– Да, я – создатель сферы основной, стыдливых лон я первооткрыватель, концептуально связанный с весной!
– О, бедный Шульц, о, как же ты напился! Не знаешь уже сам, о чем твердишь!
– А разве в чувствах есть хоть капля смысла?!
– Смысл есть во всем, о, бедный мой малыш!
– Однако, Цикенбаум, ты пьян больше! И сам соображаешь как ребенок!
– Зато ты, Шульц, болтаешь еще дольше! И несуразицу несешь как из пеленок!
– Что делать нам, несчастным алкашам, одним и позабытым среди ночи?!
– Надо дев позвать, чтоб стали утешать! А еще лучше, чтобы
рвали нас на клочья!
– Ты, Цикенбаум, за интимный вандализм?!
– Но на основе самых нежных ощущений!
– А я за вожделенный деспотизм с прекрасным качеством глубоких наслаждений! Представь себе тьму самых страстных дев! Все невесомы и вращаются все в трансе! Ты прилипаешь к каждой, обалдев, стихи читаешь и поешь романсы о той же сладостно сближающей любви!
– А по мне бы, Шульц, в воздушном танце проникновения в их тайный мир ловить!
– А что я делаю, когда пою романсы, взаимодействуя с их чувственным нутром?! Я тоже увеличиваю шансы – заловить свою красавицу потом!
– Однако, Шульц, пора уже бай-бай, видишь, солнце тычется в окошко?!
– Как хорошо о девах покумекать хоть немножко!
– Но еще лучше, Шульц, почуять с ними рай!
– Но это надо все обдумать, подготовить!
– Пожалуй, Шульц, я спать уже пойду, а ты уж разбирайся сам с любовью, поштучно дев собрав, как хрюшек во хлеву!
– Ну, что ж, адью, мой Цикенбаум, твои шутки, – все ж не лишили меня сладенькой минутки!
Стыд Цикенбаума
Сердце бьется, счастье близко,Дева вся уже дрожит,Цикенбаум ей истискан,Ощущает в речке стыд…Стыдно голым в ее лонеНаслажденье получать,Каждый смертный в этом тонет,На всем близости печать…Два холма вдруг из тумана,Нежных две ее груди,Округляют суть обмана,В круге вся Земля плодит…И объятый глубиною,Девой жаркою обвит,Цикенбаум под волноюРастерял свой детский стыд…
Дева в страсти
Отчего мы все теряем разум,Под ногами не чувствуем твердь?!Цикенбаум моргнув деве глазом,За мгновенье ее смог раздеть…Ой, профессор, что это такое?!Мне так стыдно, ведь это же грех!Грех одной потеряться в покое,Избегая сладость утех!Как же быть нам потом? – Я не знаю,Если хочешь,
сбегаем в ЗАГС!Я б не против, но муж заругает,У него здоровенный кулак!Вон, соседку сосед наш ударил,Так снесли ее враз на погост,Вот и мой, как напьется, в угареВоспитаньем займется всерьез!Будет бить по лицу кулаками,Мол, умней дорогая жена!Сколько дев таких бедных с мужьями?!Да, неужто, их целая тьма?!Цикенбаум сливается с девойИ что-то жаркое нашептывает ей,А через час она уже запела,И домой устремилась смелей…Дома муж по привычке ударил,Водку выпил и тут же уснул,Но дева в страсти, ее дом горит в пожаре,Она с профессором летит в ночной разгул…
Цикенбаум шел вдоль речки
Цикенбаум шел вдоль речки,С девой юною шутя,Дева блеяла овечкойИ смеялась как дитя…Они пили, стоя, водку,Залезали вверх на дубИ качались точно в лодке,Сев вдвоем на тонкий сук…Полетела вниз одеждаИ слиянья дикий крикНад Окою взвился нежно,А потом совсем затих…Цикенбаум, дева с дубаПриземлились вечерком,Ну, а после ночь голубаС ним носилась среди волн…
Я, Амулетов, Цикенбаум
Я, Амулетов, Цикенбаум,Шульц и Сидоров хмельнойНа Оке весной теряли разум,Каждый с девой под волной…Отовсюду девы – птахи пели,И от солнца шла небесная струяВзлетев из сердцам —по свирели,Проносилась сказка сквозь года…Так мы уплывали в свое ДетствоИ там везде жила одна Любовь,Как весьма отчаянное средствоВозвращающее в лоно девы вновь…