Методика очарования

Посреди комнаты лежал… труп! Он влетел в окно, шмякнулся на пол и теперь испугал нас с Катериной своим присутствием. Только не следует думать, будто это Макферсон вернулся, хотя, признаюсь, мысль такая у меня мелькнула. Однако при более внимательном рассмотрении тела оказалось, что это всего-навсего труп огромной черной вороны. Напрягать голосовые связки из-за птички, пусть и дохлой, было как-то неловко, потому я умолкла, а следом за мной заткнулась и Катерина.

— Что это? — задала подруга довольно бестолковый вопрос — зачем спрашивать, раз и так видно? Но я послушно ответила:

— Ворона.

— Вижу, что не павлин! Я спрашиваю, как она сюда попала?

— Прилетела, — ответила я, понимая, как глупо это звучит.

Катька тоже это почувствовала и отчего-то разозлилась:

— Ты головой-то своей думай! Она же мертвая! Не могла она летать…

— Ну… Она же не всегда была мертвой. А что, если она летела, летела, сбилась с курса, умерла и врезалась в наше окно? Или, наоборот, сперва врезалась в окно, а потом умерла. — На мой взгляд, версия вполне подходящая, только подругу она не устроила.

— Ты много ворон в здешних местах видела? — хмыкнула Катерина.

Я задумалась. Эти птички, действительно, Ждановку почему-то не жаловали. Голуби, воробьи, грачи, стрижи — это пожалуйста, а вот ворон видеть мне доводилось редко. С трудом борясь с подступившей к горлу тошнотой, я приблизилась к птичке, Катерина тоже присела на корточки, и мы вместе приступили к изучению тушки. Зоология никогда не входила в число моих любимых школьных предметов, но даже мне стало ясно, что ворона прилетела к нам уже мертвой: шея у птички была вывернута на сто восемьдесят градусов.

— К-кать… — бледнея от внезапной догадки, пролопотала я. — Это знак!

Катька вздрогнула и, соревнуясь со мной в степени бледности, без особой уверенности пискнула:

— Дура ты, Саня! Какой знак?

Я понизила голос до таинственного шепота:

— Черная метка!

— Мама!..

— Никакая не мама. Ты в детстве приключенческие романы читала?

Мы с Катериной росли вместе, и я доподлинно знала, что любимым чтивом в розовую пору у подруги был роман Дюма «Асканио». Его, в смысле роман, она знала наизусть, цитировала целыми страницами и одно время даже говорила в стиле той эпохи, то есть немного вычурно. Поэтому я ничуть не удивилась, когда в ответ на вопрос Катька неопределенно пожала плечами, из чего следовал однозначный вывод: приключенческие романы она, конечно, читала, но дело это прошлое, и вспоминать о них сейчас она не хочет. Кивнув, я пояснила:

— Там всегда так: тому, кто должен умереть, убийца присылает черную метку: дескать, готовься, время твое вышло!

— Что-то я не пойму, к чему ты клонишь, Сан Саныч, — пожаловалась подруга. — Голова у меня разболелась…

— Неудивительно. От такого у кого хочешь голова заболит. Только недолго ей болеть осталось. Черная метка — дело серьезное.

— Не делай мне страшно! — воскликнула Катерина. Она накрыла тушку вороны листом газеты, и теперь ничто не отвлекало нас от разговора. — Какая черная метка? Какой убийца? Объясни толком, Сань, только, очень тебя прошу, без этих твоих штучек!

— Хорошо. Знаешь, что означает эта дохлая ворона? Она означает, что мы с тобой стоим на пороге раскрытия какой-то страшной тайны и кто-то не хочет, чтобы тайна эта стала известна. Ой! — Я испуганно зажала рот ладошкой, ибо поняла, что только что сказала.

— Вот именно! — кивнула Катька. — Ни при чем здесь твоя метка. Дело в бумагах Никиты и Саламатина. Думаю, мы на верном пути, Санчо. Смерти Кита, Мишки и Макферсона — дело рук одного человека, который хотел воспрепятствовать темным делишкам парней. Первые две смерти он мастерски сляпал как несчастные случаи, но вот на американца у него времени не хватило, пришлось просто так грохнуть, а труп спрятать. Теперь наша очередь.

