Михайлов день (Записки очевидца)

— Ты велик, авва Сергий, — жаловалась я святому, — но я усталая одинокая женщина. Я одна, одна, и некому помочь!

После этого случая ездить к преподобному я уже избегала.

Ученики

Зашли ко мне однажды почаёвничать протоиерей с диаконом. За чаем разговор зашёл о «младостарчестве», и протоиерей с возмущением рассказал, как у них в епархии один такой «младостарец» благословил уйти в монастырь мать, бросившую на мужа малютку-дочь. С «младостарчества» разговор перешёл на другие недочёты священства, и протоиерей вдруг обратился ко мне:

— А вы что молчите?

— Простите, батюшка, — ответила я честно, — но мне знакомы лишь отцы высокой духовной жизни.

— Да вы романтик! — развеселился протоиерей. — А ну, приотверзите нам двери рая и расскажите об ангелах в наших рядах.

Я назвала имя своего духовного отца и имена тех, у кого окормлялась по благословению батюшки в последние пятнадцать лет.

— Как же вы правы, — воскликнул протоиерей, — есть, есть на земле подвижники! Но как, простите, вы вышли на них?

А никак не выходила и не сумела бы выйти, ибо пришла в церковь в состоянии такой дремучести, что подвижника от не подвижника не смогла бы отличить. От одиночества я напрашивалась в духовные чада к любому первому встречному батюшке, но все отцы отказали мне. И тогда я стала действовать, как та рябая невеста-перестарок, что не заглядывается уже на видных женихов, но ищет себе в пару для жизни хоть захудалого простеца. Самыми большими «простецами» оказались старцы, которых я в ту пору не отличала от старичков. Понравились мне старцы прежде всего своей «многогрешностью». И если батюшки сильно ругали меня за грехи, то старец говорил:

— Да, опять мы с вами упали в лужу.

Приятно всё же оказаться в одной луже со старцем. И я бегала от одного старца к другому, радуясь, что привечают. Однажды эту беготню пресёк архимандрит Иоанн (Крестьянкин), сказав:

— У двух врачей лечиться — залечат. Надо обращаться к своему духовному отцу.

— Я бы рада, батюшка, но у нас с сыном нет духовного отца.

— Как это нет? У вас есть духовный отец — старец Адриан.

Мы с сыном тут же к старцу:

— Батюшка, архимандрит Иоанн говорит, что вы наш духовный отец.

— Да-да, вы мои чада. А вы разве не знали?

Только годы спустя понимаешь, какая же это

великая милость Божия, что Господь, видя моё неразумие, не дал мне выбирать самой духовного отца, но выбрал его Сам. А потом уже батюшка выбирал за меня, назначая, к кому обращаться в таком-то монастыре и Москве. Тайна этого выбора была сокрыта от меня до поры. Но вела недавно занятие в воскресной школе, и мне задали вопрос:

— Есть ли подвижники в наши дни?

— Есть, — ответила я, начав рассказывать биографии тех, кого знала лично.

И вдруг похолодела, вспомнив, как возроптала когда-то у мощей преподобного Сергия Радонежского: почему он не помогает мне? А помощь шла, и какая! Все мои старцы и духовники были учениками преподобного Сергия — постриженниками его Лавры или воспитанниками его семинарии. Архимандрит Кирилл (Павлов), во многом определивший для меня выбор пути, — это духовник

Троице-Сергиевой Лавры. Архимандрит Адриан (Кирсанов) двадцать с лишним лет подвизался в Лавре преподобного Сергия. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) в 1946 году был ризничим Троице- Сергиевой Лавры, помогая восстанавливать монастырь. В покаянии я перебирала в памяти другие имена и дивилась открытию: самые трудные годы я прожила под опекой Сергиевых учеников. О, авва Сергий, велика твоя милость, что не оставил меня в скорбях!

