Между нами ничего не было

Со мной такого никогда не было.

Я снова ловлю себя на мысли, что со мной такого действительно никогда не было. Какое-то сумасшествие…

Бодров устало вздыхает и трет переносицу.

– И что дальше-то? Кинешься с кулаками? Я пытаюсь помочь тебе, придурок, а ты…

– Да с чем помочь, блядь?!

Я вообще ни хрена не понимаю. Ее имя — как красная тряпка для быка. Она стирает всю информацию до талого, остается лишь оно. Это самое имя. Я не помню, с чего начался тупой разговор. Что происходило в принципе! Я помню лишь то, как Бодров сказал «Кира» — и все. Как «фас», только на мою личную, чокнутую манеру.

Леха хмурится. Я часто дышу и зеркалю его. Ни хрена не понимаю.

– Я только что видел ее в «Фисташке». Она вылетела из кафе вся в слезах и даже не заметила меня. Убежала. Я думал…

Пытаюсь сложить два и два. Опускаю глаза в район стола, шарюсь взглядом, словно найду там какие-то ответы и нахожу! Твою мать…

Телефон попадает в зону моего внимания, душу немного подотпускает.

– Ты ошибся, - шепчу, а сам прикрываю глаза и буквально ощутимо выдыхаю с облегчением, - Ты обознался. Это не Кира была, она дома. Мы должны были поехать к врачу, но она отменила прием по личным обстоятельствам и…

– Друг, - тихо перебивает Бодров, делает на меня шаг, - Я Киру способен узнать. Это была она.

Дальше все в принципе происходит очень быстро. Мне требуется несколько мгновений, чтобы снова сложить два и два. Она мне соврала в сообщении, а сама действительно приезжала сюда. Скорее всего, чтобы сократить время пребывания наедине. В этом вся Кира, конечно же. Уж я-то знаю все ее уловки…

Но что случилось? Кристина объявилась? Примерно неделю назад Бодров сказал, что ее родители отослали дочь на дачу. По-моему, она не возвращалась в Москву. Не знаю. Я не особо интересовался, а вдруг зря? И эта сука что-то сделала…

У меня нет времени строить теории. Я срываю пиджак, хватаю гаджет, ключи от машины и вылетаю за пределы кабинета. Домой. Туда, где сосредоточено все мое нутро. Чтобы оправдаться, если потребуется, но больше…чтобы оно не переживало все не-свое дерьмо в одиночку.

Я просто должен быть рядом. Я это знаю, да и по-другому уже не умею…кажется, я просто разучился жить иначе.

«Эксклюзивность»

Кира

Мне безумно захотелось сразу по приезду домой смыть с себя все эти гадкие слова, которые будто молотом стучат внутри головы. Захотелось их забыть и отделаться, но даже вода не смогла забрать хотя бы частичку этой боли...

Я долго стояла под тропическим душем, а воображение играло со мной в свои жестокие игры.

Картинки…

Эта незнакомка, которая, очевидно, работает с Эмилем…кем? Кто она теперь в компании? Неужели она заняла мое место? Ха…вот где главная ирония кроется, правда? По факту я же сделала то же самое, и как могла подумать, что мне не прилетит наказание за свой поступок? Приблизилась, вечно рядом, как степлер или его любимый золотой Паркер. А потом — бам! И уже в постели…

Так и здесь было, да? Или будет…нет, судя по всему, между ними пока ничего не было, но я знаю, что это изменится. Она идет в наступление. Это я боялась шаг вправо сделать, шаг влево — сразу расстрел. Притом собственноручный. А ей? Плевать. Мы не подруги. Мы даже не знакомы с ней. С чего ей проявлять женскую солидарность? Как она сказала? Ребенок — это не проблема.

Вздыхаю и поднимаю глаза на свое отражение. У меня нет пока живота, но он уже стал потихоньку расти. Маленький бугорок, который скоро действительно станет огромным пузом. Это правда. От нее никуда не сбежишь и не спрячешься…

Тихо, горько усмехаюсь, потом кладу на него ладошку и жму плечами. Слезы тупые встают перед глазами. От обиды какой-то чисто женской, хотя по факту…

– Что поделаешь, да, малыш?

