Меж молотом и наковальней

Я верила.

Вздохнув, я встала и подошла к окну. Там внизу покачивали ветвями яблони, по дорожкам прогуливались люди. Вдалеке промелькнула на матовой ленте дороги машина.

Хочу ли я на самом деле, чтобы кто-то от меня зависел? Чтобы Анри любил меня до безумия?

— Знаешь, проблема в том, что я его не выбрала, — тихо прошептала я.

— Я слышал, что дело выглядело несколько иначе.

Саша встал рядом со мной.

— Ты ведь первая его заметила?

— Вампира нельзя не заметить. И вампира нельзя не полюбить… Только вот любовь ли это?

Саша некоторое время молчал, а потом спросил:

— Владэк тоже вампир. И к нему тебя тянет также, как к Анри?

Я сглотнула.

— Только честно, Катя.

— Нет.

— Вот именно. Тогда не говори, что это только Анри тебя выбрал. И будь осторожной. Анри мне друг. Не рань его… больше.

— Я нечаянно…

— А я и не про сегодняшний день, родная.

Я промолчала, уставившись на свои тапочки. Даже не заметила, как Саша ушел. Просто сидела на полу и думала… Ранить вампира? Смешно. Убийца с чувствительным сердцем — так ведь не бывает. Влюбленный убийца и вовсе кажется опасным. Только вот беда — Анри не совсем убийца, скорее — Казанова.

Своих жертв он…

Я вновь сглотнула.

— Достаточно, солнце, — сказала вдруг Ли, обняв меня за плечи. — Достаточно о вампирах и о проблемах. Мы так давно не виделись, я не хочу терять время на такие глупости.

— Анри для тебя глупость?

— А почему бы и нет? — усмехнулась Ли. — Ты должна понять — Саша беспокоится о своем друге. А я беспокоюсь о подруге, о тебе.

— Я не хочу вставать между тобой и хозяином.

— Ты и не встанешь… Саша дал нам всего час на прощание…

Провожала нас сидевшая на крыльце огромная кошка. Сказочно красивое, грациозное животное, возле которого дышать, а не только стоять страшно, и не верится, что это Ли… Тигровая Лилия.

— Ли красива в любой ипостаси, — сказал Саша, выводя машину с площадки перед замком на дорогу, выложенную брусчаткой.

Я не ответила. Почему-то меня все не отпускало чувство, что мир вокруг неотвратимо рушился… тревожно. И страшно. Но я ничего не могу с этим поделать. И беспомощность убивала.

Глава тринадцатая. Дома

За окном накрапывал дождик: то ли издевался над моим мрачным настроением, то ли его разделял, не понять. Ртутная рябь по окнам и тихий перестук по крыше. Прям в самый раз, чтобы рефлексировать. Не дождетесь!

Однако поездку приятной можно было назвать с натяжкой: ехали мы в гробовом молчании. Говорить не просто не тянуло, было не о чем, все добальные переживания казались какими-то глупыми, бал — далеким сном.

Ох… все бы отдала, чтобы и эта порча оказалась таким же сном! Но куда там! А теперь вот сиди, уставившись в окно, и думай… что бы такого ляпнуть, чтобы прервать эту проклятую тишину…

За окном кукуруза зреет. Остановиться бы и срезать пару початков, похрустеть желтыми, еще слизкими зернышками, может тогда легче станет? Саша, может, будет против, да и просить не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

И я поняла вдруг, почему: впервые за многие годы я не хотела возвращаться в Магистрат. Вся эта поездка, бал, покушение, болезнь Анри, а после — признание Саши, в очередной раз перевернули мою жизнь с ног на голову. Нет, хуже — перевернули мое представление о жизни с ног на голову. Раньше я себе жила и не думала, что все так сложно… а теперь?

Теперь я оказалась в подвешенном состоянии между мирами смертных и бессмертных. Оказалось, что это все же два разных мира. А подвешенное состояние было ой как неприятно. Как и осознание, что так, по настоящему, ты нигде не своя. И даже твои друзья при тебе… носили маски.

— Ты тоже так себя чувствуешь? — спросила вдруг я.

— Как «так»? — улыбнулся Саша, не сводя взгляда с дороги. Наверное, его тоже тяготило это молчание и хотелось поговорить. А, может, и не хотелось… но кто ж его уже спрашивал?

— Как недоделанный. Они все такие… совершенные. А мы с тобой — всего двое смертных, которые вскоре состарятся, растеряют остатки красоты и молодости и умрут… даже хуже, чем двое смертных. Другие живут себе и радуются, не знают, что возможен и другой вариант. Не чувствуют себя ущербными какими-то… и разве что в книжках читают о вампирах, оборотнях, считая их красивыми сказками. И только мы знаем, что сказка существует. Да только не про нас.

— Нет, я не чувствую себя несовершенным, — ответил Саша, будто специально изменив слишком острое словечко «недоделанные». Ну и пусть. Главное, что он говорит. Может, чего умного скажет? Хотя что тут скажешь-то…

— У всего есть свои плюсы и минусы, — продолжил Саша ровным тоном, — даже у бессмертия. Время для них будто застыло… а они разучились его замечать. Мир вокруг меняется с оглушительной скоростью, а они остаются прежними, холодными, бездушными. Как ни странно, это мы со своей изменчивостью дарим им ощущение, что они живут. Мы дарим им вкус жизни, потому что еще не разучились чувствовать…

— Ты говорил, что и Анри не разучился.

— Но Анри надо было о том напомнить, — усмехнулся Саша. — И лишь тебе, как ни странно, удалось это сделать. И теперь у Анри есть о ком беспокоиться… забавно, но даже это чувство для бессмертных приятно. Беспокойство. Для них мы… — Саша некоторое время молчал. — Как изящные произведения искусства, которыми восхищаешься, но которые столь… хрупки. И одно неловкое движение…

— Говоришь о себе, как о вещи. Даже больше, как о дорогой игрушке. Неужели ты этого не замечаешь? — вспыхнула я. — Где твоя гордость, к чертовой матери?

— А, гордость, — протянул Саша, осторожно направляя машину на боковую дорогу. — Да, гордость… это, наверное, когда держишь жизнь бессмертного в своих руках и твердо знаешь, что этого не достоин. Когда видишь ее золотистые глаза, сияющие любовью, и понимаешь, что заботиться о себе это в первую голову заботиться о ней. Потому что она за тебя, дурака, боится. Боже, именно с Ли я научился по-настоящему ценить свою жизнь… Не хочу ей сделать больно. Понимаешь?

— Но ведь… — выдохнула я. — Ты состаришься, в лучшем случае… и все равно уйдешь. Будет ли он тебя любить…

— Стариком? — уловил мою мысль Саша. — Уже не раз показывала, что будет. И стариком, и неразумным ребенком, и больным, и здоровым. Она будет рядом. Она видит только мою душу, тело для нее неважно.

— Как хорошо, что ты ее любишь, — прошептала я.

— А ты? Ты любишь Анри?

Я промолчала. Странный вопрос, наверное, неожиданный. И ответ, наверное, будет странным:

— Люблю. Но… не как Ли любит тебя. Я чувствую, что что-то в этой любви неправильно… не понимаешь? Я и сама не понимаю.