Металлический блеск

Идиллия жизни, человек-хозяин, пребывая в иллюзии заботы о питомца, чувствует себя лучше. Те самые ненавистные тебе мёртвые глаза просто перекочевывают с хозяина на игрушку для духовного удовлетворения, во времена моего детства животные были куда жизнерадостные, уж поверь, я знаю о чём я говорю, - отец и дочь медленно шли между двух внушительных травяных площадок, на которых, как и всегда, устроились довольные своей жизнью люди, уминавшие принесённые из дома вкусности.

Зачем ты привёл меня сюда?

Я далеко не лучший родитель, я не умею быть и радостным и заботливым одновременно, хотел, чтобы ты увидела, что могло бы быть, если бы я не был таким, какой я есть. Я хочу, чтобы ты полюбила и приняла себя, вот и всё, нашей семье будет достаточно и одного меня, который не может простить себя за ошибки и минусы. Мне понравился твой ответ тому парню и я был просто обязан поддержать подобное начинание.

Ты слишком добр для того, кто способен ненавидеть.

Я недостаточно добр для того, кто способен ненавидеть так, как я.
– Он сделал паузу, будто ожидая какого-то комментария.
– Но знаешь, если возвращаться к тому, почему я привёз тебя сюда, посмотри на этот мир, когда я был ненамного младше тебя, я подумать не мог, что мир так изменится во время моей жизни. Единственное, что я хочу чтобы ты поняла, так это то, что я не хочу чтобы ты думала, будто я буду счастлив, если ты не станешь принимать активное участие в развитии общества. Я буду счастлив, если ты поступило так, как хочешь сама и изменить то, что тебе не нравится.

Больше он не сказал ничего, только сидел и смотрел на плещящийся вдалеке фонтан. Миру следовало было бы начать вращаться вокруг своего идеолога и создателя, но он не стал, как обычно бывало, когда тот замолкал. Вселенная стала статичной, прекрасно спокойной и ничто, казалось, не могло этому помешать. Возможно, Мирослава задремала и случившееся далее ей только приснилось, но, так или иначе, она увидела то, что запомнилось ей надолго.

На плечо отца села птица, затем другая, ещё и ещё они слетались со всего огромного парка, садились и, когдамета уже стало не хватать, взлетали, так, чтобы каждая из них смогла прикоснуться к этому человеку. Уделив всё своё внимание этой картине, оцепеневшая девушка совершенно не заметила того, что мир вокруг стал зеленеть, многометровые побеги строящихся по земле растений стали сползаться к мужчине, которого закрывали собой птицы. Потом крылатые создания удалились и один на один с растениями остался мистер Хрусталев, странно состоявший из всего, что подарила миру цивилизации, вместо костяшек виднелись шляпки шурупов, пальцы были механическими, как и руки в целом, через лицо пролег длинный след от технологического вмешательства. Волосы сталитпохожи на металлическую стружку. Буйная зелень застыла и начала выжидать развития событий, но стоило светящимся изнутри мутно-серым глазам раскрыться, живая природа отрянула и поспешила вернуться туда, откуда пришла. Мир заполнил мерный шум, схожий со звуком помех. Затем пришли сумерки и покрыли весь окружающий мир навевающей тоску серостью, сквозь эту серость резко пробилась попарно сгоревшие голубоватые огоньки. Искусственный человек, мистер Хрусталев, с каким-то пугающим механическим скрипом повернул голову и раскрыл глаза, то же странное сияние, идущее изнутри глазных яблок.

Свет уличного фонаря упал не её лицо и тут же остался где-то позади, на проезжей части, где машины уже не было. Она очнулась ото сна и первым, что она увидела был отец, снявший с себя такой обычный для него пиджак и накрывший им дочь, лицо, пускай и оказавшееся каким-то необычным в скупом освещении, было точно живым, возникший контраст сна и реальности, в котором, вопреки предрассудками, реальность выглядела куда привлекательнее, давал понять, что многие страхи девушки остаются всего лишь страхами. Стало странно тепло и уютно, как бывает в загородном домике в лесу ночью во время дождя, когда согревают чай, след и человек поблизости.

Мирослава вовсе не была слабой, ни телом, ни разумом, ни сердцем, хотя на счёт последнего можно было бы ещё поспорить. В особенности из-за почти природной рассудительность, пришедшей, как часто происходит, поздновато, и механической руки, полученной во времена, когда рассудка не хватало. Но сейчас, именно в этот момент тихого и спокойного блаженства ей хотелось стать слабой и маленькой, оказаться в далёком детстве и попросится к отцу на руки. Но она не произнесла ни слова, только незаметно закрыла глаза и заснула вновь.

Она помнила, как отец взял её на руки и внёс в дом, как она вцепилась в его рубашку и не хотела отпускать, как ему пришлось ждать, пока она не запрет вновь. Утром пришёл стыд и нечто, напоминавшее удовлетворение. Это было раннее утро, солнце, вернее, иллюзия огромного светила, от которого, на самом деле, уже мало что зависело, еле показалась из-за мнимого горизонта. Мнимость его была столь же очевидна, как очевидна была теперь картина будущих шагов для Мирослава, человек, от которого она боялась получить напутствие, думая, что уже получила всё, что следовало, показал ей другой путь. Оставалось только двинулся по нему. Вселенная, не останавливавшаяся в своём движении ни на минуту стала присматриваться к своему грядущему центру.