Месть Гора
Шрифт:
Поэтому-то в зале, выходящей на широкий центральный двор, куда Ява привел Хети, Астерион сидел на низком сиденье, в то время как его супруга Алкиона занимала высокий трон, снабженный спинкой, украшенной по бокам скульптурным изображением извивающихся змей. Эти пресмыкающиеся, по виду отличающиеся от тех, что Хети успел изучить в Египте и Ханаане, символизировали мощь земли и подземного мира, которым под именем Гекаты тоже правила богиня Рея. Прислушавшись к советам друга, Хети в первую очередь обратился со словами приветствия к царице, являвшейся, как мы уже упоминали, великой жрицей Бритомартис и земным воплощением богини. Согласно обычаю она принимала подношения, руководила отправлением культовых обрядов и имела высшую власть в царстве, что не мешало ей передать полномочия судьи, дипломата и военачальника своему царственному
Царица ответила на приветствие Хети и, как того требовали правила вежливости, осведомилась о его здоровье. Потом пришел черед поздороваться с царем. Астерион улыбнулся в ответ и сказал, что сам он, равно как и жена его, и дочь, с нетерпением ожидает продолжения рассказа Хети. Нужно сказать, что у Явы была младшая сестра. Вернувшись на родину, он не узнал сестренку: когда сидонийские пираты выкрали его, купающегося недалеко от порта в Амнисосе, она была совсем маленькой. Сестру Явы звали Акакаллис в честь богини — дочери Реи. Девушка скромно сидела на низкой скамеечке по левую руку от своей матери. Хети поприветствовал и ее. Она ответила улыбкой.
Повинуясь жесту Астериона, молодой египтянин сел лицом к царской чете, в то время как Ява устроился справа от отца.
— Хети, — обратился к гостю Астерион, — последние три дня мы готовились к празднованиям в честь богини, и у нас, к превеликому сожалению, не было свободного времени, чтобы дослушать рассказ о твоих приключениях.
— И теперь, господин мой, — откликнулся Хети, — я не могу припомнить, на чем я остановился.
— Ты рассказал о своем детстве, о родителях, о младшей сестре и о деде Дьедетотепе, отце твоей матери, который передал тебе секреты мастерства, и ты стал Повелителем змей. Еще ты рассказал о таинственном храме Змеи, который, по твоим словам, похож на этот дворец, где мы служим нашей богине и живем. Ты рассказал, как подружился с молодым писцом по имени Небкауре и спас его от напавшего крокодила. И о том, как на охоте в зарослях тростника ты встретил таинственную незнакомку, которая потом стала твоей супругой [3] .
3
Об этом читайте в романе «Повелитель змей».
— Я восхищаюсь тем, что эта девушка осмелилась пойти против своего ужасного отца, желавшего навязать ей свою волю, — заметила царица Алкиона. — Для нас, кефтиу, странно слышать, что где-то мужчины могут так обходиться со своими женщинами, считая, будто имеют на это право. Богиня, которой мы поклоняемся, наделена большим могуществом, чем бог неба и гор, а мы, женщины, знаем, что мужчины ни в чем нас не превосходят, даже наоборот… Но мы предпочитаем говорить, что мужчины и женщины равны между собой, никто не имеет превосходства, и это вполне всех устраивает, хотя, конечно, каждый остается при своем мнении.
— Моя дорогая супруга, — обратился к ней Астерион, — твоими устами говорит мудрейшая богиня, и я вполне с тобой согласен. Эти люди, которых вы называете ааму, навязывают египтянам законы, свидетельствующие об их грубости. С твоих слов выходит, что они — настоящие дикари, и пройдет много времени, прежде чем их нравы станут мягче и они научатся вести себя достойно.
— Боюсь, они никогда не станут достойными людьми, — вздохнул Хети. — Более того, они навяжут египтянам свои позорные обычаи, превратив наших женщин — матерей, сестер, жен — в низшие существа, лишенные собственной воли и желаний.
— Да убережет нас богиня Бритомартис от подобного несчастья! — воскликнула Акакаллис.
— Не бойся, никогда не бывать такому на нашем острове! — заверил дочь Астерион.
На мгновение он задумался, потом сказал:
— Позволь напомнить тебе, что еще ты успел нам рассказать. Ты отправился в Великий Город Юга на царскую службу.
— Именно так. И я бы счастливо жил, будучи верным командиром армии его величества, если бы моя жена Исет не настояла на том, чтобы я разузнал, что сделали с ее матерью ее жестокий супруг. Зерах и безжалостные сыновья.
