Между двух стульев (Редакция 2001 года)

– Спящая Уродина моя невеста, – неожиданно сообщил Слономоська. – Я поставлю ее в известность об этом после сна.

– Поздравляю Вас, – пролепетал Петропавел, не веря своим ушам. – Я, видите ли, и не собирался, так сказать… посягать на нее: только поцеловать – и все…

– Целовать без намерения жениться – свинство! – гневно выкрикнул Слономоська.

– Да просто так нужно, поймите! По преданию… – оправдывался Петропавел.

– В тексте предания упомянуто Ваше имя? – осведомился Слономоська.

– Еще не хватало! – не сдержался Петропавел. – Слава Богу, нет.

– Ну, милый мой… Зачем же Вы берете на себя такие полномочия? Вы напоминаете мне человека, который, случайно завидев судно, готовое к спуску на воду, разбивает о его нос бутылку шампанского и провозглашает: «Нарекаю это судно «Королева Элизабет», после чего судно все равно остается безымянным, потому как дать ему имя может не кто угодно, а только тот, кому предоставлены соответствующие полномочия.

– Но я не сам решил целовать Спящую Уродину! Так решил народ. Мне-то уж, во всяком случае, это удовольствия не доставит.

Слономоська заплакал и запричитал:

– Это свинство с Вашей стороны – так отзываться о ней! А целовать без удовольствия – дважды свинство. Вы свинья, голубчик! Даже две свиньи.

– Прекратите истерику, – сказал Петропавел. – Спящая Уродина и не заметит, кто ее поцеловал. Она проснется после этого. А во время поцелуя она все еще будет спать как мертвая. И видеть сны.

– Да она и не проснется от Вашего поцелуя, – успокоился вдруг Слономоська. – В предании говорится: «… и поцелует Спящую Уродину как свою возлюбленную». Вам так не поцеловать.

– Так ее никому не поцеловать, – обобщил Петропавел. – Трудно предположить, что в нее кто-нибудь влюбится.

– В Вас просто широты маловато для такого предположения. – После этого заявления Слономоська, кажется, почувствовал себя отчаянным парнем и бросил Петропавлу в лицо: – Я влюблен в Спящую Уродину.

Петропавел инстинктивно вытер лицо и смутился:

– Прошу прощения… только я что-то никак не соображу, почему бы Вам самому не поцеловать тогда ту, в которую Вы влюблены?

Слономоська сразу весь сник:

– Видите ли… я бы хотел, чтобы Вы меня правильно поняли… я не могу: это как-то уж слишком само собой разумеется. А все, что слишком само собой разумеется, идет вразрез с моей природой. Природа моя ужасно противоречива.

– И – что же? – Петропавел ничего не понял.

– Ну… и… Дело в том, что у меня тяжелое наследственное заболевание – мания двуличия. Все, что не содержит в себе противоречия, исключено для меня. Я, например, влюблен в Спящую Уродину и хотел бы жениться на ней, но, поскольку именно такое положение дел не противоречит процедуре поцелуя, как раз она-то для меня и невозможна.

– Это настолько серьезно? – спросил Петропавел.

– Очень, – заплакал Слономоська. – Когда я понял, что могу сделать Спящую Уродину несчастной, если предложу ей совместную жизнь без поцелуя, я решил покончить с собой. Но и это оказалось невозможным. Я так и не сумел решить, кого убить в себе – Слона или Моську: ведь в соответствии с моей противоречивой природой, убив одного, я должен был сохранить жизнь другому. И я понял тогда, что весь я не умру.

– М-да, – сказал Петропавел. – Печальная история. А чего Вы на меня–то взъелись, если сами не собираетесь целовать Спящую Уродину?

– Но ведь Ваша природа не столь противоречива! Для Вас ненормально целовать не любя. Поэтому, прежде чем целовать Спящую Уродину, Вы как нормальный человек – а я надеюсь, что передо мною нормальный человек! – обязаны влюбиться в нее. В противном случае я растопчу Вас. – Петропавел посмотрел на страшного Слономоську и понял, что тот растопчет. – Однако, – продолжал Слономоська, – влюбиться в нее Вы, конечно, не сможете. Она страшна как смерть.

– Не скажите, – задумчиво возразил Петропавел. – Смерть страшнее.

– Слономоська улыбнулся, восприняв это заявление как комплимент Спящей Уродине, а Петропавел с грустью продолжал: – Но скорее уж Вы уговорите меня жениться на ней – это все-таки во многом внешняя сторона дела, – чем влюбиться в нее: тут уж сердцу не прикажешь!

Они помолчали. Ситуация казалась безвыходной.

– Я думаю, – очнулся вдруг Слономоська, – что при решении вопроса нам нужно исходить из интересов Спящей Уродины. Она все-таки женщина. Кого из нас она предпочтет?

– Конечно, Вас! – уверенно ответил Петропавел. – Страшных всегда к страшным тянет.

– Правда? – обрадовался Слономосъка и рассмеялся. Петропавел хотел было ответить, что, дескать, правда, но он не был так уж уверен в истинности последнего суждения и смолчал, а сказал следующее:

– Это можно узнать только у нее самой. Однако сама она спит, и черт ее разбудит!

– Не черт, а кто-то из нас, – уточнил Слономоська. – Если Вы, то я Вас растопчу.

– Я помню, – нарочито небрежно заметил Петропавел.

– Итак, что же мы имеем? – начал рассуждать Слономоська. – Во-первых, мы имеем меня, который любит и хочет жениться, но не может поцеловать. Во-вторых, мы имеем Вас, который хочет поцеловать и в крайнем случае, если я правильно понял Ваше заявление, мог бы жениться, но не в силах полюбить. Состав явно неполон. Нам необходим третий, который любит и хочет поцеловать, но не может жениться.

– А на кой он нам? – опять не понял Петропавел.

– Если предлагать Спящей Уродине выбор, то нехорошо предоставлять в ее распоряжение часть вместо целого. Так, если Вы угощаете меня яблоком, то в высшей степени невежливо предлагать мне уже надкушенный плод. Итак, есть ли у нас кандидатура? – Слономоська задумался и приблизительно через час воскликнул: – Она у нас есть! Это Бон Жуан. Самое страшное для него – жениться, а любить и целовать он, разумеется, не откажется!

– Но она же спит! – иерихонской трубой взревел Петропавел. – Как же можно предлагать ей какой-то выбор – сонной!

– Спит, спит!.. – проворчал Слономоська. – Каждый спит! Проснется – опять уснет, ничего с ней не сделается. Вопрос, между прочим, для нее важен – не для нас! А не захочет просыпаться – пусть дрыхнет, пока не подохнет во сне!

Петропавла, конечно, удивил такой тон в адрес невесты, но он сделал вид, что все в порядке.