Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
– На, пей!
Я служивому:
– Только после тебя!
– Благодарствую, товарищ!
«Ивашка под простоквашку», крякнув пьёт – краснеет, долго-мучительно кашляет и наконец – матерным матом материт торговца. Тот, привычно пожав плечами:
– Я тебе мою ханжу насильно в рот не заливал! Я даже не звал тебя – ты сам пришёл. Ну а раз пришёл – пей и не лайся!
Однако, Ивашка уже повеселел, перестал кашлять и ругаться и, вопросительно смотрит на меня.
– Ну и как? – спрашиваю.
– Не хвалю! Рвёт с неё.
Торговец, со всей искренностью на которую способен
– Ты посмотри, какой привередливый пьяница нонче пошёл?! Да, за такие гроши – походи по рынку, поторгуйся – попробуй чё лучше себе найди!
Служивый, не слушая его – протягивает мне кружку:
– Теперь ты пей, товарищ.
Отмахиваюсь:
– Что-то мне уж и не хочется – отпустило должно быть… Допивай сам!
Того, два раза упрашивать не пришлось:
– Ну, как знаешь.
Не дожидаясь пока он снова прокашляется, удаляюсь прочь…
Однако, настоящим бедствием для Ленинграда – да и всей Советской России в целом, были отнюдь не наркотики.
Это так – на любителя!
На отмену «сухого закона», введённого последним российским Недержанцем по случаю военного времени, большевики надо им отдать должное, долго не шли – даже несмотря на очевидную громадную финансовую выгоду от монопольно-государственной продажи крепкого алкоголя. Наоборот, они подтвердили его своим знаменитым «Постановлением СНК РСФСР от 19 декабря 1919 года», за нарушение которого – виновные могли подвергнуться лишению свободы с принудительными работами на срок не менее одного года.
Однако, как испокон веков на Руси заведено: «суровость закона – нивелируется необязательностью их выполнения».
Короче, на это «постановление» – население дружно забило…
Гвоздь!
В сельской местности процветало самогоноварение, а в городах самое широкое распространение получили разнообразные алкогольные суррогаты – так называемая «ханжа». В ход также шёл одеколон, медицинский спирт «по рецепту врача» из аптек и даже…
Формалин из банок с заспиртованными экспонатами!
Да, да… Был случай, когда бравые красноармейцы на экскурсии в музее – вылакали всю жидкость из банок с экзотическими лягухими.
– Слышь, товарищ!
Блин, я думал он – залил ханжой свои «горящие трубы», да отстал.
Оборачиваюсь:
– Чего тебе, служивый?
– А пойдём гулять в «Живопырку»!
– А это ещё куда?
– При буржуях «Баром» звали, а теперь там наши гуляют… Пойдём, а?!
– Маркс с тобой! Пойдём, Ивашка.
Шли мы долго… По дороге, узнал что он – деревенский из Псковщины, но призывался из Питера где работал на заводе, с пятницы как уже в «самоходе», а этой осенью дембельнётся.
– Нонча в армии служится хорошо – не то, что при Царском режиме… «Шкуры» не муштрой донимают, офицерьё руки не распускают, читать-писать вот научили…
– А ещё чему учат?
Пожимает плечами:
– Политинформации, вот читали, лекции… Кино показывали, по музеям водили и показывали – как до Революции жили цари, баре, да прочие буржуи.
Понятно.
– Дезертирство тебе не впаяют?
– Да, что ты…, - пренебрежительно
отмахивается, – не в первый раз!Следующий вопрос:
– Давно пьёшь, Ивашка?
– Да, как себя помню!
– А ваши заводские?
– Да кто как. Кто-то две бутылки в день вылакает и за трезвого слывёт, а кто-то – месяц не пьёт, а как получка – неделю не просыхает.
– Завязать… Бросить пить не пробовал?
Совершенно искренне недоумевает:
– А зачем? Да и ребята не поймут – долго на заводе не продержишься… Ведь, жизнь рабочего человека какая? Устроился на работу – должен «спрыснуть» блузу (рабочую спецовку). Получил первый получку – должен её обязательно пропить. Хочешь получить новый инструмент – надо поставить мастеру магарыч. Хочешь перейти на другой станок… Ну, сам понимаешь! А ещё установление выработки, расценок… Нет, пить не бросишь.
Но вот, за таким – крайне содержательным разговором, наконец пришли в «Живопырку». Кажется, здесь раньше был кондитерская – вон ещё вывеска ржавая уцелела.
Ещё на входе в заведение появился вопрос:
– Ивашка! Это чё за херня?
С немалой гордостью:
– Это наш «жац-банд»!
– Хм… Извини, что сам не догадался.
Заходим… Сквозь грохот оркестра слышатся идиотски-рыгочащие звуки, издаваемые сидящими за столиками лицами, самого мрачно-пропойного вида. Меж столиками бродили женщины – то ли шлюхи, то ли официантки.
Грязь, мусор…
Заметив троих матросов пробирающихся через зал, я заполошно вдруг вспомнил про свой «незарегистрированный» ствол:
– Слушай, служивый… Кажись это патруль, а ты в форме. Не заметут?
– Нет, эти не наши. Эти просто гуляют и вообще – флотские наших не трогают, а мы – их.
Блин, в мои времена было наоборот!
В большом сибирском городе, близ которого дислоцировался наш кадрированный танковый полк – «летуны» вылавливали «краснопёрых» (ВВ-эшников), а те – «летунов» и курсантов-связистов из училища связи. И все вместе – стройбатовцев.
– И что они здесь делают? Разве военнослужащим разрешено быть в подобных заведениях?
– У нас ведь не старая армия. У нас, в Красной Армии – разрешено в неслужебные часы, куда хочешь идти. Лишь бы документ на руках был…
Вдруг, я заметил троих красноармейцев с винтовками:
– А, эти?
Тот, тут же потянул меня за рукав:
– Патруль! Уходим!
Выйдя на улицу, служивый махнул рукой:
– А ну их с их буржуйским «Баром»! Пойдём в «Кипяточную», товарищ, что возле «Балтийца» – там никогда ни патрулей, ни милиции нет.
Уточняю:
– «Балтиец» – это завод?
– Совершенно верно!
– «Кипяточная», это…?
– Пивнушка.
Декламирую из народного творчества:
– «Пиво пить – только хрен гнобить»!
Хохотнув, согласился и уточнил:
– Водку там тоже можно купить – если деньги есть.
– Ну, тогда пойдём…
Долго идём… Сбоку Нева-река серебрится… Заборы… Покривившиеся домики… Длинной полосой тянется село-фабричный городок… Дым заводов… Заводы-фабрики…