Между Сциллой и Харибдой

Классика жанра: добрый и злой налётчики…

Извиняюсь – чекисты!

Естественно, сперва приходилось успокаивать собеседников – особенно нэпманов, впадавших в суетливую панику или парализующий ступор при одном только появлении двух представителей «кровавой гэбни». Однако, вопреки от нас ожидаемому – мы с Мишей вели себя мирно, вопросы задавали вежливо и участливо и, такой «когнитивный диссонанс» – растапливал без остатка лёд недоверия, открывал людские души и вызывал на разговорчивую доверчивость.

– Наш разговор не привнесёт в вашу привычную жизнь никаких последствий, гражданин хороший, я имею в виду – отрицательных последствий. Мы всего лишь изучаем положение дел, чтоб предпринять меры – способствующих улучшению вашей же предпринимательской деятельности.

На этом месте я обычно сблизившись, пристально смотрел в глаза собеседника, а Миша гремел инструментами в портфеле:

–  Или, Вы против? Если Вы против – пишите заявление, что Вы – «против»… НУ?!

В этом месте меня всегда (без исключений!) суетливо-поспешно перебивали:

– Да, нет – что Вы! Я – ЗА!!!

Принимаю несколько расслабленный вид и с довольной улыбкой сытого хищника:

– Всегда очень приятно иметь дело с единомышленником.

Далее, после располагающей к максимальному доверию пустопорожней трепотни и вопросов не имеющих отношение к делу, разговор с хозяевами-нэпманами, управляющими или арендаторами – вёлся в таком конструктивном ключе:

– У «Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем», «Объединённого Государственного Политического Управления» – такой к Вам вопрос: почему так малы налоговые отчисления от вашего заведения? Вам что-то или кто-то мешает? Что нужно нам с вами предпринять, чтоб повысить его рентабельность и соответственно – налогоотдачу?

Почти все на первое место ставили невозможность работать по ночам, а если кто-то не ставил – то я ему подсказывал.

– До революции наш ресторан работал круглую ночь. А здесь только «веселье» начинается, как приходится закрываться – иначе нарвёшься на крупный штраф.

– Вы обращались к кому-нибудь с предложением продлить время работы ресторана?

– Обращался. Но, знаете ли, это…

– Куда именно?

– В «Моссовет».

– К кому именно?

Обычно, ссылались на «забывчивость», но иногда называли Ф.И.О. вполне конкретной «аварии [13] ».

13

«У каждой аварии есть фамилия, имя и отчество!», – говорил нарком железнодорожного транспорта Каганович.

– Что он Вам ответил?

Во всех случаях – ни ответа, ни привета.

– Почему Вы не обращались в органы ОГПУ? Ведь, не предоставление налогоплательщику возможности зарабатывать – есть государственное преступление должностных лиц!

Кто-то оправдывался, большинство просто молчит потупив очи.

– И сокрытие преступления – тоже есть преступление перед народом!

Тут уж, нэпманы обычно начинали заметно беспокоиться и слегка «дёргаться».

– Однако осознание собственной вины, чистосердечное раскаивание в содеянном и готовность сотрудничать с правоохранительными органами…

– Я готов!

– Не сомневаюсь. Раз готовы с нами сотрудничать, пишите заявление: «Я, имярек…».

Однако около половины предпринимателей, видно имея какой-то отрицательный опыт такого «сотрудничества» – несмотря ни на что, отказывались писать донос на «Моссовет». Форма отказа была самой разнообразной: от категорического «не буду!» – до классического падения в обморок.

Тогда я, раскинув «пальцы веером»:

– Что-то как-то не по понятиям получается, гражданин нэпман! Мы, за ваше же бабло – анус рвём себе и людям, а Вы за собственные же кровные – не желаете его слегка напрячь?

Трясётся весь, зубами «танец с саблями стуча» и, молчит – как совой об пень.

Чуть ли не по слогам, с нажимом на каждое слово:

– Положим мы с нашей «конторой», добьёмся для Вас неограниченного рабочего дня… Вы будете со спокойной душой дополнительную прибыль получать и, про нас – даже не вспомните?

Наш российский предприниматель весьма догадлив и, после этих слов – тут же стремительно бросается с сейфу, выгребает из него все (или почти все) наличествующие денежные знаки и с превеликим почтением «горкой» кладёт передо мной на стол – если он имелся, конечно. Если стола не было – деньги охапкой суются в руки:

– Да, как же так – «не вспомню»?! Всегда про вас помним и готовы поделиться в случае…

Очень редким недогадливым же, приходилось говорить в открытую:

– …И не поделитесь за труды наши тяжкие? ОГПУ не любит неблагодарных.

В таким местах Миша доставал из портфеля какой-нибудь инструмент – видом «побрутальнее» и внимательно его рассматривал.

Однако, повторяю: последних был – всего один-единственный ничтожный процент.

С холодной брезгливостью перебрав банкноты, смотря в глаза, говорю:

– Ты меня не понял, нэпман… Я мзду не беру – мне за державу обидно! Поэтому сверни все эти червонцы трубочкой и, по одному – засунь себе в жирный зад.

Не обращая внимания на паническую реакцию:

– Пишите заявление, гражданин имярек, что после снятия ограничения «Моссовета» на продолжительность работы заведений общепита – готовы перечислять на указанный счёт три процента прибыли.

Ой, какие бурные проявления радости!

Не зная преамбулы, можно подумать – что по великой запарке, попал в бар «Голубая устрица».

Пока строчит, от усердия чуть ли не вывалив язык себе на плечо, поясняю:

– Это счёт исправительно-трудового лагеря (ИТЛ) в городе Ульяновск… Слышали про такой?

– С превеликим прискорбием… Нет.

– Ещё услышите! Это – экспериментальное учреждение для перевоспитания осуждённых по уголовным делам, устроенное совершенно на других принципах – чем я думаю, хорошо знакомые Вам «исправдомы» и «домзнаки».

Доверительно приблизившись, с несколько «интимным» оттенком спрашиваю:

– Вы, извиняюсь – кто про основной профессии?

– Прошу прощения…?

– Кем были, чем занимались до революции, спрашиваю?

– Ах, да! До семнадцатого года я служил горным инженером на…

– Тогда в случае так сказать – «фарс-мажора», ну вы понимаете про что я?

Расширив до полной округлости очи:

– Вполне понимаю.

– Вам там самое место.

Задумается, я вижу – видать рыльце всё же «в пушку»:

– А как мне «в случае чего»…? Ну, Вы понимаете – про что я?