Методотдел

— Хочу напомнить, что работа во Дворце — это целое служение, самое настоящее подвижничество, — продолжал Поликарпов. — Вся его история говорит об особой миссии — давать детям путевку в жизнь. А это значит, на первый взгляд, учить очень простым вещам: умению дружить, быть искренними, радоваться успехам своего товарища, понимать, что такое чувство собственного достоинства, честь, взаимовыручка. Это все гораздо сложнее, чем научить играть на гитаре или делать мягкую игрушку. Именно наш Дворец всегда был лучшим в этом деле!

Теперь что касается услышанного. Предложенная идея, безусловно, любопытна. Она, знаете, такая яркая, как красивый фантик. Сейчас в моде красивые обертки, когда в погоне за успехом с легкостью предается забвению все надежное и проверенное. Самое печальное, что потом ничего уже не вернешь. И вот в докладе начальника методического отдела я услышал очень тревожный сигнал. Ведь его, с позволения сказать, реформа уничтожит прежний Дворец. Но зачем городить огороды, если наше, фигурально выражаясь, педагогическое сооружение уже давным-давно построено? Не лучше ли направить энергию на укрепление фасада? В конце концов, есть много других замечательных мест, где можно попробовать воплотить в жизнь этот воздушный замок.

Отвечать на все это было бессмысленно. Такая реакция являлась столь ожидаемой, что я не смог сдержать улыбку.

— Что вы улыбаетесь? — спросил директор.

— Когда мне забавно, я улыбаюсь. Сейчас мне забавно.

Мой дерзкий ответ вывел его из себя.

— Так, все! — сказал он. — Достаточно. Ваш проект не принимается. Все свободны. Работаем дальше.

Лицо Горовица выражало досаду, но кроме раздражения на меня было видно, что он недоволен собой, и я сразу понял из-за чего. Должно быть, бедняга ужасно себя корил за простодушное приглашение Поликарпова на мою презентацию. Теперь получалось, что не он, а именно гость решил исход обсуждения. Такового Горовиц никак не мог допустить.

— Впрочем, постойте… — сказал он залу, чтобы люди не успели разойтись. — Мы так накинулись на коллегу — это нехорошо. Я думаю, надо все же дать шанс этому проекту.

Затем он развернулся ко мне.

— Все обозначенное вами требует прежде всего специалистов, под руководством которых дети буду работать. Ведь так?

— Безусловно.

— Так вот, я предлагаю, чтобы ваш отдел подал пример. Сами сочините историю, проиллюстрируете ее, сделаете пару арт-объектов и инсталляций для выставки и в завершение поставьте кукольный спектакль. Ну хотя ладно, пусть будет только спектакль. Если получится интересно, значит, будем запускать проект, не получится — значит, методотдел придется сократить.

В отделе со мной никто не разговаривал, да и между собой в тот день методисты почти не общались. Я понимал, что было причиной этой натянутости, и если бы не субординация, то я бы, верно, услышал много неприятного в свой адрес. Но, клянусь, мне не в чем было оправдываться перед ними. Разве я был виной тому, что они хотели продолжать сидеть в болоте? «Ну что же вы все такие?!» — вопрошал я в сердцах. Даже Петя поддался общему настроению и как-то сторонился меня. Так прошел день.

На следующее утро я решил провести совещание. Все сели за наш большой стол, и никто, кроме Пети, не смотрел в мою сторону. Это был самый настоящий бойкот.

— Коллеги, я прошу меня внимательно выслушать. Я уже давно понял, что вы ничего не хотите менять в работе, но вы тоже должны понимать, что изменения неизбежны, что директор обязательно перезапустит всю работу Дворца. И чем это все станет — неизвестно! Не лучше ли нам самим взять инициативу в свои руки и сделать так, как нам будет интересно работать?

— Но нам не интересно то, что вы предложили! — прервал меня Агарев.

— Я это понял, но и вы, Максим Петрович, со своей стороны ничего не предложили. Точнее то, что вы все предлагали, Горовиц выкинул в корзину. У вас у всех был шанс, но не я отверг ваши предложения, коллеги! Вы видели тот документ, который я передал в приемную. В нем я обобщил все озвученные идеи отдела, ни одну не выкинул, но не прошло. А сейчас я о том, что прошло, хотя бы и на условиях эксперимента. Так давайте попробуем теперь эту возможность. Прошу сказать, на кого я могу рассчитывать.

— На меня, — сразу отреагировал Петя.

Этого было крайне мало. Теперь я ждал поддержки со стороны Бережной и Кайсиной. Конечно, то, что сейчас я впился в них глазами, — это был запрещенный прием. Знаю, что ни та, ни другая не хотели участвовать, но они не могли мне отказать, потому что я всегда был исключительно добр к ним.

— И на меня можете — наконец подтвердила Таня, согласие которой переломило ход совещания окончательно в мою пользу.

— Да, хорошо — согласилась Рита.

Остались двое. Все смотрели на Зину и Максима Петровича, глаза которых были опущены вниз. Они оба, наверняка про себя называя своих коллег предателями, по-прежнему не принимали мой проект, но в складывающихся обстоятельствах осознавали, что вынуждены согласиться.

Первой сдалась Зина:

— Чем смогу…

— Ну, что ж… Давайте попробуем, что из этого получится, — быстро пробормотал Агарев.

Теперь нужно было придумать историю. Но о чем?..

Глава XXVII Любовь злой карлицы (Волшебная история)

«Карлицы не родят», — сказала бабушка.

Есть такая земля на свете, где вода на лугах, чистейшей прозрачности, стоит почти круглый год. Глубина здесь разная: где чуть покрывает землю, и в некоторых местах даже выглядывает ярко-зеленая травка, но иные пространства затоплены по колено, а то и вовсе по пояс. Там, где глубоко, довольно высокая трава, превращаясь в водоросли, волосами развевается по течению, и в них запутываются редкие рыбки. Особенно интересно видеть, как из воды растут деревья, сбившиеся в маленькие рощицы, как они отражаются в зеркальной глади по утрам или на закате солнца. В их ветвях можно рассмотреть диковинных птиц. Здесь всегда свежо, даже в самый знойный день, и запаха стоячей воды совсем не чувствуется. Здесь нет комаров. Когда идет дождь, вода сверху и вода снизу сливается в одно целое и перевертышем смывает всяческие различия, а когда светит солнце — яркий свет каждый раз торжественно являет картину вновь сотворенного мира. И как же чудесно, проезжая по этим местам в поезде, наблюдать из окна столь благословенный пейзаж!

В поезде? Через всю лагуну проходит насыпь, по которой проложено железнодорожное полотно. Рельсы едва выступают из воды, кажется, будто ты плывешь, хотя нет — скользишь, и притом очень быстро, как какая-нибудь водомерка, едва соприкасаясь с водой. Нет привычной тряски поезда — вместо этого легкое подпрыгивание на воздушной подушке. Иногда за окном можно любоваться лотосовыми полями, нежными кувшинками, и уж совсем невозможно оторвать взгляд от застывших длинноногих фламинго где-то на горизонте. А если повезет, то необыкновенным зрелищем, небесным добрым знаком будет встреча с одиноко пасущимися лошадьми, которые забредают сюда за сочностью здешней зелени — тут покойно, никто не потревожит их.