Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 4: Поверх методологических границ

В данном случае мы хотим предложить основные принципы такой версии семиотики, которую можно назвать модальной – это семиотика, в эксплицитной форме использующая модальную семантику. Но перед этим необходимо уточнить, а что же есть «основные принципы семиотики», которые и подлежат пересмотру, т.е. рассмотреть сами основы семиотики, в том виде, в котором они намечены ее основателями. Соответственно, наша статья будет состоять из двух частей – сначала мы попытаемся рассмотреть, что лежит в основе «классической» версии семиотики, а затем обратимся к вопросу о том, как это можно дополнить принципами и методами современной семантики, в первую очередь, введя в определение знака его модальное измерение.

1

Безусловно, крайне затруднительно говорить о какой-либо канонической версии семиотики. Это возможно только как результат крайне поверхностного подхода, при котором игнорируется та разнородность и многовекторность развития семиотики, которая изначально была задана Ф. Соссюром, Ч. Пирсом и Г. Фреге. До сих пор неясно, а что есть семиотика? Недостаточность этого определения очевидна – уже в популярном учебнике Чандлера «Семиотика для начинающих» резонно ставится вопрос: если семиотика есть наука о знаках, то что же есть знак? 37 Ответ, однако, далеко не столь ясен, и не только для начинающих, но и для отцов-основателей семиотики.

37

«Semiotics could be anywhere. The shortest definition is that it is the study of signs. But that doesn't leave enquirers much wiser. “What do you mean by a sign?” people usually ask next» [Chandler, б. г.]. Михаил Лотман считает такое определение тавтологией [Lotman, 2003].

Само определение знака вовсе не очевидно: знак определяется посредством семиотической теории, он относится к метаязыку 38 . Утверждение «Знак есть знак» не является полной тавтологией – казалось бы, слово «знак» употребляется двояко: первое употребление, субъектное, относится к языку-объекту, второе, предикативное, – к метаязыку. Но дело обстоит сложнее: уже первое, субъектное употребление слова «знак» зависит от теории: если есть нечто общее между громом и романом «Война и мир», то это только то, что мы рассматриваем их как знаки, и общность эта может быть установлена только в пределах семиотической теории, описывающей эти сущности как знаки. Нам представляется, что речь должна идти о двух уровнях метаязыкового употребления – уровне наблюдения и оперирования знаками и уровне описания того, чем мы оперируем как знаками. Принципиальная сложность в том, что сами по себе знаки нам не даны – они либо конструируются, либо же употребляются как знаки. Что есть знак – это одновременно и вопрос практического использования чего-либо в качестве знака, и вопрос семиотической теории, описывающей это нечто как знак. Разумеется, исторически знаки предшествуют семиотике, логически – они порождаются соответствующей теорией 39 . И неслучайно, что с самого возникновения семиотики намечаются две различные ее версии – Ф. Соссюра и Ч. Пирса. Их обычно рассматривают как двух разделенных океаном единомышленников, различия между которыми лишь в том, что один назвал новую науку «семиологией», а другой предпочел переосмыcлить более традиционный термин «семиотика» 40 . Между тем теоретические различия между Пирсом и Соссюром куда значительнее, чем различие в терминах 41 . Сегодняшняя разноголосица в понимании самих основ семиотики – отголосок изначально различных подходов к ее главному герою – знаку.

38

Знаки, которые используются в семиотических процессах, и знаки как понятие семиотики – это различные объекты. На это указывал еще Ч. Моррис, но он же и указывал, что трудно избежать этого смешения. Ср: «Очень важно видеть различие между отношениями, присущими данному знаку, и знаками, которые мы используем, когда говорим об этих отношениях, – полное осознание этого является, быть может, самым важным общим практическим приложением семиотики. Функционирование знаков – это, в общем, способ, при котором одни явления учитывают другие явления с помощью третьего, опосредующего класса явлений. Но если мы хотим избежать величайшей путаницы, нам следует тщательно разграничить уровни этого процесса. Семиотика как наука о семиозисе столь же отлична от семиозиса, как любая наука от своего объекта… Для констатации фактов о знаках семиотика как наука пользуется особыми знаками, это некий язык, на котором можно говорить о знаках… Термин «знак» – это термин семиотики в целом; его невозможно определить в пределах одной лишь синтактики, семантики или прагматики; лишь при очень широком использовании термина «семиотический» можно сказать, что все термины этих дисциплин являются семиотическими терминами» [Моррис, 1983, с. 43–44].

