Сегодня Сидоров выходит из подъезда,Сегодня Сидоров немного под хмельком,Сегодня его пьяная невестаСбежала ночью с пьяным пареньком…И Сидоров отчаянно напился,И с продавщицею цветов пропал в Любви,Он объяснял ей, не бывает в жизни смысла,Чего не делай, и как мудро не живи…С жарким солнцем скрылись они в чащеИ пили водку, и душевно целовались,А потом во тьме ее манящейПлакал Сидоров, испытывая жалость…Другому его девочка досталась,И тешиться ему с душой пропащей,Ощущая в ней безумную усталостьКакую здесь любой из нас обрящет…Когда нарвется на бушующую ярость,Всех желание из лона в лоно тащит……
Конструкция искусственной Любви в осмыслении Сидорова
Несчастный Сидоров напился,В десятый раз сбежала юная невеста,Подтвердив, как мало в жизни смысла, —Когда теряется божественное место…Волшебной страсти заколдованная безднаВ измученной душе вновь раскрывалась,Ее уста были отчаянно любезны,Но то была, нет, не любовь, а жалость…Так память звала в прошлое, а в жизниОн с продавщицею искусственных цветовРазглядывал заоблачные выси,Пытаясь
сконструировать любовь…Любовь-морковь и водка, и селедкаЕдва будили алчущую кровь,И в зрелой женщине, как в лодке,Познавшей бурь суровый кров…Было сладостно, как впрочем, и ужасно,Но летела в сон печальная душа,Как будто в миражах есть образ счастья,Так думал Сидоров с проказницей лежа…Она пыталась много раз развеять память,И в свое лоно затолкнуть всего его,Но Сидоров несчастен был, и пламяИз души глотало, молча, бытие…Но соблазнительная дама так упрямоГлотала боль его стеснительной души,Что Сидоров подумал то, что яма,Возможно, и съедает миражи…Как будто ты вчера еще проснулсяИ видел этот мир уже насквозь,Не от того ль нас сладостные чувстваПорой находят даже врозь…Вот и его девчонка на мальчонкеЗабылась, как в священную грозу,И в продавщице дух чудесно тонкийВ нем уловил прощальную слезу…
Безумный слух Цикенбаума
Цикенбаум привык слушать юных девВ волнах Оки и ночью под луной,Такой безумный слух имеет лев,Когда над жертвой выгибается дугой…Но в этой страсти не бывает жертв,С любою девою промокший весь насквозь,Цикенбаум шепчет будто ветрИ в лоне девы просыпается как гость…А над Окой стоит великая луна,Громадная, как отраженье солнца,И в каждой деве юная женаПрофессору навеки улыбнется…И в нем останется как память навсегда,Об этом же журчит с холмов водаИли молчит во тьме разрытого колодца,Чтоб влиться в светлый образ без следа…Чей шепот к божьей тайне прикоснетсяИ будет век гулять в хмелеющих стадахИ счастье пить из нежных уст до донца,Пока весь сам не угодит туда…
Рыдание пьяного Сидорова
Пьяный Сидоров рыдает темной ночью,Его любимая ушла из под венца,Он разорвал одежду свою в клочьяИ в чаще спрятал тень безумного лица…Он ночь проспал, а утром пил вновь водку,И сам с собою как безумец говорил,Вдруг по Оке к нему красавица на лодкеПлывет и машет веслами без сил…И Сидоров очнулся поневоле,И покачнувшись, к лодке подошел,Красавица смеется, – алкоголик,Ты как соколик чудный гол…Тут Сидоров схватил ее из лодкиИ унес за буйные кусты,И сбросив хмель от мук и белой водки,Проистекал с ней в светлые мечты…О, лона сладкого волшебные картины,О, втягивающий сердце аромат,Сильнее самой резанной скотиныСидоров кричал сто раз подряд…Вот так красавицу, уставшую от гребли,Сидоров испытывать был рад,И зачарованная его нежным стеблем,Она с ним плыла уже назад…
Сидоров пил водку у Оки
Сидоров пил водку у Оки,Очень быстро наступала ночь,Он руки сжал от боли в кулаки,Его девчонка убежала прочь…А он один и никому не нужен,И даже денег мало, и счастья тоже нет,Никто ему не приготовит ужинИ невзначай не пригласит на свой банкет…Хотя зачем ему банкет, – он сам с собоюИ водку пьет, и говорит,И пусть он не в ладах с самой судьбою,Зато его никак не гложет стыд…И в этот миг одетый весь Окою,Он видит на волнах как свет луныДевчонку светлую на лодке беспокоит,Связав течением их взгляды и мечты…И Сидоров воспрянул сразу духомС прекрасной феей под речной волной,Словно Вечность их волшебным кругомСоединила в нежном счастье с тишиной…Ока течет, текут года и мысли,И Сидоров течет в одну Любовь,Благодаря которой создаются жизниИ смешавшись, оживает наша кровь…
