Михаил Строгов
Шрифт:
— Что с тобой, Надя? — спросил он.
— Те двое, что ехали тогда с нами вместе.
— Этот француз и англичанин, с которыми мы встретились на Урале?
— Да.
Михаил испугался. Его тайна могла быть нарушена.
Действительно, для них он был уже не Николаем Корпановым, а Михаилом Строговым, настоящим царским курьером. С тех пор как они расстались в Ишиме, журналисты встречались с ним уже два раза. Первый — в Забедьеро, когда он хлестнул кнутом по лицу Ивана Огарева, второй — в Томске, когда его судил Феофар-Хан.
— Надя, — обратился Михаил к молодой девушке, — как только иностранцы сойдут на плот, попроси их прийти ко мне.
Это были действительно Гарри
Не простая случайность, а серьезные обстоятельства заставили их явиться сюда.
Читатель помнит, что они присутствовали при въезде татарских войск в Томск и во время празднества находились в толпе любопытных, но, не дождавшись конца жестокой казни Михаила Строгова, уехали. Они не сомневались, что он будет убит, и никак не ожидали, что эмир приказал его только ослепить. Раздобыв себе лошадей, они в тот же вечер выехали из Томска с твердым намерением записывать с этих пор в своих хрониках все подробно о Восточной Сибири и нравах сибиряков. Альсид Жоливе и Гарри Блэнт отправились форсированным маршем прямо в Иркутск. Они надеялись опередить Феофара-Хана, и, конечно, это удалось бы им, если бы не неожиданное появление этой третьей колонны, пришедшей с низовьев реки Енисея. Так же как и Михаил Строгов, они были отрезаны от прямой дороги, не успев даже доехать и до Динки. Им пришлось спуститься до самого озера Байкал. Когда они приехали в Лиственничную, то поселок был уже пуст. Три дня находились они в таком затруднительном положении, и вот наконец явился паром.
Беглецы сообщили им свои планы. Разумеется, были шансы на то, что, оставаясь, благодаря ночной темноте, незамеченными, они могли проникнуть в Иркутск, и иностранцы решили попробовать счастья. Альсид Жоливе немедленно вступил в переговоры со стариком матросом, предлагая ему от себя и от товарища большие деньги за перевоз.
— Здесь не платят, — с важностью отвечал старик, — здесь рискуют своей жизнью, вот и все!
Журналисты вошли на паром, и Надя видела, как они поместились впереди, рядом со странниками, монахами и священником. Блэнт был все тот же невозмутимый и хладнокровный англичанин, едва удостоивший ее своим разговором во время перехода через Урал.
Жоливе казался немного серьезнее обыкновенного. Почувствовав, что кто-то дотронулся до его руки, он быстро обернулся и узнал Надю, сестру царского курьера Михаила Строгова.
Он чуть было не вскрикнул от изумления, но молодая девушка знаком попросила его молчать.
— Подите сюда, — сказала ему Надя.
Француз молча подозвал к себе англичанина, и оба последовали за ней.
Увидев Михаила живым и, по-видимому, невредимым, они пришли в еще большее удивление.
Но когда они подошли к нему, Михаил даже не пошевелился.
Жоливе обернулся в сторону молодой девушки.
— Он вас не видит, господа, — сказала Надя, — татары выжгли ему глаза. Мой бедный брат ослеп!
Чувство живого сострадания изобразилось на лицах обоих иностранцев. Минуту спустя они уже сидели около Михаила Строгова, жали ему руки и с нетерпением ждали, чтоб он объяснил им, зачем тот их позвал.
— Господа, — сказал Михаил тихим голосом, — вы не должны знать, кто я и зачем пришел в Сибирь. Я прошу вас поддержать мою тайну. Обещаете ли вы мне это?
— Даю честное слово, — отвечал Альсид Жоливе.
— Клянусь честью джентльмена, — прибавил Блэнт.
— Благодарю вас, господа.
— Не можем ли мы быть вам в чем-нибудь полезны? — спросил Блэнт. — Не помочь ли вам в вашем деле?
