Между честью и истиной
Шрифт:
– Марина Викторовна, не хотелось бы отнимать ваше время, но дело действительно серьезное. Вы, вероятно, уже в курсе о том, что одновременно с ослаблением позиций Сопротивления в городе начали появляться и классические криминальные структуры.
– Нет, но это логично и ожидаемо, - спокойно ответила она.
– Вы наверняка помните и отправление гражданского правосудия по законам империи в городской черте.
– На стрелке Васильевского острова, семнадцатого сентября, - так же спокойно ответила Марина.
– Речь идет о двоих лишенных гражданства, которые ушли с места казни и до
– И при чем тут я?
– с интересом спросила правозащитница.
– Ну, - пожал плечами ее собеседник, - практиканта из империи, самовольно ушедшего из резиденции наместника, нашли вы, и он сейчас, насколько мы в курсе, гостит у вас.
– В последнем вы, допустим, ошиблись, если только не имели в виду визиты раз в неделю на чай.
– Хорошо. Но остального это не отменяет, - сказал младший, хуже выглядящий.
– И чего вы в связи с этим от меня хотите?
– с вежливым интересом спросила Лейшина.
– Марина Викторовна... Два человека, которые по нашему законодательству заработали в худшем случае год условно, а вероятнее всего - просто крупный штраф, сейчас находятся без документов и прав где-то у бандитов, вы понимаете это?
– Вы что, хотите, чтобы я сама их вам искала?
– у Марины мимо воли очень широко открылись глаза.
– У вас не получится, они оба технические специалисты империи, - парировал старший из полицейских офицеров.
– Вы не сможете их найти, пока они сами этого не захотят.
– И что я могу сделать в этих условиях?
– спросила Марина.
– Почему вопросы ко мне?
– Марина Викторовна, но может быть, вам удастся как-то попросить актив Сопротивления поискать их?
Офицер был неприятно настойчив. Впрочем, когда они вели себя иначе.
Марина усмехнулась несколько раздраженно. Ей было душно, хотелось курить и не нравились собеседники. Впрочем, все было довольно штатно для общения с уголовной полицией. Не понимала она только одного - почему техниками саалан занимается городской убойный отдел, а не безопасники с Литейного.
– Чтобы мальчики и девочки из Сопротивления передали мальчику гостей, что его соотечественники в беде? Потому что по закону империи их не существует, а реальность с этим законом несколько не сходится?
Ее собеседник хмуро кивнул.
– Хорошо, господа. Я передам вашу просьбу Эние да Деаху. Но дайте мне для него какой-то контактный телефон. А то только споров с бандитами за их приобретение в лице двух безымянных сааланцев мне не хватало для полноты ощущений.
Младший немедленно протянул ей картонку с написанными на ней от руки одиннадцатью цифрами и именем.
– Богдан - это вы?
– спросила Лейшина.
– Да, я, - кивнул офицер.
– Если они найдутся, пусть просто позвонят. Им нужны паспорта, гражданство и нормальное место пребывания.
– А вам - адреса их нынешних покровителей, - усмехнулась Марина.
– Спасибо за самораскрытие, как не раз писала ваша подруга Полина Юрьевна Бауэр, - вздохнул другой офицер, начальник Богдана.
– Нет, Марина Викторовна, дело не в этом. А в том, что присутствие в этой группировке техников саалан дает ей преимущества перед другими такими группами. И, прямо скажем, обойти или нарушить закон
– он пожал плечами.
– Вы надеетесь, что они или сами нарвутся, или сами развалятся, - закончила Марина.
Богдан поднялся, принял у начальника ключ и пошел к двери. Марина поняла, что разговор закончен и пошла за ним. Выйдя на набережную и глянув на небо, она чертыхнулась на идише. С залива толстым слоем наползали тучи, обещавшие серьезный снегопад на несколько дней. В Приозерске уже наверняка валило как из мешка, а ей предстояло ехать туда. Видимо, завтра, раз сегодня полдня ушло на эту милую светскую беседу.
Я выдержала всего два дня и пришла к Полине мириться. Постучав и услышав "входите", я зашла в ее кабинет и остановилась около двери, закрыв ее на всякий случай.
– Я не собиралась тебе хамить. Я не хочу делать тебе плохо. Я не понимаю, почему не могу остановиться.
– Конечно, ты не понимаешь, - согласилась Полина.
– Как только поймешь, не сможешь продолжать это делать. Поэтому понимать тебе невыгодно.
– Так поступать мне тоже невыгодно...
– возразила я.
– Но ты так поступила минимум трижды за это лето только со мной, - она пожала плечами, показывая, что не хочет продолжать разговор.
Но я не могла уйти просто так.
– Я не знаю, что и как ты сделала, но ты убрала то невыносимое внутреннее давление, которое заставляло меня делать все это...
Она прервала меня. Сначала посмотрев ледяным взглядом. Потом еще добавила словами.
– Тебе мало того, что ты уже наговорила? Решила отдать мне еще и ответственность за твои внутренние процессы и состояния? Так я не возьму. А если это повторится, я потребую медицинского освидетельствования для тебя по причине сомнений в твоей дееспособности.
– Я хочу уткнуться в тебя носом и плакать об этом всем, мне больше ничего не остается...
– я надеялась, что она меня хотя бы пожалеет. Но нет.
– Ты можешь продолжать хотеть что угодно, но не приближайся ко мне, пожалуйста, и не трогай меня.
– Я хочу обратно семнадцатый год и пить чай у тебя на кухне, и смотреть на твои цветы...
– Заткнись, - сказала Полина бешеным шепотом. И уже нормальным голосом добавила.
– Выйди отсюда сейчас же. И запомни, что следующее твое появление здесь будет значить докладную моему куратору с письменным отказом с тобой общаться. Что бы это ни значило для меня самой.
И я поплелась в донжон, где еще и попалась на глаза да Айгиту, который, разумеется, меня остановил и спросил, что я думаю говорить князю, когда он меня увидит с этим лицом, на котором написаны реки горя и океаны слез. Я вздохнула, посмотрела ему в лицо, как он требовал, и честно сказала:
– Я скажу ему, что нахамила Полине и она больше не хочет ни работать со мной, ни видеть меня и грозится психиатром и докладным письмом князю лично. И это будет правдой, господин маг.
Он присвистнул. Помолчал, глядя на меня и перекатываясь с носка на пятку и обратно. Потом сказал: