Месть Гора
Шрифт:
Выслушав меня, царь решил дождаться возвращения в Мемфис армии Якебхера. Приближалось время разлива, а поскольку кораблей у Якебхера не было, ему предстояло вместе со своими людьми провести несколько месяцев в одном из городов Дельты, не имея возможности преодолеть разлившийся Нил.
Знай же, господин мой Астерион и вы, мои внимательные слушатели, что когда звезда, которую мы называем Сотис, встает над горизонтом вместе с солнцем, Нил начинает мало-помалу выходить из берегов, и вскоре вся долина оказывается залитой водой. И только в городах сухо, потому что построены они на возвышенностях, куда вода не доходит. Проходит много месяцев, прежде чем вода начинает постепенно спадать, уходить в море. Земля после разлива еще долго остается влажной. Это наилучшее время для сева зерновых, которые, повинуясь могучей воле Озириса, быстро прорастают, и вскоре на полях долины уже колосья волнами перекатываются на ветру.
— Мы слышали рассказы о разливах этой реки, — сказал Астерион. — Этим люди обязаны Хапи, богу и повелителю Нила.
— Ты совершенно прав. Разливам Нила мы во многом обязаны богатством своей страны. Ее жители давно не знали голода, потому что наши прежние правители всегда наполняли закрома в годы хороших урожаев, чтобы народ не терпел нужды в зерне в те годы, когда вода поднималась слишком высоко или река чересчур пересыхала, не давая вызреть зерновым.
Нужно было переждать несколько месяцев, пока не настанет сухой сезон. Тогда Якебхер сможет окончательно покорить богатые равнины Дельты и прибудет в Мемфис. Однако Дидумес, в распоряжении которого, как я знал, имелся большой флот, мог воспользоваться разливом, чтобы спуститься к Мемфису на кораблях и нанести Шареку, оторванному от значительной части своих войск, сокрушительное поражение. Лошади и колесницы, дававшие гиксосам преимущество перед врагом, в период, когда земля залита водой, были бесполезны: в подобных условиях лучше было бы иметь не лошадей, а корабли. Порасспросив людей, я понял, что недооценил положение узурпатора. Оказалось, население страны поддерживает того, кто был возведен на трон жрецами храма Амона в Городе Скипетра. Гонцы царя Шарека, вернувшись, сообщили, что у Дидумеса было время собрать значительное количество воинов, которых он с большим удовольствием заставил пройти маршем перед посланцами гиксосов, желая произвести на них впечатление. Если верить гонцам, выходило, что в распоряжении узурпатора было двадцать тысяч солдат. Это означало, что египетская армия, по крайней мере на тот момент, численностью во много раз превосходила армию Шарека, сосредоточенную в Мемфисе.
Я не стал утаивать от царя свои опасения, но он предложил мне сделать скорость нашим преимуществом и тотчас же отправиться в Великий Город Юга во главе армии, собравшейся в Мемфисе. Тысячу воинов царь решил оставить при себе для охраны.
Должен признать, что мне совсем не хотелось вступать в бой с египетской армией, которой, как я недавно узнал, командовал Кендьер, отец моего друга и зятя Небкауре. Я погрузился в размышления. Если это правда, значит, либо Дидумес счел Кендьера талантливым военачальником и переманил его на свою сторону, либо Кендьер всегда был сообщником узурпатора и помогал тому свергнуть Аи Мернефере и сесть на трон Гора. Какой бы ни была правда, отец, а значит, и сам Небкауре, были у нового монарха в большой милости. В армии Кендьера уважали. Несмотря на установленную им железную дисциплину (Хети лучше, чем кто бы то ни было знал, как проходило обучение военному делу в египетской армии), и простые солдаты, и командиры восхищались талантом своего военачальника. Я даже подумал, не сам ли Кендьер подтолкнул Дидумеса к решению свергнуть Аи, ведь тот был сыном фараона, лишившего семью Кендьера должности визиря, которая несколько поколений передавалась от отца к сыну. Если мои рассуждения были справедливы, то вступать в войну с таким человеком, как Кендьер, было очень рискованно, более того, противостояние могло обернуться катастрофой. Поэтому я попытался удержать Шарека от решения, которое могло стоить ему потери завоеванных позиций.
— Сегодня ты — властитель половины территория Черной Земли, — сказал я ему. — Или вскоре станешь таковым — когда Якебхер завершит начатое, если, конечно, своими действиями он не восстановит против себя население.
Таким образом, мне удалось, избегнув подозрения в желании очернить Якебхера, заронить в ум моего царственного тестя зерно сомнения. Я посоветовал ему упрочить свою власть в Мемфисе и в то же время заняться укреплением города на случай, если придется здесь обороняться при нападении армии Дидумеса, а еще — начать строить флот. Я мог бы подсказать ему, что лодки можно изъять у египтян, но я решил не делать этого, потому что это не только лишило бы рыбаков и торговцев куска хлеба, но и еще больше разозлило местное население.
