Мхитар Спарапет

— О помощи? — сердито буркнул сераскяр. — Сейчас я сам нуждаюсь в помощи. Моя армия растаяла в ущельях Армении, а персияне уже теснят нас. Тахмаз Кули Надир хан осадил Багдад. Куда мне идти на помощь? К багдадскому паше или в Алидзор? — Абдулла помолчал, потом добавил: — Возвращайся-ка лучше в Сюник да передай, что я приказываю удержать Мухитар пашу под Алидзором. Сдадите город, всех перевешаю. Передай еще, что на помощь к вам я приду, как наступит весна и просохнут дороги.

Пятясь назад, гонец вышел из зала. Абдулла впал в раздумье. Опять эти армяне связали нам ноги! И кто только помогает гяурам? Откуда у них берется сила? Никто и никогда не оказывал туркам такого упорного сопротивления. Он, Абдулла паша, сокрушал раньше непобедимые полки египетских мамелюков; большие и малые города Европы, целые страны складывали оружие перед ним, а эти армяне не хотят покориться, они несокрушимы словно гранит.

Абдулла в упор посмотрел на главного муллу и спросил:

— Что пленники? Покончили с ними?

— Все проданы, паша. А мальчиков я отправил в Стамбул, в янычары! — ответил мулла.

— А жена Мухитар паши где?

— По твоему приказу ее мы держим здесь.

— Привести ко мне! — бросил сераскяр.

Тикин Сатеник медленно вошла в зал. Она едва передвигала ноги, но держалась с достоинством, высоко подняв слегка поседевшую голову. Смотрела холодно и спокойно. Эта гордая женщина была сейчас похожа на тысячелетний хачкар, снятый с пьедестала. Уверенно шла она к турецкому паше. Ее вид и особенно печальная, но полная бесстрашия торжественность изумили всех присутствующих в зале. Иные даже на минуту испытали какое-то непонятное чувство страха: кто это перед ними, живое существо или небесный дух отмщения в образе женщины?!

Тикин Сатеник остановилась перед сераскяром и запавшими измученными глазами впилась в него немигающим взглядом.

Абдулла проговорил:

— Я вижу, что жена армянского спарапета тоже не из робких.

— Малодушны лишь слабовольные! — тихо, но внятно процедила сквозь зубы Сатеник. — Великая смерть — удел великой души…

Паша ехидно усмехнулся, покосился на приближенных и продолжал:

— Госпожа, ты — мать, твой сын — мой пленник. Не хочешь ли ты спасти его от смерти?

Сатеник вздрогнула, глаза ее округлились.

— Он уже спасен! — ответила женщина. Паши вопросительно переглянулись, Абдулла на мгновение помрачнел. — Дух моего сына свободен! — продолжала Сатеник. — Ты не смог убить его душу, паша! Нет, не смог… Не смог, как не сможешь спустить с высот небесных парящего орла, повернуть вспять течение реки. В твоей армии нашлись люди, которые всего за каких-нибудь два золотых исполнили мою волю, освободили душу моего сына от твоих цепких лап!

— Его похитили?! — не своим голосом заорал паша, обращаясь к главному мулле.

— Нет, господин мой, — опустил голову главный мулла, — эта безумная женщина упросила убить своего сына!.. Подкупила аскяра, и тот задушил ее выкормыша…

— Зарезать этого аскяра! Зарезать, как грязную свинью! — кричал паша.

— Он уже убит, — отвечал мулла.

Абдулла с ужасом посмотрел на Сатеник. Она казалась спокойной и невозмутимой, только слегка покачивалась.

— Детоубийца! — зарычал паша. — Аллах свидетель, что такой жестокой матери я отродясь не встречал! Как ты могла предать смерти своего ребенка?!

— Кому, как не мне, матери, было избавить его от вечных страданий, — словно бы про себя прошептала Сатеник. — Вы уже успели подвергнуть его обрезанию и сделали бы из моего мальчика янычара, чтобы он потом всюду сеял смерть и, как вы, уничтожал невинных детей и матерей своего народа! Такой он бы не был мне сыном, не был бы человеком… Я спасла его, и небо приняло чистую душу непорочного!..

