Методотдел

Ричард покраснел. Луиза говорила так громко, что люди за соседними столиками, которые и без того держали в поле зрения эту странную пару, стали на них оборачиваться.

— Прежде всего, он — такая посредственность. Его мысли очень примитивны, мечты — мещанские.

Карлица громко рассмеялась.

— А ты думаешь, я не знала этого?.. Но какое тебе дело? Вот ведь ты — обычный конь, а я сделала из тебя человека. Если б не я… да что там говорить…

— Не все так просто, — замялся Ричард. — Дело в том, что он влюблен в одну прелестную, очень юную особу…

— Что мне до этого? — ядовито перебила Луиза.

— Но та девушка… — глубоко вздохнул Ричард. — С ней совершенно невозможно соперничество…

Возникла пауза. Лицо карлицы исказилось в ужасной гримасе, от элегантной маленькой леди не осталось и следа.

— Изведу я всех, изведу, — прошипела Луиза. Она со всей силы сжала бокал, так что он треснул, и струйки его содержимого, смешавшись с капельками крови карлицы, растеклись по скатерти.

С тех пор как Яков встретил Луизу на Чистых прудах, он стал чувствовать, что за ним постоянно кто-то наблюдает, даже если он был в комнате совершенно один. Это жутко нервировало парня, у которого всегда была безупречная выдержка. Поначалу он никак не связывал это со своей новой знакомой. Тогда на бульваре выяснилось, что, оказывается, Луиза одно время была дружна с родителями Якова и помнит его еще совсем маленьким. Она была примерно его возраста в настоящем времени, когда эта прекрасная пара погибла в автокатастрофе. Яков помнил родителей в основном только по фотографиям, но свято хранил к ним любовь в своем сердце, и ему были дороги все, кто имел к ним хоть какое-то отношение, — так его воспитала тетка. «Какое счастье, что у Луизы феноменальная память на лица и она сразу узнала меня. И как замечательно, что Москва бывает такой маленькой», — думал Яков.

Луиза рассказала Якову, что в Москве сейчас по делам, что у нее здесь никого нет, и было бы чудесно, если бы он смог иногда проводить с ней время. Яков согласился, и они стали прогуливаться по вечерам в центре города. Яков показывал ей Москву и составлял компанию в походах по магазинам. Правда, вскоре он понял, что в магазины они заходят в основном ради него — Луиза делала ему дорогие подарки, не забывая при этом и о его невесте и тетке. Иногда они заходили куда-нибудь поужинать, пару раз карлица просилась в театр. По ее просьбе они с экскурсией посетили Мосфильм, Третьяковскую галерею и Мавзолей. Все расходы Луиза брала на себя.

Яков познакомил Луизу с самыми близкими своими людьми — возлюбленной Настенькой и теткой Рогнедой.

Луиза сразу понравилась юной и восторженной Настеньке. На самом деле карлице это было сделать совсем не сложно, достаточно описать несколько экзотических мест, куда она часто наведывалась, да подарить пару блестящих побрякушек. А вот Рогнеда Луизу никак не принимала. «Что-то я не помню эту малышку в окружении твоих родителей!» — делилась тетка с Яковом своими сомнениями, но Луиза сообщала столько разных деталей про их тогдашнюю жизнь, что не поверить ей было просто невозможно. В конце концов, она была богата, имела множество связей в самых разных кругах, а значит, могла быть полезна ее племяннику. И все же Рогнеда хотела, чтобы иностранка поскорее уехала.

— Ты просто ревнуешь, — улыбаясь, говорила Настенька, — но это вполне естественно.

— Что ж, может, и так, только все равно я предпочла бы, что она держалась подальше от нашего Якова.

Так случилось, что на время пребывания карлицы в Москве пришелся день рождения Настеньки. Виновница торжества сама решила пригласить Луизу на ужин для самых близких. Ее восхищала деятельная натура карлицы, то, какая она была уверенная в себе, как быстро могла решать самые разные проблемы. Казалось, для нее не существовало ничего невозможного. Настенька думала, что, когда придет время им с Яковом завести ребенка, Луиза должна непременно стать его крестной.