— Если я не ошибаюсь, — прервал его рассказ царь, — именно в Аварисе, куда ты отправился, вернее, когда
уезжал домой, ты познакомился с тем человеком — я не помню его имени, — который предал тебя и впоследствии привел к твоей жене ее отца и братьев.— И его поступок перевернул мою жизнь. Служанка Зераха уверяла, что мою Исет убил один из братьев, а тело эти нелюди забрали с собой.
— Поэтому ты согласился отправиться в страну гиксосов с поручением убить царя пастухов. По пути предав смерти убийцу жены, ты наконец пришел в город, где жили такие мудрые и добрые люди! И называется этот благословенный город… Не могу вспомнить…
— Город называется Содом, — подсказала Алкиона.
— Ну конечно! Содом Прекрасный! Надеюсь, его правитель, который благодаря тебе получил свободу, после того как провел несколько месяцев в плену у царя гиксосов, восстановил в своем городе прежние порядки.
— Этого я не знаю, мой господин, но полагаю, так оно и есть.
— Так-так… А еще ты поведал нам о том, как дважды спас от смерти этого царя гиксосов, которого должен был убить. И царя этого зовут Шарек [4] … Видишь, дорогая моя супруга, это имя я не забыл! Да сохранит мне Бритомартис память, призвав на помощь богиню Мнемозину!
4
Об этом читайте в романе «Цари-жрецы».
— Дорогой мой супруг, — откликнулась, улыбаясь, царица, — ты не настолько стар, чтобы жаловаться на память. Имя этого предателя, которого, если я не ошибаюсь, зовут Мермеша, ты забыл только потому, что оно недостойно запоминания, а не потому, что близка старость, приносящая забвение.
— Ты, конечно же, права, дорогая, — горделиво выпятил грудь царь Астерион. — Я чувствую себя юношей, и тело мое полно жизненной силы, как в молодости. Возвратимся же к твоему рассказу, любезный наш господин Хети. Твои подвиги, твое мастерство и твое благородство помогли тебе заслужить доверие этого царя, который сперва сделал тебя своим зятем, а потом и наследником.
— Именно так. И за всем этим я вижу волю покровительствующей мне богини, зовется ли она Изидой, Анат или Бритомартис, как зовут ее на твоем острове.
— А потом ты отправился вместе со своим тестем, царем, на завоевание Египта. Он сделал тебя своим наместником в Аварисе, что позволило тебе отомстить обидчикам… И вот мы подошли к последнему событию, о котором ты рассказал: из уст твоего тестя, этого жестокого дикаря, отца Исет, ты узнал, что на самом деле твоя жена жива. А ты к тому времени успел жениться на дочери Шарека, царевне Аснат, которую описал нам так живо, что мы прониклись к ней симпатией и даже, пожалуй, восхищаемся ею. Учитывая ее характер, ты понимаешь, что нам любопытно узнать, как она отнеслась к известию о том, что у тебя есть еще одна супруга, которая живет где-то в землях Ханаана — ведь именно там ты встретил ту танцовщицу, — и сын от этой женщины.
— Господин мой Астерион, ты опережаешь события! Знай же, что я не стал ни о чем рассказывать Аснат, ведь я не имел понятия, где искать мою Исет. Позволю себе напомнить, что в то время я еще не знал, где прячется Ханун, второй брат Исет, вместе с моим сыном Амени.
— Это правда, своим рассказом ты разжег наше любопытство, закончив его на самом интересном месте, и нам не терпится услышать продолжение, — признал Астерион.
— Так вот, Зерах, отец Исет, к которому я пришел с целью принудить его рассказать, где прячут моего сына, сообщил мне, что Исет не умерла, но полностью утратила память и дар речи, когда упала без сознания и ударилась затылком. Услышав это, я испытал такое потрясение, что мне показалось, будто жизнь меня покидает. Мне показалось, что моя душа-ба уходит из тела, чтобы отправиться в Ханаан на поиски души Исет, пребывающей среди живых. Силы оставили меня, я не мог и слова сказать. Я словно погрузился в полудрему, лишившись способности видеть, Слышать и осязать. Однако я понимал, что не следует показывать свою слабость и растерянность перед этим жестокосердным Зерахом. Мне нужно было все обдумать в тишине и уединении. Поэтому я покинул его дом, не задав вопроса о местопребывании моего сына. Признаться, я тогда не думал о нем. Известие о том, что Исет жива, словно подвесило меня между двумя мирами — радость и отчаяние терзали мою душу.