Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

Выбежав из дому, он столкнулся с Ренисенб и чуть не сбил ее с ног. Она схватила его за рукав.

–  Ипи! Ипи, куда ты!

–  К Нофрет. Она узнает, каково смеяться надо мной!

–  Подожди! Успокойся. Нельзя действовать необдуманно.

–  Необдуманно?
– Ипи презрительно расхохотался.
– Ты похожа на Яхмоса. Благоразумие! Осторожность! Ничего нельзя делать, не подумав! Яхмос - древняя старуха, а не мужчина. Да и Себек - только на словах молодец. Пусти меня, Ренисенб!

И выдернул у нее из рук свой рукав.

–  Где Нофрет?

Хенет, только что появившаяся в дверях дома, промурлыкала:

–  Дурное дело вы затеяли, дурное. Что станется со всеми нами? Что скажет моя любимая госпожа?

–  Где Нофрет, Хенет?

–  Не говори ему, - выкрикнула Ренисенб.

Но Хенет уже отвечала:

–  Она пошла задним двором. Туда, на поля, где растет лен.

Ипи бросился обратно в дом.

–  Зачем ты ему сказала, Хенет?
– укорила ее Ренисенб.

–  Ты не доверяешь старой Хенет. Ты всегда отказывала мне в доверии.
– Обида явственно зазвучала в ее ноющем голосе.
– А бедная старая Хенет знает, что делает. Надо, чтобы мальчишка остыл. Ему не найти Нофрет возле тех полей.
– Она усмехнулась.
– Нофрет здесь, в беседке… с Камени.
– И она кивнула в сторону водоема, повторив с явным удовольствием: - С Камени…

Но Ренисенб уже шла через двор.

От водоема навстречу матери бежала Тети. Она тянула за веревочку своего деревянного льва. Ренисенб схватила ее на руки и, когда прижала к себе, поняла, какая сила движет поступками Сатипи и Кайт. Эти женщины защищали своих детей.

–  Мне больно, пусти меня, - закапризничала Тети.

Ренисенб опустила девочку на землю. И медленно двинулась в сторону беседки. У дальней стены ее стояли Нофрет и Камени. Когда Ренисенб приблизилась, они повернулись к ней.

–  Нофрет, я пришла предостеречь тебя, - быстро проговорила Ренисенб.
– Будь осмотрительна. Береги себя.

По лицу Нофрет скользнула презрительная улыбка.

–  Собаки, значит, завыли?

–  Они очень рассердились и могут причинить тебе зло.

Нофрет покачала головой.

–  Никто из них не способен причинить мне зла, - с уверенностью изрекла она.
– А если попытаются, я тотчас же сообщу Имхотепу, и он найдет способ, как их наказать. Что они и сами поймут, если как следует призадумаются.
– Она рассмеялась.
– Как глупо они себя вели, оскорбляя и обижая меня разными пустяками! Ведь они только играли мне на руку!

–  Значит, ты все это предусмотрела?
– спросила Ренисенб.
– А я-то жалела тебя - мне казалось, что мы поступаем плохо. Больше мне тебя не жаль… По-моему, ты дурная женщина. Когда в судный час тебе придется каяться в грехах перед сорока двумя богами - Владыками справедливости24, ты не сможешь сказать: "Я не творила дурного", как не сможешь сказать: "Я не вожделела чужого богатства". И когда твое сердце положат на чашу весов, она перетянет другую чашу - кусочек правды, чаша с сердцем резко пойдет вниз.

–  Ты что-то вдруг стала чересчур благочестивой, Ренисенб, - угрюмо отозвалась Нофрет.
– А ведь я на тебя не жаловалась. Про тебя я ничего не писала. Спроси у Камени, он подтвердит.

И она, пройдя через двор, поднялась по ступенькам вверх на галерею. Навстречу ей вышла Хенет, и они обе исчезли в недрах дома.

Ренисенб повернулась к Камени.