Ещё при жизни преподобному Сергию дано было откровение о будущем. В сиянии света среди ночи он увидел множество птиц. И некий голос сказал: «Так же, как виденные тобою стаи птиц, будут многочисленны твои ученики, и после тебя они не оскудеют, если только захотят последовать твоим стопам». Есть на земле и ныне ученики преподобного Сергия, меченные особой метой. Не верьте своим глазам, когда увидите их в шитых золотом рясах и раздающими как бы от богатства щедрую материальную помощь сиротам и болящим. Это нищие аскеты, у которых нет ни рубля. Вспоминается простое — мы отправляем батюшку в больницу. Накануне вечером его келейница бегала по домам, собирая рубли, ибо отправить батюшку на лечение не на что. Наутро начинается процедура проводов в больницу. Батюшка садится в машину, а мы стоим с пакетами наготове. Отдавать их батюшке нельзя — он тут же всё раздаст. А келейница едва не плачет — с таким трудом собрала деньги на дорогу, но явились к батюшке спозаранку горемычные беженцы, и ни копейки теперь нет. Наконец машина трогается, и мы бежим рядом с машиной, вбрасывая в неё пакеты. А вдогонку машине несётся слёзный женский вопль:

— Батюшка, муж умер! Четверо детей! Голодаем!

И из машины тут же летят пакеты к ногам страдалицы. Но и это учтено. При выезде из монастыря стоит на дороге юный быстроногий бегун с пакетом, в котором приготовлено «НЗ»: деньги, отварная картошка, хлеб, огурцы. Бегун легко развивает скорость, нагоняя машину, и вбрасывает в неё уже последний пакет.

Ученики преподобного Сергея Радонежского не могут иначе. Такой у них игумен авва Сергий, печальник всея Руси.

«Благодари Бога!»

«Вера есть удел душ благодарных», — писал святитель Иоанн Златоуст. И в трудную минуту наш батюшка советует:

— Благодари Бога!

Словом, когда становится невмоготу, мы, батюшкины чада, идём заказывать благодарственный молебен Спасителю, усматривая в скорбях промысл Божий.

Промысл Божий неведом нам до поры. И вот какую историю рассказала паломница из Сибири, родившаяся на Западной Украине в приграничном селе:

«Родители мои были глубоко верующими православными людьми, и в семье было пятеро детей. За веру тогда преследовали. И перед самой Великой Отечественной войной нашу семью и других православных затолкали прикладами в эшелон и выслали по этапу в Сибирь. На этапе заболела и умерла мама. А потом нас высадили в голой степи, где возводился металлургический завод. Жить было негде — рыли землянки, а ели лепёшки из лебеды. В дожди в землянке вода по колено, и папа надорвался, построив нам дом. Перевёз нас в дом, перекрестился и умер. И остались мы мал мала меньше, а я старшенькой была.

Помню, пришёл участковый с комиссией, чтобы отправить младших в детдом. А я ребятишек собой заслонила и на комиссию кричу в голос:

— Не отдам детей! Сама подниму!

В четырнадцать лет пошла на завод и сорок лет отработала в аду и в грохоте. Всех четверых в институтах выучила, да осталась сама без семьи. А жених был желанный и в любви объяснялся, но не решился с четверыми меня замуж взять. Я исхожу слезами и на Господа в гневе ропщу. Да как же Он допустил, чтобы нас с родины выслали и не помиловал даже детей? Уж как мои родители на коленях молились: «Господи, Спасе наш, помилуй деточек. Сохрани их, Господи, и спаси!»

Отреклась я от Бога и вступила в партию. Даже парторгом завода была. И вдруг посылают меня в командировку на Украину, как раз в родные места. Прилетела я в наше село на крыльях радости, а там чистое поле — безлюдье. Не понимаю, где же село? Я в соседнюю деревню, а там старушки рассказывают:

— Немцы танками твоё село с землёю сровняли, и не осталось в живых никого. Видно, помиловал Господь православных, если увёл вас от смерти в Сибирь. Экое диво, что вас пятеро выжило да все в люди вышли, и продлился ваш род!