Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

– Да.

В ответе Хори не прозвучало удивления. Он просто признавал факт, очевидно уже давно ему известный. Ренисенб повернулась к нему:

– Змеи опасны… но эта кобра была такой красивой… – задумчиво произнесла она.

Ренисенб посмотрела на искалеченное тело змеи и вдруг почувствовала, как у нее сжалось сердце.

– Помню, когда мы были маленькими, – задумчиво произнес Хори, – Себек набросился на Яхмоса. Тот был на год старше, но Себек – больше и сильнее. В руке у него был камень, и он бил им по голове Яхмоса. Прибежала твоя мать и разняла их. Я помню, как она стояла и смотрела на Яхмоса… как она кричала: «Так нельзя делать, Себек, это опасно. Говорю тебе, это опасно!»… – Хори немного помолчал, потом продолжил: – Она была очень красивая… Я так думал, когда был еще ребенком. Ты похожа на нее, Ренисенб.

– Правда? – Ренисенб было приятно это слышать. – А Яхмосу сильно досталось?

– Нет, не так сильно, как казалось. На следующий день Себеку было очень плохо. Наверное, чем-то отравился, но твоя мать сказала, что виновата его злоба и жаркое солнце – была середина лета.

– Себек очень вспыльчивый, – задумчиво произнесла Ренисенб.

Она снова посмотрела на мертвую змею и, вздрогнув, отвернулась.

II

Вернувшись к дому, Ренисенб увидела Камени, который сидел на галерее со свитком папируса в руках. Юноша напевал. Она остановилась, вслушиваясь в слова.

В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться:– Любимую дай мне сегодня ночью!Река – вино!Бог Пта – ее тростник,Растений водяных листы – богиня Сехмет,Бутоны их – богиня Иарит, бог Нефертум – цветок.Блистая красотой, ликует Золотая [29] ,И на земле светло. Вдали Мемфис,Как чаша с померанцами, поставленРукою бога… [30]

Он поднял голову и улыбнулся:

29

Золотая – эпитет богини любви и радости Хатор.

30

Пер. А. Ахматовой.

– Тебе нравится моя песня, Ренисенб?

– Что это за песня?

– Любовный гимн из Мемфиса.

Не отрывая взгляда от девушки, он тихо пропел:

Отяжелив густым бальзамом кудри,Наполнив руки ветками персей,Себе кажусь владычицей Египта,Когда сжимаешь ты меня в объятьях.

Ренисенб густо покраснела. Она поспешно вошла в дом и едва не столкнулась с Нофрет.

– Куда ты так спешишь, Ренисенб?

Голос Нофрет звучал раздраженно. Ренисенб с легким удивлением посмотрела на девушку. Наложница отца не улыбалась. Лицо ее было мрачным и напряженным, а кулаки – это не укрылось от взгляда Ренисенб – сжатыми.

– Прости, Нофрет, я тебя не видела. Здесь темно, когда входишь с улицы.

– Да, здесь темно… – Нофрет сделала небольшую паузу. – Снаружи гораздо приятнее… на галерее… когда слушаешь Камени. Он хорошо поет, правда?

– Да… хорошо… наверное.

– Почему ты не осталась и не послушала? Камени, наверное, разочарован.

Щеки Ренисенб снова залил румянец. Холодный, недоброжелательный взгляд Нофрет был ей неприятен.

– Ты не любишь любовные гимны, Ренисенб?

– А тебе не все равно, Нофрет, что я люблю, а что нет?

– О, у нашего котенка имеются коготки…

– Что ты имеешь в виду?

Нофрет рассмеялась:

– Ты не такая дура, какой кажешься, Ренисенб. Думаешь, Камени красивый? Вне всякого сомнения, это ему понравится.

– Я думаю, что ты отвратительна! – с жаром сказала Ренисенб.

Она бросилась мимо Нофрет в глубь дома, и вслед за нею летел язвительный смех. Но этот смех не смог заглушить воспоминания о голосе Камени, о песне, которую он пел, не отрывая взгляда от ее лица…

III

В ту ночь Ренисенб приснился сон.

Она плыла вместе с Хеем на барке мертвых в Загробный мир. Муж стоял на носу барки – она видела только его затылок. Затем, когда уже начало всходить солнце, он повернул голову, и она увидела, что это не Хей, а Камени. И в то же мгновение зашевелился нос барки, вырезанный в виде змеиной головы. Это была живая змея, кобра, и Ренисенб подумала: «Это змея, которая выползает на поверхность в гробницах, чтобы пожирать души умерших». Она была парализована страхом. А потом увидела, что вместо морды у змеи лицо Нофрет, и проснулась с криком: «Нофрет… Нофрет…»

На самом деле Ренисенб не кричала – все происходило во сне. Она лежала неподвижно, чувствуя, как бешено колотится сердце, и убеждая себя, что все это сон. А потом вдруг подумала: «Вот что бормотал Себек, когда вчера убивал змею. Он произнес: «Нофрет…»

Глава 7 Первый месяц зимы, 5-й день

I

Ночной кошмар прогнал сон. Ренисенб спала урывками, постоянно просыпаясь, а к утру сна и вовсе как не бывало. Ее не покидало смутное предчувствие приближающейся беды.

Она встала рано и вышла из дома. Ноги сами, как это часто бывало, привели ее к Нилу. Рыбаки уже погрузились в большую лодку и мощными ударами весел направляли ее в сторону Фив. Слабые порывы ветра надували паруса других лодок.

Что-то перевернулось в сердце Ренисенб, пробудив неясное желание, у которого не было имени. Она подумала: «Я чувствую… Я чувствую…» Но Ренисенб не могла определить, что именно. То есть у нее не находилось слов, чтобы описать свои чувства. «Я чего-то хочу – но чего?»

Может, ей нужен Хей? Но Хей умер, и его не вернешь. Она сказала себе: «Я больше не буду думать о Хее. Что толку? Все закончилось».

Потом она заметила еще одну одинокую фигуру, наблюдавшую за баркой, которая направлялась в Фивы, и что-то в этой застывшей фигуре потрясло Ренисенб, хотя она и узнала Нофрет.

Нофрет, смотрящая на Нил. Одинокая Нофрет. Задумчивая Нофрет… Интересно, о чем она думает?

Ренисенб вдруг с удивлением осознала, как мало все они знают о Нофрет. Ее воспринимали как врага – чужака, – не проявляя ни интереса, ни любопытства к ее прежней жизни.

Наверное, Нофрет здесь страдает в одиночестве, подумала Ренисенб, без друзей, окруженная только людьми, которые ее ненавидят…

Она медленно подошла к отцовской наложнице и остановилась рядом с нею. Нофрет на мгновение повернула голову, а затем снова устремила взгляд на Нил. Лицо ее ничего не выражало.

– На Реке много лодок, – робко заметила Ренисенб.

– Да.

– Там, откуда ты приехала, тоже так? – продолжила Ренисенб, повинуясь безотчетному порыву.

Нофрет с горечью рассмеялась.