Родители Настеньки позвали гостей к себе на дачу.

— У вас тут отменные сосны и просто великолепный газон, — расхваливала Луиза хозяев дачи.

Она сидела на качелях и думала о чем-то своем, пока на лужайке накрывали на стол. От ее взгляда, конечно, не могло ускользнуть, как особенно хороша в этот день была Настенька. Нежная, как фиалка, она заставляла любоваться собой каждого из гостей, и это было совершенно справедливо: красота, молодость, легкость, энергия, природный ум — сама жизнь во всем своем великолепии предстала перед ними. Сердце Луизы разрывалось на части, когда она видела глаза своего Якова, влюбленные в ту, с кем, по словам Ричарда, «соперничество невозможно». А после того как было объявлено о предстоящей свадьбе пары, карлица и вовсе позеленела от ярости. «Ну, ничего, мы еще посмотрим», — прошептала она.

В тот вечер Луиза подарила Настеньке роскошную камею. Старинная брошь, выполненная из яшмы, изображала прекрасный женский профиль героини эллинистического мира. Все как один, гости тут же принялись восхищаться этой чудной работой и отмечать, что лучше подарка и быть не может.

— Только пообещай мне, что будешь ее носить, — просила Луиза. — Эта камея особая. Она приносит удачу.

— Очень похожа на сестру Клеопатры — несчастную Арсиною, — сам себе пробубнил один старичок, внимательно рассматривая брошь в завершение вечера.

Луиза уже лежала в кровати, когда Торсвик принесла ей травяной чай на ночь.

— Присядь, побудь со мной, — приказала она девушке.

Торсвик села на край постели, скрестила руки на коленях.

— Скажи, Торсвик, что, по-твоему, любовь? — слегка приподняв бровь, спросила карлица. — Что происходит, когда любовь?

Торсвик удивленно улыбнулась.

— Однажды я сидела у озера и расчесывала волосы, — в никуда ответила девушка. — Я пела одну печальную норвежскую песню, и слезы текли по моим щекам. А трава была кругом зелено-сочная, примятая, и юбка моя стала цвета малахита. Душа моя от легкости вознеслась к поднебесью, и вроде счастлива я, а слезы… Вот так.

— Вот дура! Ничего не понятно, — прошептала карлица.

— И мне.

— Выходит, что любовь — это когда ничего не понятно?

— Очень похоже, что да.

— Значит, у меня любовь?

Торсвик молчала.

— Так значит, у меня любовь? — повторила Луиза свой вопрос.

Не получив ответа она одним глотком допила чай и в сердцах швырнула чашку на пол.

Впервые Яков соотнес ощущение, что за ним следят, с персоной Луизы после одного сновидения.

В том сне они сидели на скамейке в парке.

— Поцелуй меня, — протягивая свои коротенькие ручки к Якову, говорила карлица.

Он смотрел, как вдали на лужайке весело играют в бадминтон дети, не смея обернуться к своей собеседнице. Карлица взволнованно теребила его руку:

— Ну, Яша, что с тобой? Яшенька, я умею любить, поверь мне, откройся. — Голос карлицы на удивление был приятным и свежим, его мягкие тона завораживали. — Да ты знаешь, как любят-то? — спросила она так, как, должно быть, разговаривают русалки или мертвые панночки-утопленницы.

«Ведьма», — подумал во сне Яков. Он никак не мог понять, зачем он здесь. Как получилось, что он — молодой, красивый, успешный — теперь объясняется с этой нелепицей? Ему вдруг подумалось, что его могут застать товарищи, а потом будут эти дурацкие злые шутки. «Боже мой, что за наваждение? Как же я допустил, чтобы эта карлица увязалась за мной?» — недоумевал Яков. Между тем карлица уже переместилась на его колени и смотрела на него снизу вверх, исподлобья.

— Поцелуй меня, Яша! — пропела она, пытаясь дотянуться до его лица своими губами.