Между честью и истиной

Хайшен задумчиво кивнула.

– Благодарю тебя, Макс Асани, что рассказал мне об этом. Я подумаю, что можно сделать и как ей помочь. Твой рассказ поможет мне лучше понять и ее, и жизнь края. Могу я попросить тебя продолжить рассказ, но уже о другом? Я не встречалась с твоими соотечественниками и только слышала о Созвездии и ваших обычаях. Мне очень любопытно знать, что видите вы в решениях и действиях саалан в Озерном крае? Как вы понимаете свою помощь нам и почему выбрали работать здесь и рисковать, что ксенофауна придет по порталам и к вам, а не ушли, оборвав контакт? Чем занят ты? Я не смею настаивать, и в любом случае это долгий разговор, а время сейчас позднее. Но мне бы очень хотелось узнать лучше и тебя, и чувства твоих соотечественников.

– Конечно, - улыбнулся Макс.
– Я буду рад поговорить с тобой об этом. Тем более что по меркам Созвездия ты не просишь ничего, что можно было бы поставить в упрек тебе или мне.

Не помню, когда именно, но в какой-то из дней ближе к середине августа меня вдруг выдернули прямо с полигона, чтобы я немедленно явилась перед светлые очи князя.

В своем официальном кабинете он был не один, рядом с ним сидела Марина Викторовна Лейшина, и я малость офигела, увидев их вдвоем. Говоря официально-привычное про "прибыла по" и так далее, я озадаченно пыталась понять, она-то тут зачем. Князь сказал, что мистрис Лейшина хочет со мной поговорить и он не считает возможным мешать, и что-то там еще про мои права. Нас с ней проводили в маленькую и довольно-таки пустую комнатку в башне, в которой были и стол, и стулья, и даже электрический чайник, плюшки и пакетики с кофе. Его нам обеим мистрис Лейшина и налила, щедрой рукой положив сахар.

– Ну, Алиса, давай начнем, - сказала Марина Викторовна и открыла толстую папку.

Я отхлебнула кофе и вздохнула про себя - похоже, это надолго. И, судя по толщине папки и общей конфигурации ситуации, она пришла не объяснять, чем в текущей политической ситуации могут обернуться мои выходки и почему не стоило ездить в Суоми так, как мы в начале месяца.

Дальше были полтора часа полного кошмара. Будь у меня возможность выбирать, предпочла бы полигон, честно. Из Марины вопросы сыпались, как из рога изобилия. "Алиса, какое у тебя гражданство на текущий день? У тебя документы в порядке, не просрочены? Что у тебя с регистрацией? Ты знаешь, какие у тебя есть гражданские права? Ты сейчас работаешь? Кто твой работодатель? Как оформлен договор? Кто тебе выплачивает вознаграждение за труд и в какой форме? Как именно оно выплачивается? Какая организация? Кто владелец или ответственное лицо? К какому ведомству принадлежит?" И ровно в тот момент, когда я уже надеялась, что все кончилось, Марина Викторовна вдруг снова задала вопрос о гражданстве.

– Вы знаете, - ответила я, вспомнив свою "коллекцию" и не только ее, - у меня такой широкий выбор, и все варианты такие интересные, что я еще не решила!

Больше всего хотелось просто встать и уйти, но князь приказал говорить, и значит, надо говорить. Уходить, громко хлопая дверью, я этим летом уже пробовала.

Марина вздохнула, поправила очки.

– То есть ты считаешь себя апатридом?

– Да, - радостно подтвердила я и подумала, что раз у нее вопросы кончились, может, она теперь меня отпустит наконец?

– Понимаешь ли ты, что в этой позиции ты уязвима с правовой точки зрения любым желающим на этой территории, потому что ты тут никто? Этого ли ты хотела?

Я кивнула. Она вздохнула снова.

– Понимаешь ли ты, что если ты заявляешь себя апатридом, то тебе придется отвечать перед законом за все, что ты делала в крае? Ведь твой работодатель не сможет защитить тебя иначе, как нарушая местные нормы закона и морали.

– Работодатель?
– переспросила я.

Марина Викторовна посмотрела в свои бумаги:

– Осенью двадцать третьего наместник заявил, что ты его агент, и это значит, что за все твои действия несет ответственность он. И ему вспомнят все, под чем ты подписывалась в своем блоге и статьях на всех этих помоечных ресурсах. Не потому что международное сообщество против твоего подхода, но это способ остановить расследование преступных связей саалан за пределами края. А из тебя, если ты апатрид и наемник, получается хорошая разменная монета, которую можно потребовать в уплату за все неудобства, причиненные наместником и его желанием разгрести помойку, образовавшуюся из его же поспешных решений, принятых восемь лет назад.

