Мхитар Спарапет

— Не знаю. Когда мы были на охоте возле Навса, он тоже напился.

Тикин заметила в ее глазах непонятную горечь. Она чувствовала, что с этой всегда веселой, неунывающей и смелой девушкой приключилось неладное. Но что? Пытаться узнать бесполезно. Все равно Цамам не скажет. Если бы могла, сказала бы сама.

— Пойдем, — сказала Сатеник и почти побежала в комнату сына.

Агарон стоял посреди комнаты и кричал на слугу, который не мог отыскать в платяном сундуке нужную ему рубашку.

— Я раздроблю тебе скулы, развалина! — кричал Агарон. — Ослеп, что ли?

Увидев вошедших в комнату мать и Цамам, Агарон крепко сжал губы, исподлобья сердито взглянул на мать. Он был бледен. Лицо обросшее.

— Ты только что приехал? — не желая возбуждать и без того раздраженного сына, спросила мать.

— Да, — недовольно ответил сын. — А что?

— Ты кажешься усталым, дитя мое, — погладила его волосы мать; она почувствовала острый запах вина, но ничего не сказала.

— Ты так меня заторопила, словно в доме покойник, — заговорил злобно сын. — Лошадь до смерти загнал, мчал как сумасшедший. А тут все живы. Зачем звала?

— Тебе было хорошо в Ернджаке? — спросила мать.

— Да уж. Пировали днем и ночью. Пили как жаждущие верблюды. Ха, ха, ха… Из Шорота привозили гусанов.

— Ради создателя, не говори отцу ничего, — испуганно предупредила мать. — О боже, почему так наказываешь нас? Ты нехорошо делаешь, что пьешь, дитя мое. Не дай бог, узнает отец… Он и без того гневается на тебя. Умойся, побрейся и выспись. Пусть отец не видит тебя в таком виде. Сейчас я пришлю цирюльника.

Мать убедила сына лечь и вышла вместе с Цамам. Послала за цирюльником, настрого приказала слуге не отходить от дверей комнаты и никого не пускать к Агарону.

Мхитар еще не успел повидать сына и пробрать его за задержку в Ернджаке, как ему сообщили, что из Агулиса приехали Гоар и Горги Младший. Предчувствуя недоброе, он выскочил в переднюю. Гоар и Горги скорбно стояли рядом.

— Мелик Муси изменил, сдал Агулис Абдулла паше, — медленно и гневно начала Гоар. — Коварно захватили моего мужа. Мы еле вырвались.

— Когда? — глотнул слюну Мхитар.

— Два дня назад. Сейчас турки в Агулисе.

Мхитар окаменел, даже не моргал и словно не дышал.

Изумленно глядел на скорбную Гоар. «Началось, — думал он, — распускается клубок заговоров. Куда все это поведет?.. И снова ошибся. Должен был обезглавить мелика Муси, когда он находился у меня в руках». Но тут же Мхитар очнулся от тяжелой вести, он попросил Гоар пойти к Сатеник, а Горги Младшему велел немедленно созвать военачальников.

Мхитар никак не мог простить себе, что оставил мелика Муси в живых. Ведь чуяло сердце, что изменит. Да, он чувствовал, но почему упустил? Почему побоялся нарушить единство, почему испугался находящегося в Шемахе дяди мелика Муси? Нужно было уничтожить его. Но еще больше грызла другая боль. Несомненно, мелик Муси не один. Иначе почему ходжи Агулиса не пресекли заговор? Нет, этот несчастный народ наказан богом и не вправе жить свободно, — с горечью думал он.

Мелики и военачальники пришли.

— Готовьтесь двигаться в сторону Мегри, — сказал Мхитар. — Агулис пал. Турки ворвались в нашу страну.

— Они не ворвались, тэр Верховный властитель, их пригласили в наш дом, нас предали, — сказал со злобой мелик Бархудар.

— А кто вынуждал меня простить изменника, когда он был в моих руках? — закричал Мхитар. — Вот она, цена снисходительности.

