Михаил Ромм. Способ жизни

Ввиду этого, во избежание нехозяйственной траты средств, группа была отправлена в экспедицию позднее и в разное время, после того как установилась весенняя погода^[18].

Наконец в апреле все приехали в Ашхабад. В коллективе порядка пятидесяти человек. Пока режиссер и оператор в поисках натуры ездили по окрестностям туркменской столицы, потом готовились к переезду на место съемок, находящемуся в 15 километрах от города, заболела актриса Кузьмина, и вся группа принялась ее лечить. Особенное усердие проявил Ромм. Его отец был врачом, поэтому Михаил Ильич считал себя большим знатоком медицины. Говорил: «Если у меня не получится в кинематографе, стану врачом». Уверял, что медицинский талант перешел к нему по наследству.

Между тем фильм не соответствует названию — в нем двенадцать действующих лиц. Из упомянутых в титрах десяти красноармейцев на экране присутствуют девять. В сумме — с тремя приглашенными — получается двенадцать, а не тринадцать. Из-за постоянного передвижения героев фильма это не бросается в глаза. Куда же делся тринадцатый? Точнее — куда делся командир красноармейцев Николай Гусев, в роли которого начал сниматься его тезка Крючков?

Существуют три более или менее приемлемые версии случившейся «математической» ошибки.

Первая, самая маловероятная, гласит, будто харизматичного Крючкова убрали, поскольку он так сильно привлекал зрительское внимание, так поневоле тянул одеяло на себя, что остальных исполнителей, в том числе Кузьмину, зрители в упор не замечали бы. Все артисты рядом с Крючковым выглядели жалкими приготовишками. Чтобы не разрушать ансамбль, не превращать фильм в бенефис одного актера, Ромм данной ему властью якобы вычеркнул этого персонажа с глаз долой.

Однако здравомыслящие киноманы утверждали, что подобная опасность надумана — в 1935-м Николай Крючков еще не стал звездой такой величины, чтобы затмить всех своих коллег. На его счету был пяток фильмов, шлягерных среди них нет.

Вторая версия подкреплена некоторыми правдоподобными деталями. Якобы всему виной начавшийся любовный роман режиссера с исполнительницей единственной женской роли Еленой Кузьминой, она играла жену начальника погранзаставы. Об этом узнал муж актрисы, кинорежиссер Борис Барнет. Физически сильный человек, бывший боксер. Разъяренный Барнет примчался в Туркмению, в пустыню, где проходили съемки, и там как следует отметелил разрушителя своего семейного счастья, то есть Ромма. Очевидцем этой безобразной сцены случайно стал Крючков. Михаилу Ильичу не хотелось снимать свидетеля своего позора, и он вычеркнул его роль из сценария.

Эта версия тоже хромает на обе ноги. Во-первых, из-за того, что его сняли с роли, Крючков не перестал быть свидетелем и, чтобы отомстить, нарочно рассказывал бы об этом случае на каждом перекрестке. Во-вторых, странно, если Барнет устроил расправу при свидетеле, а тот стоял и смотрел, вместо того чтобы остановить мордобой. Некоторые утверждают, что Крючков был другом Барнета и ушел из «Тринадцати» в знак солидарности с ним. Но это уж совсем несерьезно.

И, наконец, самая популярная версия — Крючков запил, и от него избавились, чтобы не срывал съемки. Она гуляет по интернету в разных модификациях. Я остановился на одной из них, пожалуй, самой цветистой. Как и во всех других вариантах, здесь есть ссылка на то, что рассказывает помощник оператора Эра Савельева:

Страшнее желудочной инфекции на съемках «Тринадцати» оказалась опасность «зеленого змия». Объявили первый съемочный день (13 апреля 1936 г.). Для всей группы этот день был праздником. Люди вышли с утра в торжественном настроении. А актера Крючкова — нет. Кинулись искать. Выяснилось, что он «не в форме». Играть не может. И так несколько раз. И дело было не только в нем. Актер этот уже был видной и влиятельной фигурой в кинематографическом мире. Молодежь начала ему подражать. Появилась угроза, что коллектив может распасться.