— В каком смысле?! — оторопела я.

— В прямом. Мы влезли не в свое дело, занялись выяснением причин смерти ребят и, того и гляди, выйдем на убийцу. А ему это на фиг не надо. Вот он и предупреждает… Или просто дурака валяет. Псих, одним словом.

Придя к такому малоутешительному выводу, мы с Катериной принялись наводить порядок в моей спальне. Делали все молча, потому что головы были заняты одинаковыми невеселыми мыслями. Покончив с уборкой, мы, не сговариваясь, переместились в комнату Катерины — оставаться в оскверненной спальне я не могла — и стали устраиваться на ночлег. Впрочем, заснуть никак не получалось. Да это, в общем-то, неудивительно: кто спокойно заснет, зная, что поблизости бродит самый что ни на есть хладнокровный убийца? Даже маленькая «Беретта», положенная под подушку, уверенности в завтрашнем дне не внушала. Я лежала под теплым боком Катерины и дрожала так, что большая двуспальная кровать ходила ходуном. Мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что убийца в эту минуту шастает по нашему дому. Он, конечно, знает, где мы находимся, но специально не идет убивать, желая сперва хорошенько потрепать нам нервы.

— Ну хорошо, — вслух сказала подружка, словно продолжала прерванный диалог, хотя до этой минуты мы обе молчали. — Давай воспользуемся методом Холмса и попробуем ответить на главный вопрос: кому выгодна смерть Кита, Саламатина и Макферсона?

— А может, не стоит, Кать? — шепотом предложила я. — Я имею в виду — продолжать копаться в этом деле? Может, просто вернем все улики?

— Кому? — вопросом на вопрос ответила подруга.

После недолгих размышлений я пришла к выводу, что улики возвращать как будто бы и некому, потому подавленно промолчала. Катерина, видя такое дело, принялась рассуждать дальше:

— Ты пойми, Сан Саныч, даже если мы прекратим расследование, нам все равно крышка — убийца уверен, что мы в курсе многого такого, чего знать нам совсем не следует. Он уже решил нас убрать, и наше примерное поведение не заставит его изменить свое решение. Попробуем сыграть на опережение. В этом варианте у нас есть шанс остаться в живых. Пусть маленький, но все-таки шанс. В крайнем случае можно будет пойти в милицию и признаться в убийствах, которых мы не совершали. Нас, конечно, посадят, но зато в тюрьме убийца нас не достанет.

Что и говорить, перспектива радужная, почти как у картошки: то ли весной посадят, то ли осенью уберут. Катька еще что-то горячо говорила, должно быть, стремясь убедить меня, а в первую очередь себя, в правильности принятого решения, но я ее уже не слышала. Усталость одержала окончательную и бесповоротную победу над моим многострадальным организмом, и я погрузилась в спасительный сон.

Снились мне слоны. Они, радостно оскалив бивни, добросовестно вытаптывали и без того скудную растительность на нашем участке. Животные при этом весело трубили, а один старался больше всех, из чего я сделала вывод, что он у них главный, вожак стада, так сказать. Голосок у вожака оказался что надо — чисто иерихонская труба. Слушать подобную какофонию дольше грех минут не смог бы ни один здравомыслящий человек, а поскольку я отношусь именно к этой категории граждан, то посоветовала себе немедленно проснуться. Впрочем, пробуждение заметного облегчения не принесло — попурри из малоприятных звуков продолжало тревожить мою нервную систему.

Еще не проснувшись окончательно, я уселась на кровати и огляделась в надежде обнаружить источник шума. Катерина мирно спала, выводя носом замысловатые трели. Но они вовсе не были неприятными и уж никак не походили на трубный глас слона. Я легонько толкнула подружку в бок, она недовольно сморщилась и нехотя приоткрыла один глаз.

— Сделай телик потише, — пробормотала Катька, вновь смыкая сонные вежды.

— Это не телик, Кать. По-моему, кто-то очень хочет попасть к нам в дом…