Мхитар Спарапет

Напротив на ковре гордо вытянулся в струнку русский посол Иван Толстой — офицер из высших чинов. С ним были спутники, доставившие его в объединенный лагерь.

— Надеемся, вы к нам с добром, господин посол? — нарушил молчание Вахтанг, в упор глядя при этом в светло-голубые, полные скрытой тревоги глаза посла…

— Добро не всегда сопутствует людям, — ответил Иван Толстой.

Военачальники с беспокойством переглянулись. По лицу царя скользнула мрачная тень. Зерна четок застыли в пальцах католикоса. В шатре воцарилась гробовая тишина, и только не по-мужски писклявый голос посла нарушил молчание.

— Господь бог дарует нам терпение. С терпением мы и живем под кровом всевышнего, — сказал посол. — Я имею передать вам приказ нашего государя императора, чтобы вы, господа, немедленно вступили в переговоры с персидским шахом Тахмазом. Хотя между Россией и Персией издавна поддерживаются добрые отношения, русские подданные тем не менее не раз подвергались преследованиям подвластных шаху горских племен. В Шемахе, например, горцы убили русских купцов, разграбили их имущество, деньги забрали. На несколько миллионов убытку нанесли.

«И чего он вспоминает вчерашний день? — не без тревоги подумал спарапет. — Все это мы и без него знаем. Неужто милостивому царю больше не о чем нам поведать?»

О том же думали и Вахтанг, и католикос, и хан. Но все терпеливо ждали, пока посол закончит свою речь, — не перебьешь ведь, неприлично это!

— Шемахинское нападение, — продолжал посол все тем же унылым тоном, — очень разгневало нашего государя императора и вынудило его прибегнуть к оружию. Находящиеся ныне на западном берегу Каспийского моря императорские войска обезопасили здешние границы империи. Его величество император послал к шаху Тахмазу своего человека с выражением готовности помочь ему расправиться с мятежными афганцами и окончательно утвердиться на отцовском троне при условии, если шах заключит с Россией союз и признает страны, расположенные на берегах Каспийского моря, собственностью России. Но малодушный шах Тахмаз не принял столь выгодного предложения нашего всемилостивейшего императора и отказался от добра…

Иван Толстой с минуту помолчал, оглядел помрачневшие лица военачальников, похоже — почувствовал, что они в сильной тревоге, и, может, потому как бы с облегчением глубоко вздохнул и снова заговорил:

— Государь не намерен отводить свои войска с берегов моря. Сейчас он поручает вам войти в переговоры с неразумным, не понимающим своей выгоды Тахмазом и объяснить шаху, что, если он не желает враждовать с нашим царем, пусть немедленно объявит собственностью русского царя провинции, расположенные на Каспийском берегу.

— А что царь думает о нас? — потеряв терпение, прервал наконец посла Вахтанг.

— Велика его милость к вам, — ответил Толстой, глядя на дрожащую руку католикоса, которую тот держал на колене. — Государь советует вам, благороднейшие мужи, потребовать, чтобы шах уступил ваши земли России.

У Вахтанга затряслись щеки.

— Только и всего? — в отчаянии воскликнул он. — Просить милостыню?! И у кого? Кто подаст нам ее? Кто? Это все равно, что ударить голой рукой по лезвию топора! А где же сам царь, где его войско?

— Царь вернулся из Дербента в Россию.

Военачальники побледнели. Князь Ованес-Аван заморгал глазами, мгновенно наполнившимися гневом. Он не поверил услышанному. Махмад хан простонал. Католикос Есаи сделал попытку встать со стула, но не смог. Страшная весть лишила сил этого несгибаемого человека. Военачальники растерянно смотрели то на посла, то на Вахтанга. Царь молчал. Да и что он мог сказать? Рушилось все, а они так ждали…

Наконец Вахтанг поднял глаза, посмотрел на армянина, сопровождающего посла, и спросил по-армянски:

— Петр с войском ушел?

— С войском, государь, — сцепив зубы, почти простонал армянин. — В Дербенте и в Баку оставил по нескольку полков, остальное войско увел в Москву и в Петербург.

Военачальники зашумели. Это был такой миг, когда все вдруг ощутили полную безнадежность, неизбежность близкой гибели.

— Какой же нам теперь дать ответ нашему войску и народу? — обращаясь к послу, спросил Вахтанг. — Мы зажаты в огненном кольце. Ваш царь обманул нас… Поднял нас, возбудил всех наших недругов, а теперь бросил одних лицом к лицу с врагом, во много раз превышающим нас своей численностью.

Армянин перевел слова Вахтанга. Толстой немного смутился.

— Он вернется, ваше величество… — через минуту неуверенно сказал посол. — Мой государь велел мне оставаться послом в вашей стране, оставаться с вами. Я сделаю все, чтобы государь пришел вам на помощь.

— Нам нужен Петр! — крикнул один из грузинских князей. — Нужны войска. Для чего нам посол? Теперь турок войдет в наши дома, разорит наши страны, уведет в плен наших детей!..

Эти слова не перевели.

— Да спасет нас аллах! — простонал Махмад хан. — Попались мы в пасть поганых. Османы явятся, все до одного пропадем. Сделай что-нибудь, господин посол. Пусть ваш царь пришлет к нам на помощь хоть тысячи две войска, чтобы наши люди видели, что русские не бросят нас; это придаст им силы. Мы будем драться с османами, мы ответим им, обязательно продержимся, пока царь Петр подоспеет к нам. Но если он не придет, мы будем уничтожены. Напиши ему, посол, обо всем.

Военачальники уже не просто роптали, они протестовали. Ужасная опасность нависла над их странами: надвигалась страшная беда, а может, и гибель. Князь Ованес-Аван, с трудом сдерживая гнев, размеренно и четко сказал:

— Царь отступился… Но надо решать, что будем делать, братья.

«А Давид-Бек был прав, что не торопился, — с горечью подумал спарапет. — Теперь ему не грех и посмеяться над нами. Хорошо, что сам не приехал сюда, осрамился бы».

— Если бы Англия и Франция не помешали, наши войска сейчас были бы здесь, — сказал Иван Толстой.

Но никто больше не слушал его.

Военачальники вышли из царского шатра. Грузинские воины, из тех, что сопровождали посла из Тифлиса, уже успели всем рассказать, что Петр ушел из Дербента восвояси и сюда не придет. Люди поникли и были похожи на побитые градом посевы.

Пятьдесят тысяч человек окружили шатер Вахтанга. Все прибежали в чем были в миг, когда их настигла злая весть: босые, полураздетые, вооруженные и безоружные.

— Где русский царь, почему он не приходит! — кричали воины на тысячу голосов.

Военачальники под натиском толпы отступали назад, но вскоре они остановились. Куда уйдешь от своего войска? А войско клокотало, взывало.

— Эй, князья, вы, должно быть, прогневали царя! — гремел какой-то воин-грузин.

— Надо было идти к нему на поклон.

— Согласились бы на все, что он требовал, ведь отдуваемся мы, а не вы.

— Обманули нас!

— Спугнули государя!..

Военачальники не находили ответа. И Вахтанг будто онемел. Католикос Есаи, поднявшись на какую-то арбу, протягивал крест, тщетно пытаясь успокоить разбушевавшееся воинство.