Сидоров мычал как идиот,Деву встретил, тут же и напился,Только дева, нежно раскрывая рот,Целовала сладостно со смыслом…У реки вблизи несущих время вод,Где луна повисла коромыслом,Обладая девой, Сидоров поет,Ощущая, как бегут на небо числа…И продлевается во тьме безумный род…Вот отчего тоска его изгрызлаИ птичка, полетев, зовет в полет,Но Сидоров, ей улыбнувшись кисло…В деве углубляется как крот, —И он не то, что высоты боится,Просто там его никто не ждет…А здесь он девой огненной истискан…И гудит как вдаль плывущий пароход,Осеменяя ее ласково без риска,Забыв, что в лонах зарождается народ,Сидоров порхает очень низко…Переходя
всю Вечность точно реку вброд…Он над собою издевается со смыслом,Которого и сам не сознает,Ибо плывущие года, как те же числа…Из лона нам рисуют чудный переходУже в другую неизвестную Отчизну…Так обладая девой, Сидоров поет,Не потому что вдруг тоска его изгрызла…Он просто видит то, что небосводЧерез себя уносит с ветром жизниИ вместо знания одну любовь дает…Истирая до пустот небесных мысли…
Молитва Цикенбаума
Хорошо дев томных лапкиПрямо к сердцу прижимать,Утопать в их нежных ямках,Превращая деву в мать…Цикенбаум шепнул с чувством,Над Окой кружа мечты,Дев прелестное искусствоЗавалило за кусты…И крича уже зверюгойЦикенбаум от страстейБудто тень бежал по кругу,Создавая вмиг людей…Стон борьбы и неизменноНаслажденья сладкий вздох,Девы – ласковые серны,Цикенбаум – чудный Бог…И в волнах все девы – нимфы,А профессор их – Нептун,Так вот жизнь играет с мифом,Задевая всех, кто юн…Всех, кто любит и смеется,Раскрывая свет души,Обнимает жарко солнце,Строя всюду миражи…Лишь потом с луной в ненастье,Бродят плача, старики,Ими прожитое счастьеПротекает в тьме реки…Цикенбаум видит много,Только с девами молчит,Ублажив их, шепчет БогуПро Бессмертие и стыд…Стыд как чувство крайне странно,Если нет нигде тебя,Кто стыдится будет явноВсех грехов твоих, Земля?!…Так вот родилась молитваНа научном языке,Цикенбаум видит в битвахМир потерянный в тоске…Видит Гитлера, которыйИ скучает, и скулит,Возомнив себя героемВ битвах мир весь ворошит…А за ним Наполеон,Александр Македонский,Все хотят попасть на трон,Но гниют как те же доски…Где же души тех людей,Что смеялись и любили,Только дети их детейНичего не позабыли…Снова волны, снова страсти,Девы нежные во тьмеЦикенбауму на счастьеСебя дарят по весне…
Печаль Цикенбаума
Цветком прекрасным раскрывалась дева ночьюИ Цикенбаум целый час кричал,У Оки истерзанный весь в клочьяОн с жаркой девой приобрел себе причал…Потом в реке кричал он, дико в лодке,Бросала его дева в бездну чувств,И насытившись и девою, и водкой,Он рыдал, испытывая грусть…Стелился дым над тихою водою,Одна луна в тумане лет рослаИ Цикенбаум весь обласканный звездою,Ощущал, как нежно светятся тела…И как с мелодией таинственного летаОн молча по Оке струится вдаль,Познав свое проникновение от ветра,Как Богом данную на целый век печаль…
Дева, роща и Отчизна
Цикенбаум весь в заботе, —С девой в рощице вдвоем,Вновь в ее блаженной плотиОщущает чудный дом…В небе бабочки порхают,Созерцая двух нагихИ влюбляясь тут же стаей,Постигают нежный миг…А у рощи кобелиСуку течную ласкали,Сколько же везде любвиТварям божьим от печали…Воля к жизни, цель святая,Цикенбаум чует токИ дрожит, не уставая,Проливая в лоно сок…Так вот происходят жизни,Все случайно на земле, —Дева, роща и Отчизна,Тени умерших во мгле…Тело, лоно, бесконечность,Нежность, влага, пустота,Кто нас забирает в Вечность,Где кончается мечта?!…О,
профессор, что с тобою,Ты меня экзаменуешь?!Или создаешь с любовьюВ моем лоне снова бурю…Прошептала ему дева,Потрясенно вдруг вскричав,Цикенбаум смотрит в небо,Гладя деву в гуще трав…
Метафизика интимной близости Шульца
