Мифология русских войн. Том I
Шрифт:
Так же в этой грамоте характерно отождествление Успенского собора Кремля с Церковью Символа веры: «грамоту сию положити во святей велицей соборней апостольстей церкви пречистыя Владычицы нашея Богородицы в патриаршестей ризнице» [449] . Добавление слова «великая» это опять же калька с константинопольского протокола, в котором и св. София и сама патриархия именовались «Великая церковь».
В 1645 году московский патриарх Иосиф говорит при венчании на царство Алексея Михайловича: «благочестивое ваше царство Бог паки прославит и распространит Бог от моря и до моря и от рек до конец вселенныя воеже быти вам Государю на вселенней Царю и Самодержцу Христианскому и совозсияти яко солнце посреди звезд» [450] .
449
Там же с. 110.
450
Древняя российская вивлиофика ч. 7, М., 1788,с. 265-266
Предисловие к Служебнику, изданному в Москве в 1654–1655 годах, включает
В 1687 архимандрит Игнатий (Римский-Корсаков) в слове к войскам, отправлявшимся в Крымской поход, обозначил масштаб начинания:
«По всей вселенней, и от Христа поставленнии по образу небеснаго Его царствия содержащии российския скиптродержавства пресветлии нашы цари да будут в царском их многолетном здравии, всея Вселенный государи и самодержцы… Тое знаменует «всея России», понеже господь Бог по всей земли разсея сыны человеческия… Все царство Ромейское, еже есть греческое, приклоняется под державу, российских царей, Романовых… Всяко они грекове вскоре прибегнут, под державу богохранимых великих государей Всея России; въкупе со престолом Цареградским, который по законом ваш есть, и самодержавство всея вселенныя» [451] .
451
Публ.:Богданов А. П. Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII в.: Литературные панегирики. М., 1983, сс.156, 157, 166, 169.
Анализ — Богданов А. П. «Слово воинству» Игнатия Римского-Корсакова — памятник политической публицистики конца XVII в. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1984, сс. 131–158. Он же. От летописания к исследованию: Русские историки последней четверти XVII века. М., 1995, сс. 107–198, 380–423.
Царь Алексей Михайлович и несколько позже предстает в церковной риторике как «устрашитель всея вселенныя покоритель же и пленитель порубежных стран» [452] .
Это не просто поэтический оборот.
Вот вполне официальный и непубличный документ — Статейный список посла Василия Богдановича Лихачева с докладом царю Алексею Михаловичу (январь 1659).
У московских послов в те времена не было пространства для вольного маневра. Они должны были просто раз за разом воспроизводить позицию своего государя и настаивать на ее полном принятии. А отчеты им приходилось составлять так, чтобы по итогам не оказаться в числе «предателей». Оттого порой русские и иностранные тексты договоров содержали далеко неодинаковые тезисы, что вело к последующим недоразумениям и конфликтам.
452
Описание торжественных врат. 9 ноября 1703 // Панегирическая литература Петровского времени. М., 1979, с. 140.
В данном случае посол воспроизвел самомнение кремлевских владык, приписав мысли самого царя Алексея Михайловича о его собственном величии великому герцогу Тосканскому Фердинанду:
«Князь поцеловал грамоту и начал плакать, а сам говорил чрез толмача: «за что меня холопа своего ваш пресловутый во всех государствах и ордах великий князь из дальнего и преславного града Москвы поискал и любительскую свою грамоту и поминые прислал? А он великий государь, что небо от земли отстоит, то он великий государь: славен и преславен от конец до конец всея селенныя; и имя его преславно и страшно во всех государствах, от ветхаго Рима и до новаго до Иерусалима; и что мне бедному воздать за его великаго государя велию и премногую милость? А я и братья мои и сын мой его великаго государя раби и холопи, а его царево сердце в руце Божией; ужто так Бог изволил».
Об аудиенции у жена флорентийского герпцога посол пишет, будто она говорила, что великий государь «нас холопей своих в великое удивление и в радость привел. Мы челом бьем, не позазрите нам в нашем неразумии и простоте, в чем мы вам не унаровили, а муж мой и сын и братия вечные его раби и холопи и о том вам челорм бью».
Величие московского царя таково, что великий герцог Тосканский («града Флоренска») бьет челом даже его посланникам «чтоб они пожаловали посетить братиев его» или «князь же бил челом посланником на рынке гулять» [453] .
453
Древняя российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских до истории, географии и генеалогии российския касающихся. Санктпетербург, 1788. — Кн. 4. сс. 345, 346, 351 и 354
https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01005416794?page=4
Синологи говорят, что именно в этом состоит рецепт векового китайского миролюбия: придворные льстецы говорят императору, что он и так уже владыка всей вселенной, а потому завоевывать просто нечего. Быть может, если бы так же современные российские послы описывали свои беседы с западными лидерами — жил бы к нашей всеобщей радости Владимир Владимирович мирно и самоудовлетворенно.
