Между домом и роддомом

Она строго посмотрела на меня:

– Ты чего сюда пришла – рожать? Так иди и рожай, нечего отлынивать!

Тут со звоном распахнулись двери лифта. Машу и малышку завезли внутрь, и они отправились на пятый этаж – в отделение новорожденных.

Я вздохнула и пошла заниматься делом. Рожать.

Но схватки почему-то не усиливались.

Без десяти десять в родзал зашел Павел Олегович.

– Раскрытие три пальца, - сообщил он. – Ну как, схватки есть?

– Все также, - развела я руками. – Что-то вроде есть, но на нормальные схватки похоже слабо.

– Оксана, а ну-ка подключи ей датчики! – повернулся Павел Олегович к акушерке.

Он долго смотрел на монитор, потом почесал подбородок и вынес вердикт:

– Это не схватки, это – порнография какая-то! Предлагаю поставить капельницу с окситоцином.

– Он усиливает схватки? – уточнила я.

– Да, - подхватила акушерка. – Надо немного помочь родовой деятельности. Вроде она и идет, но как-то слабо. А у нас ребеночек без вод.

– Хорошо, - согласилась я. – Ставьте.

Тут как раз позвонил муж:

– Я подъезжаю. Все купил, что ты просила. Как сама?

– Схватки слабые, практически их не чувствую, - пожаловалась я. – Сейчас капельницу поставят, чтобы усилить.

– Держись, - коротко бросил он. – Скоро буду, массаж тебе сделаю.

Медсестра прикатила штатив для капельницы, ввела иглу в вену и покрутила на капельнице колесико. Первые капли окситоцина побежали по прозрачной трубке.

Я невольно бросила взгляд на часы – было десять ноль-ноль.

Буквально через несколько секунд я почувствовала схватку. Она сгущалась, нарастала, словно грозовой фронт и, наконец, отозвалась ярким, ни с чем несравнимым ощущением.

На мониторе слабенькая кривая резко скакнула вверх, рисуя толи Эверест, толи гору Килиманджаро.

– Вот теперь, я понимаю – схватка, - удовлетворенно заявил Павел Олегович. И посмотрел на меня: - Больно?

– Чувствительно, - согласилась я. – Но пока вполне терпимо.

Я сделала глубокий вдох и постаралась расслабиться – нужно настроиться прожить в таком режиме еще несколько часов.

Тут же вторая схватка накрыла меня, как цунами. И вдруг я почувствовала странное.

– Сильно давит на низ! – испуганно посмотрела я на акушерку. – Похоже на потуги!

– Вполне может быть, - спокойно улыбнулся Павел Олегович. – Третьи роды как-никак.

– Отключите капельницу! – закричала я. – Я не могу долго сдерживаться! Мне нельзя потуги! Раскрытия нет!

– Полное раскрытие, - через несколько секунд успокоил меня врач. – Я так и думал, там все мягкое такое было, готовое, какой-то капельки гормона не хватало.

Он повернулся к акушерке и скомандовал:

– Быстро детского сюда! Мы рожаем!

– Как рожаем? – растерялась я. – Уже?

– Уже, - улыбнулся врач.

Через две потуги врач-неонатолог показала мне мою чудесную девочку. У нее был длинный темно-русый чуб и круглые испуганные глазенки. Она глянула на врачей и заплакала.

Мой взгляд опять невольно остановился на часах. Они показывали десять-десять. На следующей потуге вышел послед.

– Девочка, 3800, 54 сантиметра, - отрапортовала детский врач. – У меня пока претензий к ребенку нет.

– Какое время рождения писать? – акушерка Оксана достала из стола ярко-розовый мягкий браслетик.

– Десять часов десять минут, - растерянно сообщила я. – А что – уже, правда, все закончилось? Я только настроилась на роды, собиралась несколько часов мужественно переносить схватки.

– Не повезло тебе, - хмыкнул Павел Олегович. – Даже вспомнить нечего.

– Десять минут, - не могла прийти в себя я. – Мои роды заняли ровно десять минут: две схватки, три потуги – вот и все роды.

– Не плачь, вот она, мама, - детский врач положила принцессу мне на живот. Та еще раз пискнула и резво вцепилась в грудь.

– Ничего себе, сосуха какая, - уважительно пробасил Павел Олегович. – Грудь берет не как новорожденная, а как хороший месячный карапуз. Имя уже придумала?

– Светлана, - тихо призналась я, остро ощущая нереальность происходящего. Не бывает же родов за десять минут. Просто не бывает и все! Может, я сплю?

Из оцепенения меня вывел звонок телефона.

– Я внизу, - бодро сообщил муж. – В приемном покое, переодеваюсь. Как себя чувствуешь?

– Все хорошо, - отозвалась я. – У меня второй родзал, не перепутай. Мы тут вдвоем со Светкой лежим, заходи, познакомлю. Она – классная!

– Какая еще Светка! – рассердился муж. – Я же говорил, нужно было денег заплатить, чтобы ты одна рожала. Не хочу я с какими-то чужими тетками в родзале находиться! Это наши роды и наш ребенок.

– Она не чужая, - улыбнулась я. – Она – самая родная. Света, Светланка, доченька…

Всего через пару минут мужу торжественно вручили драгоценный сверток. Светланка насосалась молозива и пребывала в хорошем настроении.

– Как так… - взволнованно посмотрел на меня муж. – Я же разговаривал с тобой пятнадцать минут назад, ты говорила, что еще и схваток толком нет.

– Их и не было, - рассмеялась я. – Ты звонил мне в десять ноль-ноль. А в десять-десять родилась Светлана. Вот такие экспресс-роды, я сама в шоке.

– А почему Светлана? – не мог прийти в себя трижды папа. – Ты же по-другому как-то хотела назвать…

– Хотела, - согласилась я. – А сегодня ночью мне приснилось, что нашу дочь зовут Светлана. Как будто подсказал кто-то… Может, дочка сама шепнула. Тебе не нравится?

– Очень нравится, - признался муж. – Хорошее имя, светлое.

Он взглянул на торчащий дочкин чуб и добавил весело:

– Хотя сама она – темная.

– А какой ей еще быть? – улыбнулся Павел Олегович, оторвав взгляд от бумаг, которые он заполнял: - То, что у вас светлые волосы – ничего не значит. Мама у ребенка – темноволосая, это доминантный признак.

– Слышал я про эту доминанту, - хмыкнул муж. – У нас двое парней – оба голубоглазые блондины. Наперекор всем доминантам.

– Значит, будем считать, что справедливость восторжествовала, - весело пояснил врач. – Не все дети папины, должен же кто-то и мамин быть. Хотя лицом дочка все-таки на вас похожа.