Между Явью и Навью

– Про девку? Да на кой она мне. Пусть Карась забирает.

Сотник усмехнулся. На подбородке натянулась обожженная кожа, заметней проступили полоски рубцов. Кому-то его улыбка могла показаться жуткой, но только не Зорке.

– Амулет холодный. Значит, нежить неподалеку. – Она погладила пальцем сокола Рюрика, искусно отчеканенного на серебре.

– В самой деревне вроде спокойно. – Карась сощурил вытянутые к вискам глаза. Он родился полукровкой: отец – кривич, мать из печенегов. Степная кровь во многом брала верх: Карась мог сутками не вылезать из седла и был способен за двести саженей заприметить мышь, неосмотрительно вылезшую из норы.

С вершины холма Силино и вправду выглядело мирно. Вороны не кружили, над крышами поднимался серо-коричневый дым из печей. Запоздало прокукарекал петух.

– Мы-то до Смоленска дотянем, чай, не впервой. – Жихан принялся размышлять вслух. – Но у коней заканчивается овес. А держать их семь поприщ на траве… Да и сколько той травы…

Сотник перевел взгляд на зеленое пятнышко, затерявшееся среди зарослей сухостоя. Снег недавно сошел, но молодые побеги только начали пробиваться к свету и набирать сок.

– Надо заехать и осмотреться. Если все спокойно, останемся до утра.

Искрен, приободрившись, наподдал пятками и с гиканьем сорвался с места. В распахнутые ворота влетел с криком:

– Эй, люди добрые, встречайте гостей! Кто нас покормит, в баньке попарит и спать уложит, того отблагодарим!

Но люди добрые не спешили принимать чужаков. Улыбка Искрена потускнела. Деревенские молча стягивались на утоптанную площадь, выстраиваясь полукольцом. В глаза бросалось одинаковое равнодушие лиц и то, что среди собравшихся почти не было мужчин, одни бабы, дети да старики. Смурная девка в рубахе с понёвой и вовсе раскачивалась из стороны в сторону, выглядывая куда-то поверх частокола.

– Что это с ними? – удивился Третьяк.

– Не знаю, – заметно насторожился Жихан. – Держите ухо востро. Чуть что, уводите Лавку.

В остальном Силино ничем не отличалось от других деревень – те же вросшие в землю избы, почерневшие от непогоды, кривые заборы да лопухи. Разве что к запаху навоза примешивалась еле заметная вонь, будто неподалеку догнивала убоина.

Жихан спешился и вышел вперед.

– Кто из вас старший? С кем говорить буду?

– Со мной, – отозвался одетый чище других старик, с куцей бородой и легким до прозрачности венчиком седых волос. – Еремеем Ловчилиным кличут. Зачем явились?

Говорил он тихо и медленно, будто к чему-то прислушиваясь.

– А я – Жихан сын Домантьевич, сотник великого князя киевского Мстислава Владимировича. У нас есть знак об особой княжьей милости и праве на постой. Серебро тоже имеется, не с пустыми руками идем.

– Оставайтесь, коли надобно. – Староста ответил безо всякого интереса. Что было странно. Обычно весной, в самое голодное время, смерды цеплялись за любую возможность подзаработать.

– Прежде мне надо знать: что здесь произошло?

По лицу Еремея Ловчилина скользнула гримаса боли. Но голос остался таким же тихим и равнодушным.

– Упыри напали. Половину наших подрали, еле отбились.

– Раненые есть? – Зорка не удержалась, влезла в разговор.

– Кого ранили, так те померли давно.

– Отбились, говоришь? – недоверчиво переспросил Жихан. Кинул быстрый взгляд на травницу – та покачала головой. Амулет по-прежнему холодил кожу. – Не ври мне, отец.

– Коли не веришь, пойдем – покажу.