–  Значит, это ты, Камени, помогал ей против нас?

–  Ты очень сердишься на меня, Ренисенб?
– с отчаянием в голосе спросил Камени.
– Но что мне оставалось делать? Перед отъездом Имхотеп поручил мне по первому же требованию Нофрет написать ему все, что она прикажет. Скажи, что ты не сердишься, Ренисенб. Что я мог сделать?

–  У меня нет права сердиться на тебя, - ответила Ренисенб.
– Я понимаю, ты был обязан выполнить волю моего отца.

–  Я не хотел писать, говорил, что мне это не по душе… И, между прочим, Ренисенб, клянусь, в письме не было ни слова против тебя.

–  Мне это безразлично.

–  А мне нет. Невзирая ни на какие приказы Нофрет, я бы никогда не написал ничего такого, что могло бы быть тебе во вред. Прошу тебя, Ренисенб, верь мне.

Ренисенб с сомнением покачала головой. Попытки Камени оправдаться звучали для нее неубедительно. Она чувствовала себя оскорбленной и сердилась на Камени: ей казалось, что он в какой-то степени предал ее. Хотя что с него спросить? Ведь он ей чужой, хоть и родственник по крови, но чужой человек, приехавший к ее отцу из далеких краев. Он был всего лишь младшим писцом, получившим распоряжение от своего господина и безропотно выполнившим его.

–  Я писал только правду, - настаивал Камени.
– В письме не было ни слова лжи, клянусь тебе.

–  Конечно, - согласилась Ренисенб, - лжи там и быть не могло. Нофрет слишком умна для этого.

Значит, старая Иза оказалась права. Эти мелкие гадости, которым так радовались Сатипи и Кайт, лишь сослужили службу Нофрет. Нечего удивляться, что с ее лица не сходила злорадная ухмылка.

–  Она плохая, - сказала Ренисенб, отвечая своим мыслям.
– Очень плохая.

–  Да, - согласился и Камени, - она дурная женщина.

Ренисенб повернулась и с любопытством посмотрела на него.

–  Ты знал ее и до приезда сюда, верно? Ты был знаком с ней там, в Мемфисе?

Камени смутился.

–  Я знал ее совсем немного… Но слышал про нее. Говорили, что она гордая, заносчивая и безжалостная, из тех, кто не умеет прощать.

Ренисенб вдруг сердито вскинула голову.

–  Я не верю тому, что написал отец, заявила она.
– Он не выполнит своих угроз. Сейчас он сердится, но по натуре он человек справедливый, и, когда вернется домой, он нас простит.

–  Когда он вернется, - сказал Камени, - Нофрет постарается сделать так, чтобы он не изменил своего решения. Она умна и своего добьется, к тому же, не забудь, она очень красивая.

–  Да, - согласилась Ренисенб, - она красивая.
– И двинулась в сторону дома. Почему-то слова Камени о том, что Нофрет очень красивая, показались ей обидными…

II

Всю вторую половину дня Ренисенб провела с детьми. Пока она с ними играла, неясное чувство боли, сжимавшей ее сердце, исчезло. Уже почти село солнце, когда она поднялась на ноги, пригладила волосы и расправила складки на мятой и перепачканной одежде. Интересно, почему это ни Сатипи, ни Кайт ни разу не вышли во двор?

Камени давно ушел. Ренисенб направилась к дому. В главном зале никого не было, и она прошла вглубь, на женскую половину. В своих покоях дремала Иза, а ее маленькая рабыня ставила метки на куски полотна. В кухне пекли трехугольные караваи хлеба. Дом словно опустел.

Ренисенб вдруг стало одиноко. Куда все подевались?

Хори, наверное, поднялся к себе наверх. Может, и Яхмос с ним или он пошел на поля? Себек и Ипи, скорее всего, при стаде или приглядывают за тем, как засыпают в закрома зерно. Но где Сатипи с Кайт, и где, да, где Нофрет?