Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя, – только учиться, только работать над каждою вещью, не торопиться».

В 1926 году Шолохов переиздает в «Московском товариществе писателей» свой сборник рассказов под новым названием «Лазоревая степь», дополнив его новыми рассказами. Посылая этот сборник Серафимовичу, Шолохов писал:

«9/ XIII 26 г. ст. Вешенская.

Уважаемый и дорогой т. Серафимович.

Посылаю Вам книгу моих рассказов «Лазоревая степь». Примите эту памятку от земляка и одного из глубоко и искренне любящих Ваше творчество…

Попрошу Вас, если можно, напишите мне Ваше мнение о последних моих рассказах: «Чужая кровь», «Семейный человек» и «Лазоревая степь».

Ваше мнение для меня особенно дорого и полноценно…»

Но юношеские рассказы были для Шолохова лишь разбегом перед задуманным им огромным эпическим полотном.

В 1927 году он присылает в редакцию журнала «Октябрь» первый том «Тихого Дона». Редколлегия отнеслась к роману довольно сдержанно: раздавались голоса, что это всего лишь бытовые зарисовки старого казачества, произведение не актуальное, лишенное связи с современностью. Да и очень толста рукопись – более двадцати авторских листов. В лучшем случае – напечатать, но решительно сократить.

Редактором журнала «Октябрь» был Серафимович. Последнее время он прихварывал и не во всех делах журнала принимал участие. Но «Тихий Дон» потребовал прислать к нему домой. И немедленно!

С огромным трудом прочитал старый писатель рукопись. И не потому с трудом, что неинтересно, – наоборот, с первых строк роман властно захватил его, а просто станичная машинистка, не искушенная в редакционных правилах (или, может быть, экономя бумагу), напечатала рукопись без интервалов и красных строк. Строка налезала на строку, буква на букву… Но дочитал до конца Серафимович и решил печатать роман с январского номера 1928 года. Тут же позвонил по телефону в «Октябрь».

– Эка беда, что номер сверстан! – решительно отвел он возражения. – Что у нас в номере, напомните… отрывок из моей «Борьбы»… Снять… Гм, объявлен… говорите, неудобно перед подписчиками… Тогда вот что: сколько у меня листов?.. Два и три четвертых. Снимите два и оставьте три четвертых… Кто еще?.. Анна Караваева «Лесозавод»… чуточку потесните, только глядите, чтобы по-божески… Алексея Силыча ставьте целиком, у него немного. Поэзия… кто?.. Алексей Сурков, Михаил Светлов, Степан Щипачев. Молодых, батюшка мой, не трогайте. Ведь им всем троим вкупе годков немногим-то больше, чем мне одному. Ну, а остальных – снимите и начинайте «Тихий Дон»… как есть, без сокращений.

В январской книжке «Октября» были опубликованы первые главы романа, который сейчас известен всему миру.

А 19 апреля 1928 года в «Правде» появилась восторженная статья Серафимовича о романе и его авторе. Статья начиналась картиной донской степи:

«Ехал я по степи. Давно это было, давно, – уж засинело убегающим прошлым.

Неоглядно, знойно трепетала степь и безгранично тонула в сизом куреве.

На кургане чернел орелик, чернел молодой орелик. Был он небольшой; взглядывая, поворачивал голову и желтеющий клюв.

Пыльная дорога извилисто добежала к самому кургану и поползла, огибая.

Тогда вдруг расширились крылья, – ахнул я… расширились громадные крылья. Орелик мягко отделился и, едва шевеля, поплыл над степью».

Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Молодой орелик, желтоклювый, а крылья размахнул. И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернется он.

Неправда, люди у него не нарисованные, не выписанные, – это не на бумаге. А вывалились живой сверкающей толпой, и у каждого – свой нос, свои морщины, свои глаза с лучиками в углах, свой говор. Каждый по-своему ходит, поворачивает голову. У каждого свой смех; каждый по-своему ненавидит, и любовь сверкает, искрится и несчастна у каждого по-своему.

Вот эта способность наделить каждого собственными чертами, создать неповторимое лицо, неповторимый внутренний человеческий строй, – эта огромная способность сразу взмыла Шолохова, и его увидали…»

В 1931 году Серафимович навестил Шолохова в Вешенской. За лето собирался не раз, но надо было сперва выполнить задание «Правды»: с «бригадой» – сыном Игорем Александровичем и женой сына – ездили по колхозам и МТС Усть-Медведицкого района. Смотрели, беседовали… Результатом был очерк «По донским степям», напечатанный в двух номерах «Правды».

Короткие, но яркие зарисовки, схваченные глазом художника. Тут и эпически-торжественный приход первой партии тракторов в Фомихинскую МТС. И теплый юмористический набросок «профессора с собачьими ногами» – огромного деда-птичника («Ежели сложить меня и мою бригаду, так только полдеда выйдет»). И лаконичные, но меткие характеристики: безусого и безбородого тракториста Данилушки, круглощекой девахи с сердито вздернутым носиком, молодого казака, поющего перед операцией (ему оторвало молотилкой руку), далеко слышные за больницей степные песни.

Лето шло к концу. Скоро нужно было ехать в Москву. Серафимович скомандовал «бригаде»: в Вешенскую!

На моторной лодке от Усть-Медведицкой пошли вверх по Дону. Останавливались там, где настигала темнота. Разводили костер, готовили ужин, потом тут же на берегу укладывались спать. Ночи стояли холодные, от реки тянуло сыростью. По утрам молодые спутники Серафимовича, поеживаясь от холода, тревожно поглядывали на старого писателя: не захворал ли. Но Серафимович решительно сбрасывал с себя одеяло и с разбегу бултыхался в Дон. После купания – гимнастика, завтрак и веселая команда:

– А ну, други, по коням! Хватит чаи распивать. Когда подходили к Вешенской, забеспокоился:

– Не помешаем мы? Слышал – роман новый пишет, заканчивает. Ну ничего, денек можно. Переночуем, а утром двинем назад, до своего куреня.

Но «двинуть до своего куреня» не пришлось ни завтра, ни послезавтра. Шолохов решительно заявил, что так быстро гостей не отпустит. Первый день прошел в беседе «по душам» обо всем том, что волновало обоих. «Это была значительная встреча двух больших писателей, – вспоминает сын Серафимовича И. Попов, – хорошо понимавших друг друга и глубоко, каждый по-своему, сумевших в произведениях раскрыть социальную сущность процессов, происходивших в казачестве».

Шолохов прочитал Серафимовичу главы первой части «Поднятой целины», над завершением которой он в это время работал.

На другой день Шолохов пригласил гостей на Кукуй (от Вешенской верст десять вверх по Дону) ловить стерлядь. Дон здесь сдавлен берегами, вода бешено рвется. Руководил ловлей белоусый казачок: «Заводи, братцы, заводи… Эх!..» В азарте он покрикивал на обоих классиков советской литературы. Потом на костре варили уху. На следующее утро Шолохов усадил «бригаду» в предоставленный райисполкомом старый «фордик» и повез по району. Посетили ряд колхозов, совхозов. Шолохова всюду хорошо знали, иные любовно и запросто называли Михаилом, Мишей.