Староста повернулся и побрел вглубь деревни, Жихан с Зоркой последовали за ним. Сзади и чуть по бокам ступали Искрен с Карасем, бесшумные и напряженные, словно вышедшие на охоту парсы. Безмолвная толпа не сдвинулась с места, как и Третьяк, по негласному приказу оставшийся сторожить коней.

В деревянном хлеву, где по виду и запаху совсем недавно держали свиней, стояла железная клетка. Высотой Зорке по плечо, а рослому Жихану, стало быть, до груди. С толстыми, крепко собранными прутьями и навесным замком.

– Мать честная! Умом они тронулись, что ли… – Искрен почесал золотистый затылок.

Карась скривился и выругался на гортанном печенежском языке.

В клетке сидел упырь. На корточках, отвернувшись к стене. Одежа на нем почти истлела. Отдельные клочки держались лишь потому, что прилипли к склизкой, покрытой трупными пятнами коже. Пряди грязно-белых волос свисали до земли, на руках набухли забитые неживой кровью вены. Широкая спина бугрилась от мускулов, наросших после смерти – кожа местами не выдержала и лопнула, обнажив гнилое мясо и острые позвонки. Только сейчас Зорка догадалась, что отвратительный запах, унюханный у ворот, исходил именно от него.

– И зачем?.. – Жихан посмотрел на старосту.

Тот ответил, равнодушно глядя на клеть:

– Пускай помучается. Моя жена долго мучалась.

Выпущенный поверх рубахи амулет обжег холодом через ткань. Зорка стиснула зубы, едва не зашипев. Упырь обернулся. Похоже, при жизни он был не из простых – слишком породистыми выглядели черты лица. В глазницах и под скулами залегла темнота, зрачки стали желтыми и светились, как у кота. Вокруг рта засохла кровяная короста. Зорка почувствовала на себе внимательный взгляд, будто за шиворот пустили ледяную струю. Б-р-р…

– Достаточно, – скомандовал Жихан.

Выйдя на свежий воздух, Карась с наслаждением сплюнул на раскисшую землю, а Искрен вполголоса проворчал: «Одно хорошо – есть перехотелось». Зорка же никак не могла надышаться – казалось, запах гнилья успел пропитать и волосы, и одежду. Перед глазами стоял тяжелый взгляд мертвеца.

За недолгое время, что они провели в хлеву, солнце успело повиснуть над кромкой леса. Свет стал тягуче-золотым, на небо словно плеснули брусничного киселя. Со стороны озера волнами подкатывал холодок.

– Ступай, отец, нам надо поговорить, – спровадив старосту, Жихан обратился к своим. – На ночлег не остаемся, берем овес и едем дальше.

– Почему? – удивился Искрен. – Ну, рехнулся народец от горя, гада этого вонючего на цепь посадил. Но клетка выдержит, я проверял. А местных бояться нечего, старичье да бабы. Может, утешу одну ночью, сделаю доброе дело.

И подмигнул кому-то у Зорки за спиной. Травница обернулась. Давешняя девка в рубахе с понёвой таращилась на воев немигающим взглядом. Мозолистые пальцы теребили косу, перекинутую через плечо. Лично Зорку от увиденного пробрал озноб. А Искрену ничего, понравилось.

– Как я сказал, так и будет. Искрен, пойдешь со мной, поможешь с погрузкой. Карась, здесь карауль. Гляди в оба, не нравится мне эта падаль под боком.

– А я на всякий случай пройду по деревне и осмотрюсь.

– Добро. Но не задерживайся, скоро выходим.

Вои направились к площади у ворот. Зорка последовала дальше, по единственной улице, разделившей Силино пополам. Не удержавшись, оглянулась полюбоваться, как солнце играло на кольчуге сотника, путалось в волосах, остриженных ниже плеч. И тут же на себя разозлилась. Даже щеки от досады порозовели. Ей самой было странно, с чего это она, опытная травница, разменявшая третий десяток и вполне смирившаяся с положением вековухи, начала по-другому смотреть на старшего над отрядом. Глупость какая и ненужная блажь.