Свершилось неизбежное.

Ночью, когда мелик Муси, вернувшись от Абдулла паши, собрался лечь спать, раздался крик женщины, доносившийся со стороны крытого рынка. Голос взывал о помощи. Муси вышел на балкон. В центре города, возле рынка, царило ужасное смятение. Спасаясь от янычаров, выбегали из домов полуголые женщины, дети. Рынок горел, горели прибазарные дома. Город был освещен заревом пожара. Из верхних кварталов также послышались крики и рыдания людей. Вскоре все ущелье загудело от воплей обреченных на ужасные бедствия людей… Муси понял, что началось неотвратимое — погром Агулиса…

Охранявшие дворец слуги, разыскав Муси, с ужасом рассказали, что янычары врываются в дома, убивают людей, не щадят даже младенцев. Хватают все, что попадается под руку.

Мелик Муси вздрогнул. Хотя он и знал, что турки рано или поздно покажут свое лицо, но все же надеялся на обещание паши и не думал, что это произойдет так скоро. Выбежав из своей комнаты, Муси ринулся на половину сераскяра. Три янычара преградили ему дорогу, но рассвирепевший мелик прорвался в его спальню.

— Проснись, сераскяр! — закричал он, забыв всякую осторожность.

Паша, который спал одетым, вскочил.

— Что случилось, мелик, почему ты дрожишь? — спросил он строго.

— Не будь клятвопреступником, паша, твое войско начало резню в городе.

— Неужели? — спросил с деланным удивлением паша. — Я им запретил.

— Посмотри. Город в огне, и отсюда слышны крики людей, — настаивал мелик. — Запрети сейчас же. Знай, победоносный паша, если Агулис будет разгромлен, ни один город, ни одно село не откроет перед тобой своих дверей. Стар и млад встанут против тебя. А падение Агулиса еще не падение Сюника.

Паше хотелось разрушить и предать огню Агулис, но предстояли еще тяжелые сражения, нужно было взять другие города и крепости. В самом деле, разгром Агулиса настроит враждебно склонных к покорности армянских богачей, выведет народ из терпения.

Паша приказал поселившимся в доме мелика военачальникам прекратить грабежи и беспорядки. Затем разослал по городу своих телохранителей, чтобы исполнить приказ.

Только невероятными усилиями удалось остановить резню. Мелик Муси утешился тем, что город будет спасен. «Сохраню, спасу мой город», — повторял он самодовольно.

Утром, выйдя в город, он заметил на улицах и во дворах трупы. Сгорело четыре дома. «Отдали один город, чтобы уберечь сто, — думал он. — Теперь надо убедить пашу вывести войска из Агулиса».

Во время завтрака Абдулла утешил мелика и сочувственно покачал головой.

— Свидетель аллах, что я накажу смутьянов, — побожился он. — Ты пришел вовремя, брат, а то могло быть поздно…

— Разоряя города и села, ты возбудишь против себя народ, милосердный паша! — сказал Муси. — Кто же тогда поверит мне или тебе, кто добровольно сдаст свой город или свое село. Избегай погромов, паша, если хочешь завоевать Сюник.

— Сожалею о случившемся этой ночью, брат мой, — льстиво сказал паша. — Но слава аллаху, что вовремя прекратили бедствие, что смутьяны не тронули тебя и твоего дома, что живы твои дети. Клянусь сосудом, которым совершает намаз пророк, что из твоего богатства не убудет и нитки.

Эту свою клятву паша исполнил. Мелик Муси остался доволен, что сумел спасти свое имущество и город. Были довольны и другие купцы.

В тот же день, к вечеру, турки, захватив с собою награбленную прошлой ночью добычу и многочисленных пленных, вышли из города и расположились лагерем на берегу Аракса — в открытом поле. Абдулла паша послушал мелика Муси, высказавшего опасение, что Мхитар может неожиданно явиться и обложить город.