С девой Шульц увидел дубИ взобрался на верхушку,И касаясь нежных губ,Целый час любил подружку…А она потом рыдала,Что со мной наделал Шульц,Живот полон идеала,Видит Бог, я разрожусь…Шульц шептал ей виновато, —Девонька, я не со зла,Это все цветенье садаРаззадорило тела…А потом я был не в силах,Слыша, как поют дрозды,Вдруг расстаться с норкой милойПри сиянии звезды…Раз не смог, давай, женись! —Ножкой топнула подружка,А не то сгублю я жизнь,Тот же час пойду топиться!…Прекрати, мой милый друг! —Закричал Шульц в раздраженье, —Буду я тебе супруг,Лишь дари мне наслажденье!Наслажденье – это блажь! —Прошептала грустно дева, —Лучше строй для нас шалаш,Я не буду спать под небом!…Шульц шалаш соорудилЗа одно всего мгновенье,Обратившись в шепот крыл,Дева дарит ощущенья…Проникая в глубь ее,Шульц от счастия рыдает,В мгле молчит Небытие,Только тени кружат стаей…А вокруг растут кресты,Накрывают прах гробницы,Люди в лоне у мечтыРастеряли свои лица…Шульц дрожит в объятьях плоти,Он не верит ничему,Он как дух уже бесплотен,Только дева тащит в тьму…И сжимая своим лономШульца дух в глухой ночи,Шепчет разумом влюбленным:Смысла в жизни не ищи!…Все мы быстро умираем,Забывая жизнь как сон,Лишь друг в друге точно в раеМы находим нежный дом…Шульц кричит уже в экстазе,В лоне ощутив себяИ как будто Бога дразнит,Деву сладостно любя…Но молчит во мгле Всевышний,Удивляясь, – что наш прахПолон сладости излишнейУ Земли в ее лесах…
Беседа Шульца с Цикенбаумом о девах
– Подготовленность дев для выполненья функций, —
Шульц разбогатев, не спал ночами и сам с собою в одиночестве шептал…
– Поступательно сближаясь с каждой девой, приближаясь чудно к стадии оргазма, теоретически я всех осеменю! У каждой будет дом, бассейн, машина, служанка, повар… То есть повариха! Прекрасный летний сад и садовод… То есть просто баба – садоводка!
Цикенбаум к Шульцу ночью постучал, – Шульц, не хочешь со мной выпить водку?!
– Конечно, буду! – засмеялся Шульц, – И ты мне поможешь разобраться в нормах секса!
– Ты что, свиней решил как будто разводить?! – осведомился с любопытством Цикенбаум…
– Нет, не свиней! – обиделся вмиг Шульц, – А самых ярких характерных дев!
– Из сферы самых доблестных услуг?!
– Да, нет же, чистых, юных и прекрасных, нежнейших, девственных и самых милых дев!
– Да где ж ты видел их?! Таких уж разобрали!
– Надеюсь, Цикенбаум, что не всех!
– Те, что остались, те, конечно, все со мною!
– Профессор, вы не лопнете от счастья?!
– С тобою?! Никогда! Мой дорогой! Однако бы, пора нам выпить водку! – бутылку водки вскрыв, из горлышка сосет, и тотчас Шульцу выпить подает…
– Значит, дев решил собрать ты для содома?!
– О, да! Для сада и для дома!
– В саду и в доме будешь наслаждаться?!
– И наслаждаться, и осеменять!
– Так сколько ж хочешь ты, содомный мой, собрать?!
– Штук десять, может, двадцать, я не знаю! Ты ведь профессор – спец, так пособи!
– В любви всегда была значительной наука! – Цикенбаум снова булькнул водкой…
– Так сколько штук собрать мне, дев для счастья, чтобы добиться с ними нежного согласья?! – в нетерпенье возвышает голос Шульц…
– Разрешая столь серьезнейший вопрос, – шутливо сдвинул брови Цикенбаум, – Штук сорок бы, зараз к себе привез! И к черту бы послал ненужный разум!
– Но как же так, – не согласился Шульц, – Как раз бы с девами я сообща подумал, где нам прилечь, а где пощупать пульс!
– Не знал, что у тебя отличный юмор!
– Профессор! Цикенбаум! Сукин сын! – Шульц закричал и топнул раза два ногою, – Я дев хочу иметь как властелин! И не шучу с такою нежностью святою!
– Да ты никак, Любовь обожествил?!
– Ну, не совсем, но вес ее удельный чуть приподнял из всех последних сил! Теперь проблема – с кем залечь в постели?!
– Поверь, что это не проблема, при твоих значительных деньгах любая дева прибежит к тебе мгновенно! И каждой будешь наслаждаться в тайных снах!
– К чему мне сны, мне ближе всех реальность, люблю я видеть то, куда вхожу, пусть может с виду это и банальность, но не привык я доверяться миражу! Хочу я в центре быть и возрастать в объеме, чтоб из меня текли потоки масс и дети с девой голосили в каждом доме, символизируя собой весь мой экстаз!
– Да, ты, никак, вождь сексуальных революций?! Решил природу переделать на свой лад?!
– Да, да! Я изменю всю суть конструкций, создав из сладких дев безумный агрегат! Я новый секс создам, а с ним и производство! Я изменю интимных связей элемент!
– Да, ты, никак, опять про свиноводство, расписываешь мне эксперимент?!
– Да, да, эксперимент с девичьим сердцем! Я страсть поставлю на поток, от эффективности любви не отвертеться! Я натворю такое, что не делал Бог!