Месть прошлого
Шрифт:
– Надо было через забор сигать, – вздохнул Ариш.
– Думаешь, не перепрыгнул бы?
Волк действительно поставил лапы на ствол, но в этот момент щенок покачнулся, упал, ткнувшись мордой в землю, и обиженно заскулил. Лютый тут же повернул башку к нему и в пару скачков оказался рядом. Обеспокоенно обнюхал, упреждающе грозно рыкнул на «пташек» и, аккуратно взяв волчонка мощными зубами, потрусил к открытой двери, где и скрылся. Злиться на Ирая и Ноэлиш расхотелось. Всё же, наверное, действительно удобнее во флигеле.
– И долго нам здесь сидеть? –
Словно в ответ на его вопрос в дверях показался Шидай. В этот раз в двуногой ипостаси. Со всклоченными волосами, в дурном настроении и полуголый. Штаны только натянул, но ещё даже завязать не успел.
– Проходите, – мрачно пригласил он и опять скрылся.
Шерех проворно спрыгнул вниз и прошёл в дом. Зайдя, он сразу оказался в небольшой гостиной, весьма скромно обставленной. В глаза бросилась простота жилища. По центру комнаты стоял мягонький диванчик, обивку которого украшали следы маленьких стоп; у стены книжный шкаф с застеклёнными дверцами; столик напротив дивана, пара кресел и большая яйцеобразная корзина с круглым отверстием в боку. В корзине, где-то в глубине на подстилке, слабо возился щенок.
– Садитесь, – Шидай натянул рубашку и сам опустился на диван.
– Смотрю, у вас успехи, – заметил Шерех, опускаясь в кресло. – И у тебя, и у Ранхаша.
– Да, щенок начал учиться ходить.
– А Лютый начал учиться не жрать кого попало.
– Детей мы не трогаем, – сухо отозвался Шидай.
Он явно не был рад визиту, но он всегда встречал Шереха без энтузиазма и, как казалось консеру, тяготился его присутствием. Шерех не раз задавал себе вопрос, а правильно ли он поступил, доверив правнука пьянице, сейчас, правда, бывшему, почти сошедшему с ума от потери и ищущему смерти? Но на третий месяц он понял, что это было едва ли не самое удачное решение за всю его жизнь. Шидай замер на краю бездны и вроде бы передумал в неё прыгать. Ранхаш был полностью отдан его заботе, и лекарь (тогда скорее бывший лекарь) стал нянечкой. Совсем скоро они превратились в одно целое: где был Шидай, там можно было найти и Ранхаша, а мальчишка и вовсе нигде не появлялся без него.
Первое время к Шидаю относились настороженно. Все ещё помнили, как его притащили сюда. Пьяного, обросшего, вонючего и грязного. Но никто не воспротивился решению Шереха. Только кормилица высказала робкие сомнения. Руахаш как уехал в храм, так и не вылезает из своих молитв. Менвиа появляется в доме мужа редко, предпочитая городской особняк, подаренный ей родителями. А Ирай и Ноэлиш, несмотря на своё ярое нежелание отдавать правнука Вотым, не знали, что делать с больным мальчиком.
– Не многовато тут места, – заметил Шерех, осматриваясь.
– Нам много не нужно. Тихо, спокойно, никто не мешает.
Из корзины донеслись хруст и болезненное поскуливание, и лекарь сразу встрепенулся. Но не встал. Исподлобья посмотрел на Шереха, сжал пальцы, но остался сидеть. Корзина закачалась, и в дыру просунулась встрепанная голова, а затем и плечики. Ребёнок полностью выполз, с трудом встал и замер, уставившись
на прадеда сочно-янтарными, почти рыжими глазами. На сердце потеплело. Хорошенький мальчик. Щёчки мягкие, круглые, волосики серебристые, серые бровки умилительно насуплены, и весь такой серьёзный и недовольный. Взгляд скользнул по печати на груди, и Шерех приметил несколько новых деталей.– Ранхашик, давно не виделись. Пойдёшь к дедушке? – Шерех, широко улыбнувшись, протянул к внуку руки, но тот посмотрел на него исподлобья, ладошкой решительно отпихнул его руки и полез на колени к Шидаю. – Эх, – с притворной грустью вздохнул консер.
Шидай осмотрелся, выискивая что-то, и достал из-под подушки рубашку мальчишки. В комнате повисло молчание. Шерех просто наблюдал, как лучший друг умершего сына ловко и аккуратно натягивал на капризно кривящего губы мальчика косо расшитую рубашку. И где только такую достал. Взгляд зацепился за кривоногих тощих лошадок, словно с детских рисунков сошедших.
– Слышал, Менвиа приходила. И как?
– Она жива, – скупо ответил Шидай. – И, надеюсь, в ближайший год не сунется.
Закончив с рубашкой, он оперся локтями на колени и крест-накрест обнял Ранхаша, почти полностью скрывая его в своих объятиях. На душе у Шереха стало совсем тоскливо. В который раз он приходил, чтобы найти подтверждение уже известному, но так и не находил в себе силы спросить напрямую.
– Пусть Руахаш присмотрит за своей женой, – холодные жёлтые глаза нехорошо прищурились. – Я её из постели выгнал, но кто-то не будет так щепетилен.
– Руахаш берёт на себя слишком много вины, – поморщился Шерех. – Я говорил с ним, но он уверен, не имеет права судить её. Боги с ними, Шидай. Давай о Ранхаше лучше поговорим. Что у нас нового?
– Вы уже всё видели. Щенок начал ходить. Переехали мы. Печать поправил, спит теперь лучше. Ох, Ранхаш…
Мальчик вытащил руку из-под рубашки лекаря и с гордостью продемонстрировал серебристый волос, выдернутый, по всей видимости, из живота.
– Ощипывает, маленький негодник, – умилился проказливости внука Шерех. – Так и полысеешь.
– Ладно хоть волосы… – тихо пробурчал Шидай, подстёгивая шаловливую фантазию консера. – Всё ему любопытно, всё на зуб надо попробовать, – мужчина отобрал почти засунутый в рот волос, охлопал подушку и, вытянув из неё длинное пёрышко, отдал ребёнку. Тот сразу же засунул его в рот.
– Жадала зовёт вас в гости. Сама приехать не смогла, Дишен своих младших привёз. Ранхаш, поедешь к бабушке?
Мальчик диковато посмотрел на деда и прижался к животу Шидая.
– А Шидая отпустишь?
– Раз зовёт, поедем, – без энтузиазма отозвался мужчина.
– Едем? – Ранхаш широко распахнул янтарные глазища и замотал головой. – Не, не-не, – и требовательно потянул лекаря за рукав. – Па не едет?
Словно нож между рёбер вошёл. Шерех замер, а Шидай бросил на него быстрый взволнованный взгляд и закусил губу.
– Я не учил, – глухо признался он. – Сам… не знаю, где услышал.
Шерех ожидал этого, но всё равно было больно слышать, как его собственный внук зовёт отцом другого мужчину, не его отпрыска. Единственный сын Борлана даже не заслужил того, чтобы маленький сын называл его отцом.