Профессор Цикенбаум и Сидоров в черном ящике
– Страшно, – сказал Цикенбаум,– Ужасно, – Сидоров вздохнул,Какой-то метафизик – ДаунНас в черный ящик запихнул…Ни дев, ни Оки и ни чащи,Ни водки – напитка Богов,Кругом один черный ящикИз восьми его равных углов…Возможно, что мы просто снимсяКому-то – как сами себе, —Цикенбаум в подтвержденье птицейВзлетел, и шмякнулся, сползая по стене…– Это не смешно! – сказал профессор,– Кто спорит?! – Сидоров сказал,Какая безумная пьеса!Какой то черт ее, по-моему, создал?!– Кабы знать, кто это натворил, —Сидоров в ответ опять вздыхает.– Неужто тьма неведомых нам силНас в этот ящик помещает?!– Зачем вам знать, профессор, вы умны,Но не настолько, чтоб копаться в темноте!– А если это просто сныИ мы снимся, сидоров, себе?!– Тем более, зачем об этом думать,Проснемся и вновь к девам полетим,Жизнь превратится в розовый рисунок,А ужасы растают будто дым…Цикенбаум вроде согласился,Но тут же дал ему под дых,Сидоров вскричал: Зачем без смыслаБьешь меня как будто псих?!– Как-будто псих, – профессор ЦикенбаумЗадумался уж очень глубоко, —Возможно, черный ящик – наш тайм-аут, —Передышка в столкновение веков?!…– Какая передышка и века,Вы меня пугаете, профессор,Говорите вроде свысока,Но совсем не представляете процесса,Из-за которого попали мы сюда!…– Ну, что же, Сидоров, ну, что же,Похоже ты меня умней,Быть может объяснишь, какой нас БожеСпрятал в этот ящик от людей?!…– Хорошо, профессор, объясню,Пусть я соображаю очень мало,Но если мы осмыслили фигню,То отчего фигня вся эта не пропала?!…– Чтоб слушать глупости твои и на корнюВырывать мечты из идеала!– А где, профессор, вы нашли свой идеал,У Оки с девчонкой нежной в чаще?!– Не смейся, я 100 раз ей обладалИ не было девчонки в мире слаще,Как будто я Вселенную объялС благоуханьем опьяняюще манящим,Вздымая фантастический обвал!… —– Профессор, вас куда-то что-то тащит!…– Да, ты, Сидоров, ужаснейший нахалИли
сам в Оке не обладал девчонкой?!– А ты, что, профессор, наблюдал?!– Да, нет, я как-то проходил сторонкой!И всю ночь вас изучал,Исследовал для собственных иллюзий,Случайных связей ареалИ сам же таял в сладостном союзе!Да, Сидоров, уплыло наше времяИ девы сладострастные в ОкеУже другое обнимают племя,А наши тени где-то вдалеке…– Не плачь, профессор, все опять вернетсяИль Бог, иль Дьявол нас туда вернет!Да, Сидоров, я чую то же солнцеИ тот же преданной одной Любви народ!…
Бессонница печального и пьяного Сидорова
Печальный Сидоров не спит и водку пьет,Ока блестит, в ней месяц удрученный,Спит убаюканный любовями народ,А он не спит, с невестой разлученный…Дрожащий, плачущий и сильно потрясенный,Он ищет свое место под волной,Плывет в Оке больной и полусонныйИ хочет жить с прекрасною женой…И вдруг на берегу в березнякеДевчонка пьяная петляет точно заяц,Идет, поет и эхо вдалекеПодхватывает: муж – козел, мерзавец!…И Сидоров рванулся тут же к ней,Схватил ее в объятия и стонет,Хмельная шепчет ему на ухо: злодей,Сделай так, чтоб эту ночь запомнить!…Был крик ее пронзителен и чист,И ноги обвивали плечи зыбко,В реке был месяц золотист,Их разукрасила безумная улыбка,И Сидоров смеялся как артист,И она с ним плавала как рыбка…
Сидоров стряхнул с себя тоску
