Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]
Шрифт:
— Ладно. Так и быть. Гуляйте! — кинул зло князь, молча встал с места и повернулся к воеводе спиной, буркнув мрачно: — Вам бы всем только пиры пировать.
Воевода понял, что ему пора уходить, но, когда он поднялся с лавки, князь, резко обернувшись, сказал:
— Учти, чтоб сразу после гуляний — и в путь. Хочу в крещенские морозы не по лесам скитаться или под стенами стольного города стоять, а в великокняжеских хоромах сидеть да мед–пиво пить.
Дружина Михаила Ярославича, которая вместе с двумя подоспевшими сотнями, присланными рязанским князем, насчитывала немногим более шести сотен, добралась
Год назад по пути в Москву чего только испытать не довелось: и стужа донимала, и буран да метель все пути дороги позаметали. А нынче — благодать. Мороз не лютовал — бодрил, а снега хоть и укрыли все вокруг, но встреченные большие обозы, направлявшиеся через Москву в Тверь и Торжок, и один, держащий путь на Новгород, укатали дорогу так, что стелилась она под ноги скатертью. Жаль только, что зимние дни коротки, иначе оказалась бы дружина под стенами стольного города еще раньше.
Такое везение каждый объяснял на свой лад, однако все сошлись на том, что подобное начало — добрый знак.
Князь тоже был склонен считать, что судьба к нему нынче милостива, но все-таки чем ближе продвигалась дружина к Владимиру, тем тревожнее становилось у него на душе. Последнюю ночь, проведенную в богатом селе, растянувшемся по обеим сторонам дороги, Михаил Ярославич так и не смог уснуть. Согревшись у печи и отведав угощений, выставленных на стол сердобольным хозяином, он с удовольствием растянулся на лавке, но, немного отдохнув, уже был готов отдать приказ двигаться дальше. К плохо скрываемому неудовольствию князя, его своим высказыванием остановил воевода.
— Это хорошо, что дружина может нынче отдохнуть, — сказал Егор Тимофеевич, когда князь, накинув корзно, вышел на крыльцо, — никто знать не знает, что завтра с нами станется.
— Да, — ответил князь после долгого молчания и, постояв немного рядом с воеводой, пошел в избу, кинув мрачно на ходу: — На заре выступаем.
Когда дверь за князем захлопнулась, Егор Тимофеевич, кликнув Половчанина, отправился проверить выставленные дозоры — никак нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь предупредил владимирцев о приближении противника. Однако, как впоследствии выяснилось, несмотря на все предпринятые меры предосторожности, скрыть передвижения дружины не удалось.
К Владимиру подошли во второй половине дня.
Вот он — стольный город! Красуется На высоком левом берегу Клязьмы. Уже видны за высокими стенами купола церквей. Осталось лишь выйти из леска.
Река Клязьма всегда считалась надежной защитой Владимира, вот только от татар уберечь не смогла. Еще в Москве князь с воеводой, обдумывая свои действия, решили, что в любом случае со стороны Клязьмы к городу соваться нечего. Правда, теперь река дремлет под ледяным панцирем и перейти ее по насту несложно, однако быстро приблизиться к крепостной стене вряд ли удастся: пусть и свои люди — русичи, — но без жалости осыпят нападающих стрелами, обольют смолой. Да и через Золотые ворота — как ни заманчиво — враз не проскочишь: на то они и главные, чтоб сторожили их пуще глаза.
С севера закрывает подступы к городу небольшая речка, которую все на свой лад кличут: кому она Логбедь, а кому Лыбедь. Под снегом лежит эта речушка, а за ней в северо–восточном углу крепостной стены — Медные ворота. Через
них и решено было попробовать вломиться в город.На совете, устроенном князем у опушки, воевода предложил встать лагерем в лесу и двинуться на Владимир ранним утром, однако князь и слушать не хотел об отсрочке. Его поддержали Никита с Демидом, к которым присоединились и сотники рязанцев.
— Мало нас. Нам без хитрости не обойтись, — заметил Никита.
Все присутствовавшие на совете с ним согласились.
— Может, не всех наших людей в поле выводить? — вставил свое слово воевода, уже не надеясь, что его предложение придется князю по сердцу.
— Да–да. Растянемся по дороге, будто не все сотни из леса выползли, — подхватил Никита.
— Умно, — согласился князь.
Михаил Ярославич тоже все время ломал голову над тем, как бы обмануть Святослава, как сделать так, чтоб защитники города не догадались, насколько малы его силы. Предложение пришлось кстати.
Вскоре голова колонны выползла из леса.
Передвижение неприятеля не осталось без внимания защитников Владимира. После полученного от добровольного видока сообщения они с особой тщательностью глядели на дороги, что вели к городу. Вмиг усмотрели владимирцы всадников, на короткое время показавшихся у опушки и тут же скрывшихся за деревьями, сразу заметили и передовой отряд, быстро приближавшийся к воротам. За отрядом медленно потянулись из леса конные воины.
— Эй! Вы что за люди? Зачем пожаловали? — раздался звонкий голос с надвратной башни, как только передовой отряд приблизился к воротам на расстояние полета стрелы.
— Мы из княжества Московского! Князя Михаила Ярославича люди! — закричал Никита, бросив мимолетный взгляд на своего князя, державшегося от него по левую руку.
— Кто вы будете? — снова закричали сверху.
Охранявшие ворота люди не расслышали ответа из-за ветра, относившего прочь слова непрошеных гостей. Правда, и без представления стражники знали, кто к ним пожаловал. Но порядок есть порядок.
Некоторое время обе стороны безуспешно пытались перекричать поднявшийся ветер, и в конце концов ворота распахнулись, и пятеро всадников выехали навстречу гостям.
— Кто вы будете? — спросил, зло сверкнув глазами, надутый от важности рыжебородый боярин, которого московский князь имел возможность не раз видеть в окружении своего отца.
— Я есмь князь московский, Михаил. Великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича сын, — прозвучал в ответ спокойный голос.
— Зачем во Владимир пожаловал? — процедил боярин сквозь зубы свой вопрос.
— Стрыя проведать! — усмехнулся князь, который, видя злость боярина, понемногу обретал самообладание. — Или теперь мне приглашение для этого надо испрашивать?! — весело воскликнул он и, улыбнувшись впервые за несколько дней, взглянул на своих товарищей.
— А зачем же, князь, воев с собой ведешь? — спросил боярин, угрюмо наблюдая за тем, как из лесочка появляются все новые и новые всадники.
— Неужто Святослава малая дружина моя устрашить могла? — ответил князь вопросом на вопрос. — У него ведь сил — не чета моим.
— У великого князя Святослава Всеволодовича, вправду, сил не мерено, не считано! Кто ты такой, чтоб великий князь тебя страшился? Нечего ему тебя страшиться! И звать он тебя не звал! — брызжа слюной, прокричал скрывавшийся за спиной боярина нарочитый. Седовласый и худой, он зло смотрел на князя и его людей.