Между честью и истиной

– Ну да, - сочувственно хмыкнула Марина.
– С них станется в ответ спросить, с кем, сколько раз, в каких позах и сколько в минутах, да еще и какой-нибудь практический совет дать.

Полина кивнув, продолжила то ли виниться, то ли жаловаться.

– Вот, и он мне, мол, про любовника не надо песен, у вас даже помада не стерта, говорите правду. Пришлось сказать, пока опять магию не вменили, у них это прямо какой-то пунктик. А он, похоже, до сегодняшнего дня вообще не в курсе был, что тут танцуют и как, и почему ночью. Я рассказываю - он только моргает. Но они же упрямые, пока не поймет, не отступится. Пришлось открыть Ютуб и показать.

– Ну допустим, я тоже была когда-то не в курсе, что это, но меня и не впечатлило, - заметила Лейшина.
– Может, просто проверял соответствие их требованиям?

Полина печально покачала головой, отметая версию.

– Его впечатлило, Мариша. На второй день, вчера как раз, пришел ко мне сюда и просил... ну как они просят обычно... в общем, допустим, что просил, чтобы я его учила. Ну и вот... я вчера первый раз в жизни делала индивидуальный урок. Нет, это со всеми когда-то случается, но я это совсем не так себе видела и представляла. Первый раз человека учу танцевать. И вот насчет человека...

– Полина махнула рукой, - в общем, как-то все навыворот.

– Однако...
– Марина качнула головой, крутя в руке зажигалку.

Полина печально кивнула.

– Понимаешь, ситуация не просто дурацкая, она два раза дурацкая. Эти занятия с ним и для меня тоже хоть какая-то практика. А то ведь вообще рехнуться можно. Я когда утром возвращалась, кроме книг взяла туфли и одежду для уроков, чтобы хотя бы по вечерам у стеночки пошевелиться немножко, комната не просматривается вроде. И вот вчера сижу, с работой заканчиваю, и вдруг он входит, такой весь из себя - мол, вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так что зря время терять.

Марина подхватила зажигалку, едва не вывернувшуюся из руки.

– Поленька, ты все еще про танго?

– Ну да, - подтвердила Полина, не видя удивления подруги.
– Я думала, у меня глаза на стол выпадут от его заявки. А еще после работы, да откат от апрельского, только-только белок нормально усваиваться начал, и тут такое в конце дня. Ну и продавил, конечно. Я поняла, что сделала, только когда переоделась и вернулась. Что иду на урок именно с тем, кто мне сперва расстрел, а потом пожизненное подписал. То есть ни симпатии, ни приязни к нему во мне нет ни на волосок, но отыгрывать назад уже смысла не было. А потом думаю, ну какого черта, зашкварена ведь по уши. К нормальным людям идти нельзя, я им одним появлением неприятностей наделаю. А здесь же все вместе: его резиденция, школа, учебное школьное крыло и тут же жилое, где и дети, и преподаватели, тут же и казармы, и черта в ступе только нет. Режим - ну сама понимаешь. Там не стой, тут не плюй, сюда в это время суток смотреть нежелательно, вот тебе две половицы, чтобы походить, и ни в чем себе не отказывай. Не то чтобы невыносимо, но, понимаешь, утомляет. И вот, час практики в неделю, хотя бы и с новичком, который еле стоит и которого трогать не особенно хочется. И все-таки это час почти что жизни.

– Знаешь, это чем дальше, тем больше напоминает дурной роман, - усмехнулась Лейшина. Усмешка вышла кривоватой.

– Знаю, - без улыбки кивнула Полина.
– Причем из моих любимых.

Любимыми у Полины Бауэр числились в основном истории без счастливого конца в общепринятом понимании, и Марина Лейшина хорошо это знала.

– Да типун тебе на язык!
– отреагировала она и принялась утешать подругу.
– Ты погоди паниковать. Кстати, я была у него на приеме, и ты знаешь, что я тебе скажу? Он показался мне вполне договороспособным. Там, конечно, сорок бочек арестантов, и мне еще предстоит разбирать, где правда, а где не очень, и где его, а где не его, но договариваться он заинтересован и хочет.

– Да я не паникую, - вяло возразила Полина, - а окончательно перестала понимать, кто я и на каком свете.

Марина положила руку подруге на запястье.

– Полюшка, ты, главное, сейчас не наделай ерунды. Пожалуйста, не ссорься с ним больше, будь хорошей с детьми и с руководством, хочет он танцевать - ну учи его. Я уверена, что смогу вернуть тебе свободу уже к осени.

– Мариша...
– вздохнула та.
– А, ладно, потом. Спасибо тебе, моя хорошая.

12 Безжалостный свет

Ингвар растет и уже начинает танцевать, но поскольку он наполовину землянин, то и танцует только под музыку, а без музыки не хочет. Я проходила дознание из-за участия в протесте против решений князя относительно мистрис Полины Бауэр, той самой, которая помогала растить Ингвара. Ее хотели казнить, но, к счастью, князь во всем разобрался, и сейчас она жива. Я надеюсь, что будет и свободна, потому что Ингвар уже опять входит в новый возраст, и было бы полезно поговорить с ней снова о том, как с ним себя держать и чему его учить. Оказывается, ребенок - это очень интересно, хотя и сложно. Ингвар совершенно обаял досточтимого, приходившего проводить дознание, смеялся ему и хотел взять в руки шар правды. Из-за него дознание проводили в краткой форме, мы справились за три десятка минут.

