Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 4: Поверх методологических границ

Но вместе с тем теория Фреге не затрагивает вопроса о том, откуда появляются, как определяются и как существуют смыслы. Безусловно, частичный ответ можно найти в теории Соссюра – смыслы определяются той системой, в который данный знак функционирует. Но смысл не может быть ограничен исключительно отношением между знаками внутри системы, он предполагает и выход за ее пределы.

Смыслы формируют новые системы, которые хотя и существуют в виде знаковых конструкций, уже не сводимы к тому, что можно рассматривать как манифестацию этих систем в речи. (Подобно тому, как текст нельзя рассматривать как одну из возможных реализаций системы того языка, на котором написан текст – естественный язык есть лишь один из аспектов текстопорождения.) Это уже не только отношения между знаками, но и такие системы, конструкции или, лучше сказать, модели, или возможные миры (в модальной семантике это синонимы). Это некоторые знаковые конструкты, используя которые мы в состоянии эксплицировать то, что принято называть условиями истинности, а также (продолжим) условиями денотации. Смысл некоторого предложения в модальной семантике принято определять как множество возможных миров, в которых оно истинно. Такой подход есть продолжение классического подхода, связывающего понимание предложения, т.е. экспликацию его смысла, со знанием условий его истинности: каким должен быть мир, чтобы предложение соответствовало или не соответствовало бы тому, что имеет место. Эти условия истинности предложения могут быть представлены как некоторая знаковая конструкция, описание: «Все то, что может быть описано, может и случиться» [Витгенштейн, 1958, 6.362]. Формой существования подобных конструкций явятся тексты – как существующие, так и потенциально возможные.

Аналогично, применительно к имени: его смысл можно представить только как функцию, т.е. чисто формальное отношение, которое не имеет и не требует какой-либо материализации. Но к этому определению смысла можно добавить и содержательный аспект: это условия денотации, т.е. применительно к каким мирам и посредством каких текстов и коммуникативных контекстов может быть осуществлена денотация. Тем самым смысл как отношение может быть реализован и как описание модели соотнесения, и как описание модуса существования в этой модели (в некотором множестве возможных миров) некоторого объекта (смысл имени собственного) или класса объектов (смысл имени нарицательного). Это есть соотнесенное с данным знаком его модальное измерение. При актуализации данного знака модальные характеристики соотносятся с миром-контекстом коммуникации, в результате чего определяется денотация данного знака применительно к некоторому миру-контексту.

5

Обобщая, можно наметить принципы той версии семиотики, которая исходит из модального понимания семантики знака, что влечет за собой ряд других принципов. Традиционная, или классическая семиотика – это теория знаков и знаковых систем, которая «изучает роль знаков и знаковых систем в социуме» (соссюровский подход, подход Пирса к семантике как к формальной системе получил развитие в основном в логике). Основные семиотические процессы – это сигнификация, т.е. процессы соотнесения знака и его означаемого (Соссюр), или же интерпретация – процессы соотнесения некоторого предмета, выступающего как знак, с другим объектом, замещаемым этим знаком (Пирс). Тем самым ни сигнификация, ни интерпретация не предполагают коммуникации, но при этом являются бесконечным процессом: и при интерпретации, и при сигнификации один знак отсылает к другому знаку без какого-либо указания на пределы, когда этот процесс можно считать завершенным. Согласно Пирсу, этот процесс определяется отношениями между предметами, по Соссюру – внутрисистемными парадигматическими и синтагматическими отношениями. Процессы коммуникации, равно как деятельности, процесса оперирования знаками, если и присутствуют в описании, то как нечто привнесенное извне.

Та версия семиотики, которую можно назвать модальной, не ограничивается вышеописанным модальным пониманием знака, а требует привлечения и иных принципов, в первую очередь тех, что давно выработаны в логической семантике. Это, во-первых, основанная на концепции Фреге теоретико-множественная семантика, во-вторых, теории истины и значения (Витгенштейн, Тарский), в-третьих, теория языковых игр (Витгенштейн). Основой же явится семантика возможных миров.

Основными отличиями модальной версии семиотики от классической будут следующие:

1. Модальная семиотика основывается на семантике возможных миров и связанных с ней концепциях (семантика пропозициональных установок, интенциональность и т.д.). Соответственно, она будет предусматривать теоретический и дескриптивный инструментарий для рассмотрения таких явлений, как соотнесенность между модальностями, проявления субъективности и так называемых объективных модусов в языке и речи, зависимость смысла и денотации от контекста, выражение и обозначение возможных и несуществующих объектов, возможность описания будущего и прошлого, в том числе и их альтернатив, и т.п., всего того, что для описания средствами немодальной референтной семиотики представляет значительные трудности, если вообще возможно.