Только минуту назад мне казалось, что самое плохое осталось далеко позади. Вот только привыкнешь, только приспособишься - и тут же находится что-то, что все обрушивает снова, когда же это кончится? Я уже почти завидовала Фейрану. Марина Викторовна, кажется, увидела, что я обо всем этом думаю и, заглянув мне в глаза, сказала:

– Алиса. Это все можно прекратить одной простой фразой: "Помогите мне восстановить гражданство, пожалуйста". И если тебе это нужно, ты сможешь сделать не меньше, чем Полина Юрьевна. Это возможно даже в той ситуации, в которой ты оказалась. Ведь реально все действия Полины правомочны уже потому, что она гражданка Озерного края, а саалан тут оккупанты, и основания, на которых они ее удерживают, вообще-то незаконны и противоречат местным нормам. Верни себе гражданство - и вопрос станет в разы яснее, чем он сейчас выглядит.

Я похолодела. Вот это уже было. Я точно где-то слышала предложение помочь, причем в сфере, где я ни в зуб ногой, потому что ну не мое это. И с тем же запевом: ты вот подпиши, что нам надо, и будет тебе и небо в апельсинах, и нос в попкорне. А потом все кончилось так, как не во всякой страшной сказке случается, а только в хорроре, где жуть будет от первого до последнего кадра.

Я помотала головой.

– Марина Викторовна, я вас услышала. Спасибо за желание помочь. Мое положение отличается от положения Полины Юрьевны тем, что я выбрала быть здесь сама. Да, возможно, это не самая стабильная ситуация. Да, это риск. Но я оказалась здесь в результате действий, которые совершала в твердом уме и здравой памяти, и было бы странно все переигрывать только потому, что я могу остаться одна и без поддержки.

Выходя, я успела заметить, что Марина Викторовна что-то быстро набирает на коммуникаторе.

– Поля, я только что с ней поговорила.

– И?

– "Сама сварила, сама и съем", примерно так. А, еще "ложки не надо, так расхлебаю".

– Я тебе сразу сказала, что так будет, потому что ей страшно очень.

– Понятно. Что думаешь делать?

– Формировать интерес к согласию. Вручную.

– Лучше бы успеть, пока ее личность снаружи не установили и не предъявили Несравненному. Это и в твоих интересах тоже.

– Да, я в курсе.

Из электронного архива Марины Лейшиной, 13.08.2027

Отложив коммуникатор, Полина потерла висок. Чего-то подобного она и ожидала. Причем с таких давних времен, что дети, рожденные в том году, уже успели закончить школу. Тогда, в две девятом году, к ней ввалился Лелик, весь черный от переживаний и с выражением лица человека, только что узнавшего дату конца света и обнаружившего, что она совпадает с ближайшим воскресеньем. Внятно говорить он, естественно, не мог, и Полина уже решила было, что Алиса от него уходит, но все оказалось интереснее. Влив в товарища по работе и внерабочим благородным безумиям семьдесят капель корвалола и пару ложек валерьянки поверх, Полина вытрясла из него суть новостей. Он эту суть принес с собой, и выглядела она как четвертинка черного формового хлеба, если не приглядываться. Но Полина пригляделась и увидела стопку паспортов. Все паспорта были на женщин с именем Алиса. Больше повторений не было никаких. Гражданство, возраст, фамилии, отчества, годы рождения - отличалось все. Фотографии тоже были не очень похожи. Мягко говоря.

Полина прекрасно помнила и следующий разговор, на троих с барышней, во время которого Лелик молча ходил по комнате и трясущимися руками тер голову. Его черная челка становилась дыбом, и все равно синие глаза блестели так, что даже полностью слепому идиоту было бы видно, что мужик чудом удерживается от слез. Он почти до обморока боялся потерять свое безмозглое сокровище вот так, по ее же собственной глупости, а Алиса никак не понимала, в чем проблема, если ненужные в это время паспорта можно просто спрятать и никому не показывать. Полина объясняла и объясняла, а потом поняла, что бьется в стену, и решила вопрос просто, хотя, кажется, не очень гигиенично. Она взяла Алису за плечи, развернула лицом к мужу и сказала: "Посмотри на него". И барышню наконец проняло. Она обещала уничтожить все это или хотя бы спрятать так, чтобы точно никто не нашел. И спрятала, как обещала, на совесть. Судя по тому, что через четыре года после ареста они с Агнис и еще двумя дурами сумели воспользоваться по меньшей мере одним тайником для своего знатного отжига, после которого граф да Айгит пару дней ходил с лицом под цвет его зеленого костюма. Между прочим, этот ее тайник с шансами был не единственным. И значит, каким бы овощем она сейчас ни прикидывалась, например, завтра можно ждать любого сюрприза в ее неподражаемом стиле. А чего точно не стоит ждать, так это просьбы о восстановлении гражданства. Обращаясь с такой просьбой к администрации наместника, она признает законность власти этих людей - и соответственно, законность всего, что они делали. В том числе с ней лично. Да, она не помнит, что ее пытали, и смотрит на наместника влюбленными глазами, но все ее поведение говорит, что это было. Вчуже Полине были интересны детали, типа точного авторства - участвовал ли Димитри да Гридах в процедурах допросов лично или перепоручил все Дейвину да Айгиту, при виде которого у Алисы пропадал голос и начинали слегка дрожать руки. Но, в общем, это пока не было важно. Важно было знать, что именно барышня планирует делать и когда. Если словосочетание "планирует делать" вообще применимо к человеку в этом состоянии.