— Я изведу всех армян до единого, чтобы вы в своем исступлении больше не преграждали мне путь. Не оставлю в живых ни души. А тех, кто выживет, обращу в магометанство! Я, я… — Паша посинел.

— Руки у тебя коротки! — вставила тикин Сатеник.

— И ты еще надеешься? На урусов надеетесь?

— С надеждой мы жили века! — снова спокойно сказала Сатеник. — Трудно жили… И всё больше силою своих рук и ума. А теперь поживем с помощью русских! Они придут, обязательно придут! Не сегодня, так завтра. И мечта наша сбудется! Таков он — путь армян!..

— Урусам достанутся только развалины Армении!

Тикин Сатеник не ответила. Помолчал и паша, а потом чуть мягче прежнего сказал:

— Послушай, жена Мухитар паши, будь благоразумной. Я освобожу тебя, прощу все зло, которое причинил нам твой супруг, только напиши ему, убеди, чтобы сложил оружие, подчинился мне, и я буду милосерден к вам. Напиши!

— Никогда! — Голос Сатеник задрожал. — Я первая прокляну его, если он когда-нибудь покорится тебе.

— Но в таком случае мы отрубим тебе голову!

— Рубите!

— Тебя нагую поволокут по улицам.

— Пусть будет так!

— О аллах! — покачал головой паша. — Что за народ эти армяне? Выведите ее вон! Она колдунья! Предайте смерти. И немедленно.

Сатеник увели. Собравшиеся во дворе муллы при виде пленницы завопили. Женщину бросили на их протянутые руки.

— Жертва аллаха! Жертва!.. — взвизгнул главный мулла… С жены Мхитара сорвали полуистлевшее рубище. Из-за пазухи вывалилась ее рукопись. Какой-то турок бросил книгу в костер, что горел неподалеку… Сатеник закрыла глаза.

Озверелая толпа дико ревела, подстрекаемая муллами.

— Эта гяурова скверна поносила нашу святую веру! — кричали они. — Убить ее!

— Убить, убить!..

Перебрасывая тикин Сатеник с рук на руки, ее донесли наконец до площади. Одетый в белое мулла, с двенадцатикратно обмотанной чалмой на голове, изо всех сил тряхнул едва державшуюся на ногах Сатеник и закричал:

— В последний раз говорю: прими ислам, и ты станешь любимицей солнцеликого владыки вселенной султана Ахмеда!

Сатеник собрала свои последние силы, глотнула воздух и плюнула в лицо муллы.

Ее бросили в яму.

— Оставайтесь с миром, Мхитар и мой Агарон! — закрыв глаза, шептала Сатеник. — Я прощаю все твои заблуждения, Мхитар, ибо, не любя меня, ты любил самое возвышенное и святое — нашу родину. Прощай, сынок мой, Агарон. Не думайте обо мне плохо и всегда будьте стойки в защите Дома Армянского. Да будет благословен путь вашей жизни. Аминь.

Ее стали заживо засыпать землей. Вот уже видна только голова… И Сатеник потеряла сознание. В отуманенном мозгу мелькнул образ парящего в небе сына — Давида. Он ручонками звал ее… Спустя мгновение все покрылось непроницаемым мраком…

На церковный купол опустились два диких голубя. Было ясное морозное утро. Накануне всю ночь шел снег. Он как бы подновил слежавшиеся старые сугробы и накрыл оголившуюся местами землю да груды развалин. Весело грело солнце. Голуби на куполе резво вспархивали и снова садились. Опьяненные теплом и отдаленным дыханием весны, они, сплетаясь клювами, начинали ворковать… И вдруг снизу вжикнула пуля. Один из голубей упал, другой исчез в небесной высоте… Несколько аскяров одновременно потянулись к голубю. Рослый янычар с волчьей повадкой, оттолкнув других, прошагал по глубокому снегу и схватил подбитую птицу. Остальные аскяры набросились на него.