— Нет, благодарю вас, я предпочитаю действовать сам лично, — отвечал Михаил.
— Но эти мерзавцы испортили вам зрение? — сказал Жоливе.
— Со мной Надя, ее глаза
заменяют мне мои!Альсид Жоливе и Гарри Блэнт, обещав Михаилу Строгову хранить его тайну, продолжали сидеть рядом с ним и разговаривать. Беседа велась с полчаса. Никто из них не сомневался, что все три колонны татарских войск уже соединились в одну и под предводительством эмира и Ивана Огарева подступили к Иркутску.
Но к чему эта поспешность со стороны Михаила Строгова теперь, когда царское письмо уже не могло быть передано лично им в руки великому князю, когда он даже не знал и содержания-то этого письма? Альсид Жоливе и Гарри Блэнт, так же как и Надя, не могли этого понять. К тому же они избегали говорить о прошедших событиях. Один только Жоливе счел своим долгом сказать Михаилу, что они оба с товарищем крайне сожалеют о том, что, перед тем как расстаться с ним на Ишимской станции, они не могли пожать ему руку.
— Что вы, — отвечал Михаил, — вы имели полное право счесть меня за подлеца!
— Во всяком случае, — прибавил Альсид Жоливе, — вы великолепно отхлестали этого негодяя! Я думаю, у него надолго останутся ваши знаки!
— Нет, я думаю, что ненадолго, — просто отвечал Михаил Строгов.
Окруженный льдинами, паром быстро несся вниз по реке. Как роскошная, движущаяся панорама, скользили мимо них живописные берега ее. Тут — высокие гранитные утесы причудливой формы, там — дикое ущелье с пробивающейся сквозь него бурной речкой. Порою вдруг открывалась широкая лощина с дымившейся еще деревней или густые, сосновые леса, объятые красным пламенем. Но хотя повсюду и видны были следы татарского нашествия, все же их самих еще не было видно.
В это время странники продолжали распевать свои псалмы, а старик матрос, поминутно отталкивая наскакивающие на паром льдины, старался направлять его по самой середине быстрого течения Ангары.
ГЛАВА XI. МЕЖДУ ДВУХ БЕРЕГОВ
В восемь часов вечера, как и надо было ожидать, судя по состоянию неба днем, глубокая тьма окутала всю окрестность. Молодой месяц еще не показывался. С середины реки берега не были видны. Их скалы сливались вместе с тяжелыми, низкими облаками, почти неподвижно висевшими над рекой. По временам с востока потягивал ветерок, но здесь, в этой узкой долине Ангары, все было тихо.
Разумеется, темнота как нельзя более благоприятствовала планам наших беглецов. Действительно, если татарские разведчики и разъезжали в эту пору по берегам Ангары, то паром, плывший по середине реки, мог легко остаться ими незамеченным. Также маловероятно было и то, чтобы татары заперли вход в Иркутск со стороны реки.
Они прекрасно знали, что русским нечего ждать помощи с юга, к тому же очень скоро и сама природа устроила бы с этой стороны преграду, сплотив морозом все эти льды между обоих берегов. На пароме царила теперь полная тишина.
С тех пор как они плыли вниз по реке, голоса странников совсем замолкли. Они продолжали еще молиться, но это был уже шепот, не достигавший берегов. Все лежали, и их растянувшиеся на плоту тела приходились почти вровень с горизонтальной линией воды.
Старик матрос, лежа теперь впереди помогавших ему мужиков, бесшумно отталкивался шестом от льдин. Этот плавучий лед был также большим удобством для наших беглецов. (К несчастью, ему впоследствии суждено было превратиться в непреодолимое препятствие на пути парома.) Плывя наряду с этими ледяными массами всех величин и всех форм, паром с толпою людей издали, да еще в темную ночь, мог сойти за одну из этих ледяных масс. Шум же, происходивший от столкновения льдин между собою, совершенно заглушал собой всякий посторонний звук.