есть! Тебе медвежатника Сивуч слепит. Кто я здесь? И зачем тяну резину? Для чего? У меня не две головы! Одна! А и в ту не раз стреляли. Один желудок всегда прокормлю, везде, где бы ни канал! Устал я от всего! Слиняю и баста! Завяжу с фартом!

— Ни хрена! А ты посеял про сход? Что он трехнет тебе? Замокрят за откол!

— Нет, Капля! Уже не ожмурят! Пока канала в Брянске, был тут кент из Ростова. Медведь прислал за долей. Ну и вякал про последние два схода…

— И что там было? — замерла Капка.

— Теперь фартовых отпускают в откол! Но под клятву на крови, что до гроба, никогда не высветит и не заложит ни одного кента! Ни ментам, ни фраерам не ботнет о малинах! Не станет пахать в лягашке! Уже много слиняло в откол. Всех не замокришь. Потому отпускать стали любого из закона, кому фарт не по кайфу…

— Вот это да! Какой же пидер до того додумался? — удивилась Капка.

— Так что отпустят и меня!

— Хрен в зубы! Отпускают с согласия пахана. А я — не уломаюсь!

— Ты пока не паханка!

— Шакал не сфалуется!

— Не он — сход решает! Паханов я сумею убедить. Силой нынче в малине не морят никого. Так кент вякал!

— Значит, смываешься в фраера? Ну, а тогда тебя закон не защитит от нашего решения!

— Сход выше! Ему все малины покорны, — отвечал не задумываясь.