Меж молотом и наковальней

Увидев меня, женщина молча поднялась и направилась к двери.

А я долго стояла неподвижно, не решаясь потревожить покой спящего. Да и муторно на душе было. Только увидев бинты Анри, я до конца осознала, как сильно ему из-за меня досталось. И не в первый раз… еще и насмехаются над ним, еще и встречу какую-то важную пропустил, и все — из-за меня.

— Что, совсем плохо выгляжу? — спросила «мумия», не открывая глаз. — Солнечный свет мне вредит, знаешь ли.

Я подошла к кровати, опустилась перед ней на колени, и осторожно взяв Анри за руку, прошептала:

— Прости… я не знаю, что на меня нашло, прости, ради Бога.

— Не надо о Боге, — тихо ответил Анри. — Не плачь, девочка моя…

Я вздрогнула от нежности в его голосе, и тотчас же сдерживаемые до этого слезы вновь потекли по моим щекам. В который раз за этот проклятый день.

Анри открыл глаза и посмотрел на меня тепло, ласково:

— Из-за меня плачешь? Приятно.

— Прости.

— Больше так не делай. Никогда.

— Не буду. Никогда больше тебе не испоганю жизнь, обещаю!

Анри шевельнул губами, будто хотел что-то сказать, но потом вновь улыбнулся и, закрыв глаза, прошептал:

— Достаточно. Я хочу поспать.

— Анри…

— Если чувствуешь себя виноватой, то, может, меня поцелуешь? — внезапно резко спросил он.

Я тихонько вздохнула и, нагнувшись, мимолетно коснулась губами сжатых губ Анри. Потом осторожно погладила его влажные от пота волосы и поцеловала еще раз — в лоб, прошептав:

— Спасибо, мой герой.

— Всегда пожалуйста, — мягко ответил Анри, — в теперь иди. Посплю и все пройдет. Иди. Иди, пока я в силах тебя отпустить.

Я хотела возразить, но неизвестно когда оказавшаяся в комнате Ли уже щелкнула выключателем, явно давая понять, что аудиенция закончилась. Стало темно. Тихонько поднявшись, я прошла к светящемуся в темноте прямоугольнику двери и, выходя, услышала:

— И все же не знаю, почему тебя выбрал. Иногда ты кажешься на удивление огромной дурой. Наверное, и я — дурак. Но просто не могу тебя бросить. И позволить так глупо умереть тоже не могу. Так что прости… нескоро ты от меня отвяжешься. И придется мне потерпеть приносимые тобой «неприятности», душа моя.

— Я тебя тоже люблю, Анри.

За спиной раздался удивленный вздох.

— Приятно слышать, — усмехнулся вампир. Я закрыла за собой дверь и сползла по створке. Боже, что я несу? Зачем я это сказала? Да и на самом деле ли это любовь?

Тогда что?

— Вампиры чувствуют боль, как и люди, — сказала вдруг Ли. — Говорят, что они ходячие мертвецы, но это не совсем так. Они живы, только организм у них устроен иначе, как у оборотней. Мы бессмертны, но мы тоже умеем и чувствовать боль… и… любить.

— Зачем ты мне это говоришь?

Ли промолчала. Потом села передо мной прямо на паркет и вдруг сказала:

— Анри многое пережил, Катя. Я его встретила, наверное, лет через двадцать, как умерла его жена…

— У Анри была жена? — невольно вздрогнула я, внимательно посмотрев на Ли. — Но…

— Была. Говорят, он ее сильно любил. Кажется, в одну и ту же ночь его жену убили, а Анри сделали вампиром.

— Кто?

Ли облизнула губы и сказала:

— Не знаю. Никто не знает, даже Анри. Он искал, видит Бог, искал. А потом замкнулся в своей боли. Тогда он убивал… много. Говорил, что люди заслужили… Но однажды Анри почему-то спас одного человека…

— Этим человеком был я. — Саша нарисовался неожиданно, оперся спиной о стену, вытянул из кармана пачку с сигаретами.

— Тебе нельзя, ты — человек, — поморщилась Ли.

— Сегодня мне все можно, — ответил ее «хозяин», щелкнув зажигалкой.

Саша откинул назад голову и, глубоко вдохнув сигаретный дым, мягко улыбнулся.

— Я тогда работал на Ватикан. Убивали. Истребляли вампиров… «этих тварей», так мы их называли. Поймать в подворотне, вбить осиновый кол в грудь и наслаждаться выполненным чувством долга. Как было все просто до поры, до времени.

Саша стряхнул пепел на пол и застыл, мечтательно уставившись в высокий, украшенный резьбой потолок.

— По вечерам я зашивался в небольшом трактирчике у набережной. Помню их тихую музыку, как мелькала меж столиками девушка в потертом платье и как по-особому приятно горчила выпивка. После работы мне всегда почему-то хотелось выпить.

В ту ночь я плелся по мокрому, в пятнах фонарного света, мосту. И был настолько настолько пьян, что до последнего момента не заметил мчащуюся навстречу карету. Банально… господин гнал, кучер хлестал лошадей, а мне некуда было деться. Либо под копыта… либо в воду. Я выбрал в воду… а плавать я и трезвый не очень-то умел.

Очнулся я на набережной. Анри стоял надо мной, мокрым и злым, и смотрел в светлевшее над городом небо:

— Скажи спасибо, что ты живешь.

— Спасибо. Но ты ведь вампир.

Он усмехнулся, а мне стало вдруг душно. Страшно это, когда так вот усмехаются.

— А еще — давний друг твоего деда. Отдал долг, так сказать… Теперь и ты отдай.

Он подал мне осиновый кол. Сам. И сказал:

— Не смотри на меня так. Думаешь, мне нужна эта жизнь

Как же хорошо я помню этот вечер… и его паршивый взгляд. Потому и ненавижу таких… что самоубиваются чужими руками. И не думают, как после такого убийце жить-то?

Саша некоторое время молчал, потом кинул на паркет сигарету и прошептал:

— Я навел справки. Анри действительно был школьным другом моего деда. Он рано женился, дед говорил, что по любви, а потом Анри вдруг исчез… а его жену нашли в их загородном доме мертвой. И появился вот так внезапно… Это я научил его жить. Моего друга. И только тогда я понял, что вампиры на самом деле тоже… люди. Что они умеют чувствовать, любить, страдать, как мы, может, даже глубже.

— Но ты ведь не бессмертный? Почему ты помнишь предыдущие жизни? — спросила я.

— Я — не бессмертный, ты права. Но когда я нахожу ее, — Саша посмотрел на Ли, — я вспоминаю прошлые жизни. Все. Потому я прошу тебя, Катя, больше не ранить Анри. Он только кажется таким непробиваемым, а на самом деле…

— … а на самом деле?

— … нуждается в твоей помощи. Он боится связать с кем-то свою жизнь. Кому-то довериться… Ты первая за последние столетия, на кого он вообще посмотрел. До этого была только еда, как можно реже, пьянки по кабакам и вечеринки, куда пускают каждого. Где он зарабатывает себе не жизнь, ты лучше не спрашивай. Верь мне, тебе не понравится.