39

Так, долгое время в советской семиотике наиболее популярным было определение И.И. Ревзина: семиотика есть перенесение методов лингвистического анализа на нелингвистические объекты [Ревзин, 1971]. Четко прослеживается следующая логика – если нечто, не являющееся знаком, (нелингвистический объект) описывается как знак (лингвистический объект), ибо он может рассматриваться именно как знак. В дальнейшем Евгений Горный продолжил эту логику: «Семиотика – это то, что люди, называющие себя семиотиками, называют семиотикой» [Горный, 1996, с. 170]. Примечально, что в таком определении изначальная тавтологичность определения знака сохраняется, но с семиотики она переходит на семиотиков. Таким образом, все три определения семиотики тавтологичны: в традиционном определении тавтологичен объект (знак), в определении И. Ревзина – метод, И. Горного – субъект. Объединение этих трех определений приводит к своеобразному perpetum mobile – семиотики создают метод, метод – объект, объект – людей, которые его изучают, семиотиков, и так на каждом витке будут порождаться соответствующие теории и методы.

40

Приведем расхожее определение из Encyclopedia Britannica: «semiotics, also called Semiology, the study of signs and sign-using behaviour. It was defined by one of its founders, the Swiss linguist Ferdinand de Saussure, as the study of “the life of signs within society.” Although the word was used in this sense in the 17-th century by the English philosopher John Locke, the idea of semiotics as an interdisciplinary mode for examining phenomena in different fields emerged only in the late 19 th and early 20 th centuries witsh the independent work of Saussure and of the American philosopher Charles Sanders Peirce» [Semiotics… б. г.].

41

Ряд принципиальных отличий отмечен в: [Бенвенист, 1974; Lotman, 2003].

По Соссюру, знак и язык – это социальное явление. «Следовательно, можно представить себе науку, изучающую жизнь знаков в рамках жизни общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии, а следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиологией (от греч. semeion “знак”)» [Соссюр, 1977, с. 54]. Между тем язык – это абстрактная система знаков и, соответственно, знак есть абстрактная сущность 42 . И, строго говоря, в социальной жизни функционирует не язык, а речь.

42

Но при этом «точно определить место семиологии – задача психолога» [Соссюр, 1977, с. 54].

Для Пирса, напротив, семиотика есть формальная система, но знак не предполагает какой-либо системы, он конкретен и тем самым неотделим от каких-либо форм социального поведения. Для Пирса семиотика – это формальное учение о знаках (философская логика), которое представляет собой «абстракцию от всех типов знаков, используемых интеллектом, способным учиться на основании опыта» 43 . Но вместе с тем определение знака конкретно (и даже – наглядно) и зависит от ситуации, а не от системы: «Для Пирса знак есть конкретный объект, субститут, который замещает другой конкретный объект» [Lotman, 2003, с. 80]. Соответственно, семантика, т.е. отношение между знаком и замещаемым объектом (по Пирсу) или между означаемым и означающим (по Соссюру) получат различную интерпретацию: для Пирса это отношение между объектами, не имеющее никакого касательства к мышлению 44 , для Соссюра – это исключительно ментальная сущность 45 , отношение между означаемым и означающим; и то, и другое являются мысленными образами.

43

Ср.: «Думается, я уже имел случай показать, что логика, в своем наиболее общем смысле, есть всего лишь иное название семиотики, квази-необходимого или формального учения о знаках. Говоря, что это учение “квази-необходимо” или формально, я имею в виду, что мы наблюдаем свойства известных нам знаков, и от этого наблюдения, путем процесса, который можно называть Абстрагированием, переходим к утверждениям, в высшей степени ненадежным (и в этом смысле совершенно не необходимым) о том, какими должны быть свойства всех знаков, используемых “научным” разумом, т.е. разумом, способным учиться на опыте» [Пирс, 2000, с. 176, § 227].

44

«Logic is formal semiotic. A sign is something, A, which brings something, B, its interpretant sign, determined or created by it, into the same sort of correspondence (or a lower implied sort) with something, C, its object, as that in which itself stands to C. This definition no more involves any reference to human thought than does the definition of a line as the place within which a particle lies during a lapse of time» [Peirce, 1976, p. 54].

45

«Мы можем изобразить язык в виде ряда следующих друг за другом сегментаций, произведенных одновременно как в неопределенном плане смутных понятий, так и в столь же неопределенном плане звучаний… Языковой знак есть двусторонняя психическая сущность…» [Соссюр, 1977, с. 114, 99].