Наконец М. И. Ромм не выдержал и пообещал отправить артиста в Москву.

— Это невозможно, — сказал Крючков. — Полкартины уже снято, кем меня заменить?

Ромм промолчал, а назавтра, когда Крючков опять пришел нетрезвым, Ромм крикнул ему:

— Падай!

Крючков от неожиданности выполнил команду и упал на песок.

— Снято, — сказал Ромм. — Можешь уезжать в Москву.

— Что снято? — не понял Крючков.

— Снято, как ты падаешь, сраженный насмерть вражеской пулей. Ты убит. Больше ты мне не нужен.

После этого установился порядок: актеры всегда выходили на съемку в форме и вовремя. Каждый думал: раз уж с «этим» он так поступил и не побоялся, то что же будет с нами, еще не такими известными^[19].

Особняком стоит еще одна версия, которая представляет собой ход событий, описанный в воспоминаниях Е. Кузьминой. Она, похоже, является самой правдоподобной.

В климатическом отношении съемки «Тринадцати» были очень сложной экспедицией. Девять месяцев продолжалась экспедиция в пустыне Каракумы. Оказывается, за такой срок можно не только выносить ребенка, но и сделать фильм. Жара превышала все мыслимые пределы. Москвичи чувствовали себя не в своей тарелке и заметно нервничали. Ко всему прочему из 52 членов съемочной группы 35 человек заболели дизентерией.

Молодцом держался лишь старейшина группы Александр Петрович Чистяков, игравший геолога. Ветерану помогала хорошая физическая закваска. В молодости он серьезно занимался спортом. До революции был чемпионом и рекордсменом Российской империи по метанию молота, являлся одним из сильнейших велогонщиков страны. Увлекшись классической борьбой, в 1924 году стал чемпионом Москвы в тяжелом весе. Чистяков снимался в «Тринадцати» в возрасте 55 лет. В фильме пожилой геолог сделан невероятно похожим на Горького. У него такие же усы, вдобавок он носит тюбетейку, как на многочисленных фотографиях Алексея Максимовича в период увлечения писателя Востоком. Возможно, это своего рода дань признательности классику литературы. Вплотную с Горьким Ромм общался 16 июля 1935 года, когда ведущих кинематографистов пригласили на дачу к писателю для встречи с Роменом Ролланом. Тогда оба благожелательно отозвались о «Пышке».

Почти все в группе «Тринадцати» крепко выпивали. Это несмотря на жару и на трудности с добычей водки, когда привезенные из Москвы запасы истощились. Ромм тоже однажды выпил за компанию, показать: мол, я тоже не лыком шит. С непривычки его страшно развезло. Ему потом было стыдно вспоминать об этом конфузе. Однако, как ни странно, относиться к нему стали с большей симпатией, и дисциплина в группе стала лучше, чем прежде. Хотя мелкие конфликты время от времени случались.

Особенно странным казалось Ромму поведение двадцатипятилетнего Крючкова, который ни с того ни с сего стал чванливым и высокомерным. Это выглядело настолько ненормально, что Михаил Ильич решил проконсультироваться с врачами. Два медика — пожилой и молодой — охотно приехали в группу: не каждый же день увидишь, как снимается кино. Но, выслушав жалобу режиссера на артиста, наблюдали исключительно за Крючковым. Они пришли к выводу, что у Николая начинается «пустынный кафар».

Термин «кафар» (от фр. «cafard» — «сплин, тоска») был введен в медицинский обиход военнослужащими французского Иностранного легиона. Доктора обозначали им аффективные расстройства, наступающие вдали от родины, в условиях неблагоприятного климата. В конце Первой мировой войны он укоренился в психиатрии. Признаки кафара: нравственная депрессия, вызванная отрывом от родных мест, дома, лишением привычной деятельности, нахождением в чужой языковой среде. В общем, это опасная болезнь, похожая на сумасшествие. При ее признаках человеку следует переменить обстановку. Иначе могут быть плачевные последствия.