Я ведь все равно не жалею. Возможно, мне бы хотелось как-то иначе, но все так, как есть. Ряд обстоятельств, которые никак от меня не зависят. Единственное, что я могу сделать — это оградиться от них и не думать. Не позволять негативным мыслям вторгаться и мешать мне выносить здорового малыша. Просто где-то на подкорке я понимаю, что, скорее всего, после его рождения, мы с Эмилем разойдемся по разным сторонам. Так будет лучше. Он будет заниматься своей жизнью, а я нашей. И пусть имеет кого хочет! Лишь бы не на моих глазах.

Киваю самой себе, беру полотенце и заворачиваюсь в него и выхожу в спальню. Сейчас я собираюсь намазаться кремом и залечь с книгой...или посмотреть какой-нибудь фильм. Возможно, закажу что-нибудь покушать. Сегодня могу себе позволить съесть позицию из списка «икс», но я успеваю сделать только шаг.

А потом застываю.

На краю моей постели сидит Эмиль. Весь взъерошенный какой-то, как воробей после драки за семечки. Злой, как черт.

Он медленно поднимает на меня глаза, на его щеках играют желваки. Я не очень понимаю, что происходит, но внутри все напрягается…

Надо сказать? Что-то. Не знаю, правда, что конкретно, ведь меня болтает где-то на пару сотен метров над уровнем неба. Кожа моментально покрывается мурашками. Внутри раздается ток, как сотня ярких, разрезающих тьму молний. Какое-то безумно странное ощущение «того-самого момента». Только какого конкретно? Я не могу понять. Мысли хаотично бьются друг о друга, и ни за одну я ухватиться не могу.

Часто моргаю. Эмиль медленно встает.

Он не говорит ни слова, как и я. Тишина ощутимо становится вязкой и до безумия горячей.

Шаг в мою сторону — и сердце замирает. Я зачем-то делаю свой в обратную…боюсь ли я Эмиля Батаева? Вот так? По-серьезному? Ведь эта тишина становится почти животной. Нет. Я не боюсь. Он мне не угрожает, происходит что-то совершенно другое…

Еще один шаг. Я упираюсь лопатками в дверь и наблюдаю…как он подходит ближе, как часто вздымается его грудь. Галстука на шее нет, он отброшен в сторону. Покоится на моих подушках, а на полу его пиджак. Белая рубашка плотно обтягивает широкие плечи, и я вспоминаю, как мои ногти вонзались в них…

Эти воспоминания неожиданны. И они ярче всех звезд. Вместе взятых…

Закрываю глаза. Запах его парфюма заключает меня в непробиваемый кокон со всех сторон. Эмиль упирается кулаками по обе стороны от моей головы, и я чувствую его дыхание на своих волосах.

Внизу живота дико напрягаются мышцы. Пульсация ускоряется вместе с пульсом. Я теряю остатки разума.

Эмиль чуть касается носом моего виска, а потом еле слышно, хрипло выдыхает.

– Ты была у моего офиса.

Это не вопрос. Это утверждение. А я молчу, и даже если бы он притворился, что не знает, я бы не смогла ответить. Он злится на это? И злится ли вообще? Ничего не могу понять…

Открываю глаза и поднимаю их, а потом тону. Вот так сразу ухожу под воду, стоит мне окунуться в его омуты. И будто сразу на дно! Я моментально ухожу в них до самого конца, ударяюсь спиной и…взрываюсь.

У меня нет больше ответов, потому, собственно, нет никаких вопросов. Они все исчезают, ведь в голове одни гормоны и…дикая необходимость почувствовать его тепло. Возможно, когда я приду в себя, то буду об этом жалеть. Нет, я сто процентов буду жалеть…ведь быть ближе к нему и ответить на зов своего глупого сердца — это почти то же самое, что встать к стене и принять смерть от автоматной очереди. Это все равно, что по собственной воле согласиться быть проклятой до конца своих дней. Это все равно, что дать добро на смерть…ведь любить его — это больно. Как всегда больно любить кого-то безответно. И каждый раз, позволяя своему сердцу брать вверх и приближать себя с человеком, который никогда не ответит тебе взаимностью, потому что уже любит кого-то еще — это как позволять себя уничтожать раз за разом.