Но в таком случае знак определяется вне рамок собственно знаковых процессов. Семантика перестает быть лингвистической или семиотической дисциплиной и рассматривается либо как ветвь (социальной) психологии, либо как часть математики (логики). Соответственно, можно будет говорить о двух не связанных между собой семантиках – математической и психологической 46 . Такой подход оборачивается потерей как лингвистического, так и семиотического базиса. Так, Э. Бенвенист указывает на следующее глубинное противоречие, к которому приводит последовательное развитие идей Ч. Пирса: «Человек в целом есть знак, его мысль – знак, его эмоция – знак. Но если все эти знаки выступают как знаки друг друга, то могут ли они в конечном счете быть знаками чего-то, что само не было бы знаком? Найдем ли мы такую точку опоры, где устанавливалось бы первичное знаковое отношение? Построенное Пирсом семиотическое здание не может включать само себя в свое определение. Чтобы в этом умножении знаков до бесконечности не растворилось само понятие знака, нужно, чтобы где-то в мире существовало различие между знаком и означаемым» [Бенвенист, 1974, с. 70–71]. Выход Э. Бенвенист видел в cоссюровской концепции, определяющей знак внутри некоторой системы (структуры). Но в таком случае, как заметил Умберто Эко, происходит следующее: «Благодаря коду определенное означающее начинает соотноситься с определенным означаемым. И если потом это означаемое принимает в голове у говорящего форму понятия или же воплощается в определенных навыках говорения, то это касается таких дисциплин, как психология и статистика. Парадоксальным образом, когда семиология, кажется, вот-вот определит означаемое, в тот самый миг она рискует изменить самой себе, превратившись в логику, философию или метафизику». Далее, однако, У. Эко предлагает в качестве противовеса теорию… Пирса: «Один из основателей науки о знаках Чарльз Сандерс Пирс пытался уйти от этой опасности, введя понятие “интерпретанты”, на котором следует остановиться» [Эко, 1998, с. 52]. Подобное хождение по кругу вслед за У. Эко можно было бы продолжить и в другом направлении, используя понятие отсутствующей структуры: акцентируя необходимость знака быть включенным в какой-либо код, мы, по логике У. Эко, придем к таким нежизнеспособным абстракциям, как «код кодов» и т.п.

46

Ср.: «Я различаю два объекта рассмотрения: во-первых, описание возможных языков или грамматик как абстрактных семантических систем, посредством которых символы связываются с аспектами реальности; во-вторых, описание психологических и социологических факторов, обусловливающих то, что некоторое лицо или группа лиц использует именно данную семиотическую систему. Смешение этих двух объектов может привести только к путанице» [Льюиз, 1983, c. 254].

Как видим, постоянно возникают ситуации либо тавтологических кругов, либо же «ухода» в иные дисциплины, что предполагает использование уже иных методов, отличные от семиотических. Такая ситуация складывается, на наш взгляд, вследствие того, что абсолютизируется один из аспектов знака, и тогда возникают или тавтологические круги, или не имеющий предела самодостаточный семиозис 47 . А при разъединении этих аспектов знак теряет свои особенности, и, соответственно, семантика и семиотика теряют свой объект, сливаясь либо с психологией, либо с математикой.

47

Ср. определение знака у Пирса – «Нечто, что определяет что-то другое (свою интерпретанту) к тому, чтобы это что-то тем же самым образом, что и оно само, относилось к некоторому объекту, к которому оно само относится (к своему объекту), причем интерпретанта, в свою очередь, становится знаком, и т.д. ad infinitum» [Пирс, 2000, с. 216, § 303]. В оригинале яснее: «The interpretant of a sign becomes in turn a sign, and so on ad infinitum».

Между тем здесь не требуется изобретать что-либо принципиально новое. На наш взгляд, баланс между различными аспектами семантики знака, между субъективным и объективным, лингвистическим и экстралингвистическим, был найден еще Готлобом Фреге. Его теорию знака надо освободить от последовавших популяризаторских толкований в духе Огдена – Ричардса («треугольника Фреге») и вспомнить о той основной проблеме, которую поставил Г. Фреге – выражают ли утверждения тождества отношения между объектами или же между именами или знаками объектов, понимая под объектами как физические или же абстрактные объекты так и мысленные представления о них? [Фреге, 1977, с. 181]. Фреге уходит от якобы очевидного «объективистского» решения: отношения идентичности устанавливаются не между объектами, а между именами объектов, т.е. это семиотическое отношение. Отсюда и будут следовать ответы на вытекающий вопрос: а что есть семиотическое отношение? Есть ли это отношение между знаками (Соссюр) или же отношение между знаками и объектами (Пирс)?

Решение Фреге известно – это различные знаковые отношения, которые следует разграничить: одно есть смысл знака, другое – его значение, или денотат 48 . Но, разграничивая эти отношения, Г. Фреге указывает и на соотнесенность между ними: отношение между знаком и объектом детерминировано отношением между смыслом и знаком. Тем самым эти два аспекта выступают не как независимые друг от друга семантические аспекты (как в пресловутом треугольнике), а как смысловые уровни. Внутрисистемное отношение, смысл (как у Соссюра) 49 , в свою очередь, определяет отношение между знаком и и объектом (как у Пирса) 50 . При этом Г. Фреге четко отграничивает смысл как внутристемное явление, поскольку «смысл можно рассматривать сам по себе, т.е. можно говорить о смысле как таковом» [Фреге, 1977, с. 356], от индивидуальных представлений, проводя «важное для нас различие между представлением, которое вызывается словом у слушающего, с одной стороны, и смыслом и денотатом слова – с другой» 51 .