Что же до протестов - разумеется, я не ходила к князю и не говорила с ним, и даже не писала ему. Но меня очень заботило то, останется ли жива мистрис Полина, потому что она нам нужна, мне и Ингвару, и даже Вадиму, хотя он, конечно, дальше от этого всего. Она учила меня быть спокойной, чтобы сын тоже не волновался от меня. Я и была спокойной! Я была совершенно спокойной, даже когда волновался весь город. Я просто клала каждый день меховые игрушки на мостовую около Дома Безопасности, как это делали все. А через десять дней князь вернулся и во всем разобрался. Иногда очень важно вовремя сказать, что ты против неверного решения. Когда Святая стража закончит расследование, мы обязательно приедем в гости, показать Ингвару снова дом и Чинку и повидаться со всеми вами.

Из письма Криэйды Биго-Серебрянниковой к матери, 06.06.2027

Вейлин ушел в мурманские поселки еще в середине мая, получив распоряжение приостановить расследование дел, связанных с некромантией, и не планировал возвращаться в столицу края до конца полярного дня. Наместник разочаровал его своим решением вызвать дознавателя, причем именно тогда, когда достопочтенный как никогда был близок к победе. Когда князь пришел к нему с делом Медуницы почти четыре года назад, Вейлин поддержал его в нелегком решении и резонно полагал, что именно общее дело сплотит их, глав светской и духовной власти, и позволит работать на общее благо саалан в крае. Димитри был, конечно, излишне мягок и иногда забывал о своем долге, но жизнь людей на Земле слишком отличалась от привычного саалан, немудрено было и запутаться, тем более что на познание чужой культуры в отрыве от рутинных дел у него оставалось не так уж много времени. Но князь не был склонен к сантиментам и легко принимал решения о чужой жизни и смерти, когда этого требовали интересы дела. И вот, вдруг, после каких-то незначительных волнений черни, обошедшихся даже без крови, он требует вызова дознавателя! И нет бы доверить выбор достопочтенному, раз уж ему так хочется убедиться, что все принятые им решения соответствуют Пути. Князь потребовал присутствия Хайшен из замка Белых Магнолий. Вейлин не сталкивался с ней лично, но все, что он знал о ней и делах, ей доверенных, убеждало его в ошибочности выбора. Хайшен, как и князь, родилась до того, как император заговорил от имени Потока, но Димитри помнил, что он всего лишь человек и живет среди людей, а она... За прошедшие годы своей жизни, не короткой даже для мага, Хайшен забыла, что не все смертные готовы отрекаться от простых человеческих радостей и им тем более сложно победить маленькие слабости. И говорить с ней о том, что долг пастыря - принимать людей вместе с их ошибками, а не судить, можно было в столице за звездами, но никак не здесь, когда князь уже открыл дознание. В глубине души Вейлин думал, что выбор дознавателя Димитри делал не из практических соображений, а обращаясь к личным впечатлениям, полученным в молодости, пока Хайшен, тогда еще тоже молодой офицер Святой стражи, вела его дело. Так женщина остается с негодным и неподходящим ей мужем лишь потому, что когда-то он слишком сильно напугал ее. Но повлиять на решение наместника достопочтенный не мог, и ему пришлось принять его.

Разумеется, когда Хайшен захотела поговорить с ним лично, достопочтенный пришел сразу же, ничем не выдав своего отношения к ее присутствию в крае. Впрочем, во время беседы с дознавателем Вейлину пришлось согласиться, что волнения черни могли перерасти в бунт, а саалан не в том положении, чтобы обойтись со смутьянами, как те заслужили. Однако достопочтенный был искренне уверен, что разбираться с горожанами или говорить с ними - это дело наместника, а никак не его задача. И уж тем более он не мог повлиять на решение князя уйти на Острова в столь напряженный момент. Димитри стоило думать больше о недовольстве горожан, тем более что весна пришла раньше, чем ее ждали, и люди не успели отдохнуть от беспокойства, доставляемого им оборотнями. Хайшен заинтересовалась достойными горожанами, выбравшими Путь и пытавшимися успокоить своих скорых на гнев соотечественников, и Вейлин счел это добрым знаком. Ему было чем похвастаться, хотя, конечно, эти люди все еще были склонны смешивать ожидания, принятые ими в лоне их предыдущей церкви, с новыми постулатами. Но мысль, что они станут говорить с Хайшен без подготовки, беспокоила его. А вот проверку работы досточтимых, а именно окормлявших саалан, живших в графствах и баронствах по всему краю, он принял с легким сердцем. Пусть Хайшен тратит на это свое время, чем быстрее ее утомит эта рутина, тем скорее она вернется в свой монастырь, и Вейлин продолжит совместную с князем борьбу с некромантией, хотя недопонимание, приведшее к вызову дознавателя, долго будет лежать между ними тенью. И, разумеется, он рассказал ей о деле да Фалле, ставшим первой и пока единственной серьезной ошибкой наместника. Он не мог утаить столь важное от дознавателя.

Первая июньская планерка пришлась, ради рифмы мироздания, на первое число, хорошо хоть не на воскресенье. Впрочем даже и это не смутило ни директора, ни коллектив, собранный сплошь из фанатиков от педагогики в хорошем смысле слова. И на этой планерке Полина, к радости директора, впервые высказалась развернуто. Суть ее речи сводилась к тому, что воспитанников нужно учить играть практически с нуля и самым сложным в процессе будет внести этим детям в головы саму идею доступности и безопасности игровой деятельности. По ее мнению, двор школы вполне годился для этих целей, по крайней мере, на первое время, и разумеется, она была готова этим заниматься. Айдиш попросил ее представить ему список инвентаря, и она отправилась в кладовку, смотреть, что из инвентаря вообще есть в наличии. Появившись снова к полудню, она надиктовала секретарю список необходимого и с ним зашла в кабинет.