Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

– Хори… мой добрый Хори. Он моя правая рука, во всем – и, кроме того, человек разумный и рассудительный.

– Они с Яхмосом как братья, – медленно проговорила Нофрет. – Может…

– Еще Камени. Он тоже писец. Я приставлю его к тебе. Если у тебя будут какие-нибудь жалобы, он запишет твои слова и отправит ко мне.

Нофрет кивнула:

– Это хорошая мысль. Камени – уроженец Севера. Он знает моего отца. И не подвержен влиянию семьи.

– И Хенет! – воскликнул Имхотеп. – Еще есть Хенет!

– Да-а, – задумчиво протянула Нофрет. – Еще есть Хенет. А ты можешь поговорить с нею прямо сейчас – в моем присутствии?

– Отличная мысль.

За Хенет послали, и она тотчас явилась на зов. Имхотепу пришлось довольно грубо прервать ее причитания по поводу отъезда хозяина:

– Да-да, моя добрая Хенет, но тут ничего не поделаешь. Я принадлежу к тем людям, которые редко наслаждаются продолжительным отдыхом. Я должен беспрестанно трудиться на благо семьи, несмотря на то что они не всегда это ценят. Но теперь мне нужно серьезно поговорить с тобою. Я знаю, что ты любишь меня и преданно мне служишь. И поэтому я могу тебе доверять. Береги Нофрет – она мне очень дорога.

– Тот, кто дорог тебе, господин, дорог и мне! – с жаром заявила Хенет.

– Очень хорошо. Значит, ты будешь защищать интересы Нофрет?

Хенет повернулась к девушке, которая смотрела на нее из-под полуприкрытых век.

– Ты слишком красива, Нофрет, – сказала она. – В этом вся беда. Поэтому остальные ревнуют… Но я за тобой присмотрю – буду предупреждать тебя обо всем, что они говорят и делают. Можешь на меня рассчитывать!

Какое-то время женщины молча смотрели друг другу в глаза.

– Можешь на меня рассчитывать, – повторила Хенет.

Губы Нофрет растянулись в улыбке – это была довольно странная улыбка.

– Да, – сказала она. – Я тебя поняла, Хенет. Думаю, на тебя можно рассчитывать.

Имхотеп шумно прочистил горло.

– Ну вот, похоже, все устроилось… да… все в порядке. Улаживать дела – это у меня всегда хорошо получалось.

Услышав каркающий смех, Имхотеп резко обернулся и увидел стоящую на пороге комнаты мать. Она тяжело опиралась на палку и выглядела еще более сморщенной и язвительной, чем обычно.

– Какой у меня замечательный сын! – фыркнула она.

– Мне нужно спешить… осталось дать кое-какие указания Хори… – пробормотал Имхотеп и с озабоченным видом поспешно вышел, старательно избегая встречаться взглядом с матерью.

Иса повелительно кивнула Хенет, и та послушно выскользнула из комнаты.

Нофрет встала. Они с Исой смотрели друг на друга.

– Значит, мой сын оставляет тебя здесь? Тебе лучше поехать с ним, Нофрет.

– Он желает, чтобы я осталась.

Голос Нофрет был тихим и кротким. Иса презрительно усмехнулась:

– Его желание ничего не значило бы, захоти ты уехать! А почему ты не хочешь? Я тебя не понимаю. Что тебе здесь нужно? Ты привыкла жить в городах… наверное, путешествовала… Почему ты выбрала однообразную жизнь здесь… среди тех – я буду откровенна, – кто тебя не любит, даже ненавидит?

– Значит, ты меня ненавидишь?

– Нет, у меня нет к тебе ненависти. – Иса покачала головой. – Я стара и плохо вижу, но я еще способна различать красоту и радоваться ей. Ты красива, Нофрет, и твой вид приятен моим старым глазам. И из-за твоей красоты я желаю тебе добра. Я предостерегаю тебя. Отправляйся на Север вместе с моим сыном.

– Он желает, чтобы я осталась, – повторила Нофрет.

В покорном тоне девушки явно проступала насмешка.

– Ты преследуешь какую-то цель, оставаясь здесь, – недовольно сказала Иса. – Интересно какую? Очень хорошо – тогда пеняй на себя. Но будь осторожна. Действуй обдуманно. И никому не верь.

Она резко повернулась и вышла. Нофрет не двигалась. Ее губы медленно растянулись, и широкая улыбка сделала ее похожей на кошку.

Часть II Зима

Глава 6 Первый месяц зимы, 4-й день

I

У Ренисенб вошло в привычку почти каждый день подниматься к гробнице. Иногда она заставала там Яхмоса и Хори, иногда – одного Хори, а иногда – никого, но каждый раз Ренисенб испытывала странное чувство умиротворения и покоя, словно она избежала какой-то опасности. Больше всего ей нравилось, когда Хори был один. Его серьезность, а также то, что он воспринимал ее приход как само собой разумеющееся, не задавая никаких вопросов, – все это доставляло ей странное удовольствие. Она сидела в тени у входа в грот, приподняв одно колено и обхватив его руками, и смотрела поверх зеленой ленты полей на сверкающие воды Нила, вблизи бледно-голубые, а дальше расцвеченные самыми разными оттенками, переходящими друг в друга, – желтовато-коричневыми, кремовыми и розовыми.

Впервые Ренисенб пришла сюда несколько месяцев назад, побуждаемая внезапным желанием укрыться от вездесущих женщин. Она жаждала покоя и дружбы – и нашла их здесь. Стремление убежать никуда не делось, но теперь его причиной было не горе и не желание укрыться от домашней суеты. Это было нечто более определенное – пугающее.

В один из дней она призналась Хори:

– Я боюсь…

– Чего ты боишься, Ренисенб? – Он серьезно посмотрел на нее.

Женщина на минуту задумалась. Потом с расстановкой произнесла:

– Помнишь, ты как-то говорил мне о двух разновидностях зла: одно приходит снаружи, а другое – изнутри?

– Да, помню.

– Потом ты объяснил, что имел в виду болезни, которые поражают фрукты и зерно, но я думала об этом… ведь то же самое происходит с людьми.

Хори медленно кивнул:

– Значит, ты увидела… Да, ты права, Ренисенб.

– Это происходит сейчас – прямо здесь, в доме, – с жаром сказала Ренисенб. – Зло пришло… снаружи! И я знаю, кто его принес. Нофрет.

– Ты так думаешь? – спокойно уточнил Хори.

Ренисенб энергично кивнула:

– Да-да, я знаю, о чем говорю! Послушай, Хори, когда я пришла к тебе сюда и сказала, что в доме ничего не изменилось, даже ссоры Сатипи и Кайт, это была правда. Но эти ссоры, Хори, были не настоящими. Я хочу сказать, что Сатипи и Кайт получали от них удовольствие… так быстрее проходило время… и они обе по-настоящему не злились друг на друга! Но теперь все иначе. Теперь они не только говорят друг другу грубые и неприятные слова – они говорят эти слова с намерением причинить боль и радуются, когда им это удается. Это ужасно, Хори, ужасно! Вчера Сатипи так разозлилась, что воткнула длинную золотую булавку в руку Кайт… А два или три дня назад Кайт уронила тяжелую медную кастрюлю с кипящим жиром на ногу Сатипи. И так во всем… Сатипи бранит Яхмоса до поздней ночи – нам хорошо слышно. Яхмос выглядит больным, усталым и запуганным. А Себек уходит в деревню к женщинам; домой он возвращается пьяным, кричит и хвастается своим умом!