Мне все-таки удалось убедить моего господина Шарека не начинать военных действий, а, наоборот, попробовать заключить с Дидумесом мир. Мои речи были настолько убедительны, что царь тут же решил послать меня с этим предложением к Дидумесу в качестве посла. Должен сказать, у меня не было ни малейшего желания предстать перед человеком, который меня предал, да и мало приятным было бы для меня встретить Небкауре, который когда-то был моим другом. По словам посланцев, придворным Дидумеса было известно, что я стал зятем и наследником царя гиксосов. Для них я теперь был предателем, несмотря на то что они послали меня в Ханаан, чтобы я совершил предательство, заслуживающее еще большего презрения. Не забыл я и о том, что новый монарх, этот самый Дидумес, послал уведомить Шарека о том, кто я и что задумал, тем самым принеся мою жизнь в жертву своим интересам. Мне не сложно было подобрать слова, чтобы заверить
моего тестя в том, что я — худший посол из всех, кого он мог отправить к Дидумесу.— Нет сомнений, что он тотчас же прикажет схватить меня как предателя своего народа, — сказал я Шареку. — Зная о том, что я тебе дорог, он может взять меня в заложники, чтобы заставить тебя поступать против твоей воли, или попросту прикажет убить, решив, что этим тебя огорчит. Как бы он со мной ни поступил, вряд ли это обрадует мою дорогую Аснат.
Мои слова, и в особенности последнее замечание, заставили Шарека отказаться от попытки решить дело путем переговоров. Царь объявил также, что не намерен вести военные действия до тех пор, пока с севера не вернется армия Якебхера, и направить все силы на укрепление Белых стен — крепости, являвшейся сердцем Мемфиса, ибо она положила начало этому великому городу.
5
Мне пришло в голову, что, раз я в Мемфисе, можно было бы навестить родителей и деда Дьедетотепа. Я рассказал о своем желании царю, ведь в противном случае он мог бы решить, что я предал его и покинул город тайком. Поскольку речь шла о моих отце и матери, мне легко было заговорить об этом с моим господином Шареком, ведь я не видел родных уже несколько лет. Тесть предложил послать со мной отряд воинов, чтобы никто не посмел причинить мне вреда. Я постарался его отговорить, поскольку был уверен: отправляться с небольшим отрядом вглубь страны с враждебно настроенным населением, идти по территории нома, правитель которого, вне всяких сомнений, предан монарху, правящему в Великом Городе Юга, очень рискованно. Даже если бы я взял с собой ту тысячу воинов, которую привел из Авариса, мы рисковали потерпеть поражение при встрече с армией номарха, которая в лучшем случае с позором гнала бы остатки отрада до самого Мемфиса.
— Не забывай, господин мой, — сказал я Шареку, — что от стен Мемфиса к югу лежат земли, население которых относится к тебе враждебно. Мне кажется, что правители номов, чьи территории тянутся вдоль берегов Нила до самого Великого Города Юга, не готовы признать твою власть. Наоборот, перед лицом угрозы, которую представляет для их земель твоя армия, они сплотились вокруг правителя, возведенного на трон жрецами Амона, которого они почитают высшим божеством империи. Может статься, номархи земель, прилежащих к Мемфису, уже получили военное подкрепление и теперь представляют для нас серьезную опасность. Я хочу во время своего путешествия узнать, какими силами располагает правитель Нен-Несут [7] — одного из самых богатых и сильных номов, к тому же близлежащих к Мемфису. Я слышал, у правителя этого нома большая армия.
7
Это название означает «дом царского ребенка». Сегодня город известен под названием Ихнасья эль-Мадина. (Примеч. автора.)
Этот город более известен как Гераклеополь. Был столицей Нижнего Египта во время правления IX и X династии в Первый переходный период (2263–2070 гг. до н. э.). Один из важнейших культовых центров Древнего Египта.
В конце концов мне удалось убедить царя предоставить мне свободу действий. Потом я настоял на том же в разговоре с Аснат, которая вознамерилась идти со мной. В присутствии ее отца я сказал ей, что это было бы очень большим риском — она совсем не похожа на египтянку, а значит, ее могут схватить, даже если и не узнают, что она — дочь царя гиксосов. Что до меня, то, одетый в простую крестьянскую набедренную повязку, я всюду мог пройти незамеченным.
Мои доводы убедили супругу и тестя. На следующий день я оделся на египетский манер и тихонько покинул дворец, стараясь, чтобы никто меня не видел. Я вплавь пересек рукав Нила и, выйдя на западном берегу, отправился на юг, не зная, что новости, которых я так жаждал, меня опечалят. Я шел по дороге, которая вилась по границе плодородных земель и пустыни. Этой дорогой пользовались редко, поэтому-то я ее и выбрал, желая избежать встречи с теми, кто мог задержать меня в пути. Дороги, проходящие ближе к реке, пересекали поля и деревни, поэтому всегда были оживленными. Крестьяне не любили путешествовать вдоль края пустыни, потому что испытывали недостаток в воде, а еще там приходилось опасаться диких зверей, змей и даже кочевников, живущих в западных пустынях. Можно было предположить, что многие крестьяне страшились еще и душ умерших, потому что на запад уходили мертвые, влекомые желанием поскорее попасть в Аменти, и именно на западе во все времена строили египтяне свои некрополи…
К счастью, тело мое было все еще достаточно крепким, поэтому я прошел путь от Мемфиса до родных краев за два дня и две ночи. С собой я нес бурдюк с водой и мешок со съестными припасами. Утром третьего дня я достиг дома моего деда. Но, увидев, что крытая пальмовыми ветвями крыша кое-где провалилась, а вместо двери виднеется похожий на разверстую пасть проем, я понял, что деда здесь не найду. Дом был пуст, и мне стало очевидно, что в нем давно никто не жил. Сначала я подумал, что лучше всего сразу отправиться в храм Змеи, так как он был совсем близко, но потом я решил сперва навестить отца и мать, которые всегда рады приютить меня и рассказать, что нового в этих краях.