48

Фреге противопоставляет Sinn и Bedeutung; первый член не представляет трудности для перевода – это смысл (Sense / Significance). Однако второй до сих пор не имеет общепринятого перевода. На русский язык его переводят то как денотат, то как значение. Еще больше вариантов дают английские переводы: reference / meaning / denotation / nominatum.

49

Ср.: «Чтобы понимать смысл имен собственных, требуется лишь в достаточной степени владеть соответствующим языком или знать совокупность обозначений, к которой принадлежит данное имя» [Фреге, 1977, с. 183].

50

«В идеале соответствие между знаками, смыслами и денотатами должно быть устроено таким образом, чтобы всякому знаку всегда соответствовал один определенный смысл, …всякому знаку всегда соответствовал один определенный смысл, а всякому смыслу в свою очередь всегда соответствовал один определенный денотат; в то же время денотату (вещи) может соответствовать не один смысл, а несколько, и один и тот же смысл может выражаться разными знаками не только в разных языках, но и в пределах одного и того же языка …Знак как таковой (будь то слово, словосочетание или графический символ) может мыслиться не только в связи с обозначаемым, т.е. с тем, что можно было бы назвать денотатом знака [Bedeutung], но и в связи с тем, что мне хотелось бы назвать смыслом знака [Sinn]; смысл знака – это то, что отражает способ представления обозначаемого данным знаком» [Фреге, 1977, с. 183, 182].

«Условимся говорить, что собственное имя (слово, знак, сочетание знаков, выражение) выражает свой смысл и обозначает, или называет, свой денотат» [Фреге, 1977, с. 188].

51

Приведем пример, наглядно поясняющий, как Фреге понимает и это различие, и «объективность» смысла: «Между денотатом и представлением располагается смысл – не столь субъективный, как представление, но и не совпадающий с самой вещью, т.е. с денотатом. Поясним это соотношение следующим примером. Допустим, что некто смотрит на Луну в телескоп. При этом имеют место два реальных изображения Луны: первое образуется на линзах внутри телескопа, а второе – на сетчатке глаза наблюдателя. Тогда саму Луну можно сопоставить с денотатом, первое изображение Луны – со смыслом, а второе – с представлением (или восприятием). Верно, что изображение в телескопе является односторонним и зависит от расположения телескопа, тем не менее оно вполне объективно, поскольку его могут одновременно воспринимать несколько наблюдателей. Однако изображение Луны на сетчатке глаза у каждого будет свое. В силу разного строения глаз, вряд ли можно ожидать даже геометрического подобия изображений на двух разных сетчатках, а их полное совпадение совсем исключено» [Фреге, 1977, с. 186–187].

2

Концепция Г. Фреге в определенной степени синтезирует подход и Соссюра, и Пирса, но добавляет весьма существенный аспект: как сам знак, так и его денотат определяются через смысл. Смысл понимается как явление внутриязыковое, но не замыкающееся языком: посредством смысла осуществляется соотнесение знака с именно его денотатом: денотат здесь не какой-либо объект, отличный от знака (как у Пирса), а детерминированный данным смыслом. Вместе с тем смысл знака вовсе не ограничивается отношением данного знака к другим знакам внутри данной системы (как у Соссюра) – он предполагает в качестве функции знака (функции во всех смыслах этого слова) его соотнесенность с денотатом, т.е. объектом, лежащим вне знаковой системы.

Как видим, для наличия смыслов совсем необязательно наличие объектов или же психологических или мысленных представлений о них. Более того – не может быть денотатов, если нет обозначающих его знаков – могут быть объекты, которые станут денотатами только после того, как будут обозначены некоторым знаком 52 . Тем самым Фреге создает основу для собственно семиотического и семантического подходов, не предполагающих их растворения в психологии или логике. Но тут возникает ряд вопросов, которые отчасти были намечены и самим Фреге, который уделил им значительное место в своей работе.

52

Видимо, так надо понимать Л. Витгенштейна: «…слово “значение” употребляется в противоречии с нормами языка, если им обозначают вещь, “соответствующую” данному слову. То есть значение имени смешивают с носителем имени. Когда умирает господин N, то говорят, что умирает носитель данного имени, но не его значение. Ведь говорить так было бы бессмысленно, ибо, утрать имя свое значение, не имело бы смысла говорить “господин N умер”» [Витгенштейн, 1985, п. 40].