Как мудро сказал Император Народов Галактики друг: Чужого имперцам не надо, Поскольку ВСЕ наше вокруг! [454]454
Тема вселенского бремени русской любви ясно прозвучала в первом гимне России — «Гром победы, раздавайся», написанном в 1791 году Гавриилом Державиным:
«Мы ликуем славы звуки, чтоб враги могли узреть, что свои готовы руки в край вселенной мы простреть».
В том же 1848 году Федор Тютчев (не только поэт, но и старший цензор Министерства иностранных дел) объяснил «Русскую географию»:
Москва, и град Петров [455] , и Константинов град — Вот царства русского заветные столицы… Но где предел ему? и где его границы — На север, на восток, на юг и на закат? Грядущим временам их судьбы обличат… Семь внутренних морей и семь великих рек… От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная… Вот царство русское… и не прейдет вовек, Как то провидел Дух и Даниил предрек.455
Кажется, это про Рим, а не про Петербург.
Глава 13
«Я в березовые ситцы нарядил бы целый свет»
Оправдывая безудержную русскую имперскую экспансию, Тютчев, однако, делал удивленно-возмущенное лицо при виде реакции на нее. Еще 21 апреля 1854 года, когда Англия и Франция только готовились атаковать русские порты, Тютчев писал:
«Давно уже можно было предугадать, что эта бешеная ненависть… которая тридцать лет, с каждым годом все сильнее и сильнее, разжигалась на Западе против России, сорвется же когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал…» России, утверждал поэт, «просто-напросто предложили самоубийство, отречение от самой основы своего бытия, торжественного признания, что она не что иное в мире, как дикое и безобразное явление, как зло, требующее исправления» [456] .
456
Цит. по: Кожинов В. Тютчев. М., 2009, с.224
Это очень интересная манипуляция, которая объявляет утрату далеких мечтаемых колоний угрозой жизненным интересам и самому существованию метрополии. Ну вот не дали России Босфор, Иерусалим, Балканы, Порт-Артур, Манчжурию… И что — тем самым ее убили?
Также достойно памяти, что «самой основой бытия России» Тютчев провозглашал мессианскую всепланетарную «помощь».
Вот несколько примеров простирания рук «в край вселенной» и помощи «всем угнетенным народам» из русской истории (понятно, что любая другая имперская история даст примеров не меньше).
«Слово обер иеромонаха Гавриила благодарственное Богу триипостасному о полученной победе над Каролом королем шведским и войски его под Полтавою произнесенное при Ангуте в церкви Преображения Господня походной полка Преображенскаго 1719 лета месяца июня, 27 дня» так объясняет причину начала Северной войны: "Праведно вооружися Россия за многия люди и страни плененныя"» [457] .
Манифест Екатерины II от 18 ноября 1768 года «О начатии войны с Оттоманскою Портою» декларировал заботу русской царицы о Польше:
457
Панегирическая литература Петровского времени. М., 1979,с. 252. О защите Петром всей Европы говорит и речь архиеп. Феофана Прокоповича:
«Швеция, оружием славная, се Швеция, всей Европе страшная».
«Не могли мы конечно в удовлетворение должной от Нас стражи как православной церкве, так и главнейшему государственному интересу оставить, чтоб не вступиться и за оную и за самую конституцию Польскую… По умножению безвинного гонения и насильств против диссидентов, не могли Мы натурально и по человеколюбию и по долгу Короны Нашей воздержаться от употребления сильнейших мер после того, как все уже другие способы кротости и самые угрозы втуне истощены были. Тут уже повелели Мы части войск Наших вступить в земли Республики Польской… От сей напасти ограждена была Польша через присутствие войск Наших, которому равномерно должна она еще благодарить за счастливое и покойное составление последней генеральной конфедерации, а с оною и за самое исправление крывшихся в недрах ее пороков. Не трудно было войскам Нашим рассыпать первую кучу возмутителей; ибо они везде, где только встречались, биты были; но с другой стороны зараза мнимого их защищения веры католической, которая однако же в новых законах республики при всей ее целости безвредно соблюдена была, распространялась из дня в день в мелком дворянстве по всей земле больше и скорее, нежели регулярные Наши войска угоняться могли. Со всем тем по взятии Кракова, по совершенном успокоении ныне Литвы и по очищении Подолии имели Мы основательную причину надеяться, что в краткое время будут прекращены и остатки польских замешательств, и что тогда Нам беспечно уже будет возвратить войска Наши в Россию, удостоверясь по непорочности собственных Наших правил и поступок».