Сидоров стряхнул с себя тоску,Взял бутылку русской водки,Сел на берег, глянул на ОкуИ залег в дырявой лодке…По небу плыли как бараны облака,И жизнь текла так странно и так тихо,Что Сидоров подумал, что векаЧаще спят, чем скачут лихо…Потом дева к лодке подошлаИ приветливо отпила тоже водки,И прилегла с ним в старой лодке,И сразу сблизились порочные тела…Сидоров подумал, то, что лоноПочему-то похищает сразу смысл,И люди не стесняются закона,И как-то глупо тратят свою жизнь…А главное, что просто не умеютСебя с женщиной вести,И женщины лишенные идеи,С любым готовы счастье обрести…Но только счастье мигом уплывает,И вместо счастья дряхлые тела,Жутко скорбно собираясь в стаи,Покидают вместе логово тепла…Сидоров вздохнул, ныряя в реку,Дева тоже прыгнула за ним,Так с обрыва и с разбегуОни скрылись в облаках как белый дым…И также тихо странно проплывая,Они несли с собой прожитые века,Потом Сидоров очнулся, ночь глухая,Девы нет, пустая лодка и Ока…Тишина и в небе звезды,Водка выпита и прожит еще день,Очень странно улетают грезыИ от дев лишь остается тень…Чтобы помнить их и страстно шевелитьсяЗвездной ночью у Оки,В какую темень скрыться птицей,Чтоб опять убраться от тоски?!…
Печален Сидоров – девчонка убежала
Печален Сидоров, – девчонка убежала,И как-то странно ночью на ОкеДумать о пропаже идеала,Держа бутылку с водкою в руке…Как ледяная водка горяча, —Ее глоток внутри все обжигает,И почему у сердца нет врача,И не заменит деву женщина другая…Так Сидоров тихонечко рыдалИ водку пил, вздыхал и снова думал, —Отчего не вечен жгучий идеалДевчонки сладостной и от любви безумной…Пройдет каких-то десять-двадцать летИ вся краса ее останется на фото,Еще лет через двадцать лишь портретНа каменной плите под небосводом…Так проделав странный пируэтИ ощутив мужчин нежнейшим лоном,Она забудется как проходящий свет,Уносящий с собой чувственные стоны…И тысячи кроватей канут в прах,И в траве густой сгоревшие мгновеньяНе вернут ее объятий на холмах,Мы очень быстро растворяемся как тени…Так думал Сидоров и снова водку пил,Вздыхал, слезу безмолвную роняя,Чуя везде заросли могил,Быть может где-то жизнь совсем иная…Кто знает?! – водку Сидоров допил,Поднялся и упал, и вновь поднялся,Как птица слабая, летящая без крыл,Он растворился в темноте с безумной цацой…
Сидоров опять глядел во тьму
Сидоров опять глядел во тьмуИ водку пил в сиянье лунном,И в Оке душил в объятиях волну,Но оставался и несчастным, и угрюмым,И непослушным окружающему сну…Вздыхала рядом дева на траве,Напившись водки, она словно умерла,Не зря же Сидоров купил бутылки две,Ночь связала их волшебные тела…Но после взрыва промелькнувших чувствУснула дева, Сидоров застыл,Он думал, – отчего приходит грустьИ тьма напоминает сон могил…Он плавал вместе с звездами в ОкеИ в лунных отражениях шептал,Что девы чаще ощущаются в тоске,Их бездны невесомый идеалУже не раз, не два всего его съедал…Но жизнь проходит и Ока течет,И девы растворяются в минутах,Словно все сдают божественный зачет,Обретая сердцем радостное утро,Но и его ждет устрашающий почет…Сидоров опять прилег на девуИ затерялся в пламени Любви,И ощущал, как бьется живой невод,Шептала дева ласково: Плыви…И он вплывал в ее живое чудо,И плакал, и отчаянно кричал,Вдохновленный весь безумным блудом,Он находил в девчонке страстный идеал…И вновь уснула захмелевшая деваха,И Сидоров бросался вновь в Оку,Одушевленный сладостью размаха,Он разгонял в волнах вселенскую тоску…
Цикенбаум под угрозой
Цикенбаум находился под угрозойИсчезновения и в девах, и в Оке,Сидоров терялся в нежных грезах,Амулетов держал муху в кулаке,Мухотреньких играл с девой под березой,Мир находился в яростном пике…Бомбили Ливию счастливые безумцы,Японию реактор заражал,Только девы с Цикенбаумом смеются,Вот и Сидоров нашел в них идеал…Даже Амулетов с юной девойНашел внезапно сладость в камышах,Мухотренькин под березой с девой смелоОщущает крыльев сильный взмах…И лишь странные, уставшие от жизни,И не верящие в жизни ничему, —Терялись будто звезды в вечных высях,Печальным обликом стремясь взорвать луну…Мир умирает и рождается в мгновенье,Окутан девой как небытием,Я ощущаю даль возникновеньяИ замираю весь под божеством…