2. Подобная семиотика будет контекстно-зависимой. Это будет касаться самого определения знака – смысл и денотат знака не абсолютны, а определяются контекстом. Но контекстуальным отношением является не только соотнесение имени и объекта, но и внутренние принципы организации языкового смысла; уже в самой языковой системе имя характеризуется контекстуально-зависимым смыслом. Неизбежная при модальном понимании смысла релятивизация денотации соотносится с контекстуальной релятивизацией, как внешне-, так и внутритекстовой. Еще одним типом контекстуальной зависимости могут быть различные конфигурации интертекстуальных отношений.

3. Корреллятом контекстно-зависимой семантики в экстралингвистической сфере явятся межмировые отношения (модельные структуры, по Крипке). Множества возможных миров и отношения между ними – это не только область интерпретации, но и компонент смысла, т.е. механизма самого соотнесения мира и знаковой системы. В свою очередь, системы этих миров для своего выражения имплицируют создание новых знаковых систем и транформацию имеющихся.

4. Модальная семиотика может быть рассмотрена также и как функциональная семиотика, семиотика в действии. Уже само описание знака и знаковых отношений, если оно берется как контекстуально-зависимая величина, имплицитно предполагает коммуникацию. Тем самым оно дополняет традиционную, которая ограничивается уровнем сигнификации, или интерпретации (Ч. Пирс, У. Эко), или же структурными аспектами системы (Соссюр), не предполагая коммуникации. Мы видим тесную связь между структурными, интерпретативными и коммуникативными характеристиками знаков и знаковых систем, но и вместе с тем их относительную независимость. Поэтому, при всем желании соединить эти аспекты в рамках единой теории, следует допустить, что могут быть и соответствующие версии семиотики.

5. Как предполагал еще Э. Бенвенист, объектом «семиотики второго поколения» явится не изолированный знак, а высказывание и текст [ср.: Бенвенист, 1974, с. 89]. Именно текст является формой существования множества возможных миров, которое, в свою очередь, является семантикой текста. Тем самым модальная семиотика, не ограничиваясь изучением собственно семиозиса, или семиозиса первого уровня (конструирование знака и знаковой системы), оказывается ориентированной на описание таких процессов, как конструирование текстов, их функционирование, интерпретация, интертекстуальные отношения и т.д.

6. Описывая не только то, что существует, но и что могло и даже не могло существовать, семиотика из инструмента описания мира становится инструментом его создания и понимания. Уместно вспомнить мысль Ч. Морриса о том, что семиотика одновременно и самостоятельная наука, и в то же время – «инструмент всех наук» [Моррис, 1983, с. 37]. Думается, если «сузить» сферу действия гуманитарными науками, то идея Ч. Морриса имеет больше оснований, чем то имело место в 30-х. Ч. Моррис, продолжая подход Ч. Пирса и Г. Фреге, ориентировался на точные науки, претендующие на возможность адекватного отображения действительности посредством некоторых знаковых операций. Безусловно, что в таком случае нужды в привлечении модальности не было, а возникающие трудности объяснялись несовершенством языка. Между тем, хотя знаковые системы точных наук допускали достаточно простую семиотическую интерпретацию, сами они особой нужды в семиотике как «универсальном инструменте» не испытывали: их вполне устраивал их собственный.

Но при обращении к гуманитарным наукам ситуация существенно меняется. Здесь реальность заменяется ее описанием, модальность становится ключевым понятием, определяющей становится семантика возможных миров и пропозициональных установок, а кажущиеся «изъяны» языка оказываются свидетельством его гибкости и полифункциональности. Естественный язык – механизм, в первую очередь, для сотворения мира, и уже потом – для его описания. Семиотика в ее модальной версии предоставляет адекватный инструментарий для описания этих двух функций. Идеи, равно как и методы модальной семиотики, позволяют описывать социальные и исторические процессы так, как они осмысляются их участниками и интерпретаторами, и могут оказаться весьма существенными для выработки новых методологических концепций гуманитарных наук. Семиотика, превращающаяся из науки о знаках в науку о смыслах и текстах, выступает, по емкому выражению М.В. Ильина, как «алгебра гуманитарных наук», призванная описывать не столько знаки, сколько смыслы, тексты и интерпретации.

Литература

Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – 477 с.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. – М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. – 131 с.

Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. – М., 1985. – Вып. 16. – С. 79–128.

Горный Е. Что такое семиотика? // Радуга. – Таллинн, 1996. – С. 168–175.

Данто А. Аналитическая философия истории. – М.: Идея-Пресс, 2002. – 292 с.