Между двух стульев (Редакция 2001 года)
Шрифт:
– Да полно Вам! – долго рассмеивался и наконец рассмеялся-таки Блудный Сон. – Нашли себе занятие… кавалер!
Петропавел – тоже смешком, правда нервным, – поддержал странную шутку, но, как говорится, делу дать хотя законный вид и толк… в общем, он разъяснил Блудному Сону следующее:
– Видите ли, тут все очень серьезно. В соответствии с легендой, издавна бытующей в этих краях, должен прийти «бесстрашный и глупый человек, чтобы поцеловать Спящую Уродину как свою возлюбленную» …
– И кто же этот
– Я, хоть это и нескромно звучит, – скромно сказал Петропавел и очутился просто-таки в кольце смеха.
– Вы серьезно? – прорвалось сквозь смех.
– Более чем, – обиделся Петропавел.
– Ну и ну! Да Вы еще удивительней, чем о Вас рассказывают. В первый раз вижу перед собой человека, который с такой охотой соглашается с тем, что он бесстрашен и глуп. И даже испытывает от этого гордость. Эко Вас заморочили…
Петропавел почувствовал, что весь Белый Свет уходит у него из-под ног.
– Вы хотите сказать… Вы хотите сказать, – он явно не находил слов, этот бедный Петропавел, – что меня разыгрывали… разыграли? Что мне элементарно морочили голову?
– Ну уж элементарно! – чуть ли не разгневался Блудный Сон. – Тут элементарно ничего не делается: тут мастера высшего класса. Они достигли совершенства в своем искусстве.
– Искусстве морочить голову! Значит, весь этот спектакль… такой долгий и подробный…
– Инсценировка, я бы сказал. Спектакля на сей раз не ставили – обошлись инсценировкой. Спектакль требует очень больших затрат энергии и обстоятельной проработки.
Петропавел почувствовал себя вправе оскорбиться, что и сделал тотчас же.
– Получается, – раздельно сказал он, – я такой дурак, что… – Продолжать не стал: оставил как есть.
– Получается, – сочувственно согласился Блудный Сон.
– Ну, все ясно. – Петропавел поднялся и побрел по Белому Свету, не думая больше об утраченном Слономоське.
Действительно, если все это только инсценировка… Может быть, обратной дороги вообще нет? Может быть, пора уже как-нибудь обживаться тут, обзаводиться хозяйством – или чем они здесь обзаводятся? Похоже, что ничем не обзаводятся… вот тоска! Нет, но как же так получилось? Взорвался пирог с миной… А потом сразу же начала происходить вся эта чушь. Или с тех самых пор мне просто снится сон?
– Вот-вот, в высшей степени продуктивная мысль!
Петропавел не отвечал. Петропавел влачился по Белому Свету. Но тогда выходит, что он просто заснул во время званого ужина, чего решительно никак быть не могло. С какой это стати – взять и заснуть! Кроме того, значит, он и сейчас спит, а это уж вовсе, извините, абсурд. Все-таки по большому счету человек ведь отдает себе отчет в том, спит он в данный момент или не спит. Но даже если человек не отдает себе в этом отчета…
– Вот-вот, вторая в высшей степени продуктивная мысль…
…отчета, то и тогда есть способ стряхнуть сон усилием воли по мере того как он превращается в кошмар! И человеку это обычно удается. Если… если же не удается, стало быть, это не сон. Догадка вызвала у Петропавла озноб. Стало быть, это смерть!
– Вот-вот, третья…
– Хватит считать! – рявкнул он и – испугался.
Если теперь он все-таки на Том Свете – правда, опять же странно, что он не заметил, когда умер, – вряд ли следует так орать на его обитателей. Какой-то и впрямь он подозрительный, Белый этот Свет вокруг него.
– Я прошу извинить меня, – начал он как мог вежливо, – но я вот еще не собрался тут у кого-нибудь спросить… мы, что же, на Том Свете?
– На Том – это, простите, на каком? – с изысканным любопытством поинтересовался Блудный Сон.
– Ну, на лучшем, – польстил Петропавел.
– В известном смысле – на лучшем, – лаконично поддержал его Блудный Сон.
Петропавел решил, что комментариев не будет, но комментарии были, и странные:
– Если мы с Вами, дорогой Вы мой, сумеем действительно договориться, что считать лучшим, что худшим.
«А он провокатор, Блудный этот Сон! – подумал Петропавел. – Вот скажи я сейчас, что лучший – это тот свет, то есть этот свет… нет, именно, конечно, тот – не тот вообще, а тот, на котором мы сейчас находимся, то есть этот…» Петропавел запутался окончательно и спросил в лоб (улучив момент, когда, по его представлениям, лоб Блудного Сона промелькивал мимо):
– Я, простите, жив или умер?
– Ну, это как посмотреть… и откуда посмотреть.
– Меня вообще-то интересует не философская сторона этого вопроса, а… как бы это сказать, практическая. Физиологическая то есть.
– Что Вам сказать? – Кружение Блудного Сона, кажется, несколько замедлилось. – Практически Вы живы. Но вообще-то Вы не по адресу обращаетесь. Я отвечаю только за философскую сторону бытия. И в этом плане мог бы сказать, что одно существо в Вас уже умерло, другое все еще живо, но скоро умрет, третье спит, однако вот-вот проснется, четвертое думает, что спит, а на самом деле бодрствует, пятое наблюдает за этим бодрствующим и думает, что само бодрствует, а между тем спит и это ему снится…
– Благодарю Вас, я все понял.
– Вы прямо как Еж! – восхитился Блудный Сон. – И все же… еще минутку! Я очень рекомендовал бы Вам поразмышлять о том из Ваших существ, которое вознамерилось на полном серьезе целовать мифическую и Спящую Уродину, считая себя бесстрашным глупым человеком и, по-видимому, таковым являясь во исполнение одной допотопной легенды… И о другом Вашем существе, которое догадывается, что все допотопные легенды сомнительны, и, кроме того, вообще склонно оспорить тезис о своем бесстрашии и глупости, считая себя скорее трусливым и умным!
– Я не хочу и не буду размышлять обо всем этом. – Петропавел держался руками за голову. – Мне тут навязали чужую легенду, убедили в необходимости ей следовать, я следовал… а теперь говорят: «Не следуй ей, это чепуха, тебя разыгрывают!» Я просто теряюсь…
– Но ведь вопрос не в том, разыгрывают – не разыгрывают…
– А в чем?
– Ну, в том, насколько сами Вы позволяете себя разыгрывать…
– Я не позволяю! Не позволяю! – дважды сделал заявление Петропавел.