Мила Хант

– Стёкла пуленепробиваемые.

Интересно, он хочет защитить весь отряд или заботится только о своей жизни? Мне вдруг становится жалко их всех, но это быстро проходит. Мне предстоит пройти через гораздо более тяжёлые испытания. И я этого не просила. А они – военные, то есть сами сделали такой выбор.

Мы достигаем вершины моста. Джип на секунду словно зависает над рекой – естественной границей между Центром и Периферией, – затем начинает спускаться. Молодой солдат нервно теребит ремень брюк. Женщина, закусив губу, сжимает кулаки. Она выглядит страшно сосредоточенной. Моё сердце начинает учащённо биться. Я пытаюсь разглядеть что-нибудь сквозь завесу, возведённую усилиями Центра.

И тут мы наконец выезжаем из неё. Я изумлённо смотрю на серую массу одинаковых бетонных зданий, простирающихся насколько хватает глаз. Солдаты тоже захвачены и, возможно, тоже напуганы этим зрелищем. По крайней мере, хочется так думать. Только Ж. опять кажется спокойным, даже отрешённым.

Мы продолжаем спускаться с моста, прямо в этот ровный бетонный океан, лежащий перед нами, как ковёр. Вдруг стрелки на приборной панели джипа словно сходят с ума. Ж., вцепившись в руль, приказывает:

– Пристегнитесь!

Внедорожник пересекает какую-то светящуюся вертикальную плоскость и становится неуправляемым. Нас швыряет из стороны в сторону. Я больно стукаюсь головой, наши тела сотрясаются на заднем сиденье. Несколько бесконечных секунд – и всё успокаивается. Ж. удалось не съехать с дороги. Я провожу рукой по лбу. На пальцах – кровь. Но я не обращаю внимания – настолько ошеломительное зрелище открывается перед моими глазами.

Декорации радикально изменились. Современные дома всех форм и размеров высятся вдоль многочисленных улиц. Дороги сплетаются в сложные узоры. Но самое удивительное – разнообразие цвета, буквально затопляющее глаза.

И, наконец, повсюду на улицах – люди.

Это волшебное зрелище совершенно не похоже на то, что мы видели всего секунду назад. А ещё меньше – на те кадры, что леди А. и С. показывали мне на своём экране. Я пытаюсь поймать взгляд Ж. в зеркале заднего вида.

– Мы пересекли виртуальный монитор, который транслирует изображение непосредственно на сетчатку глаза, – объясняет он. – Эта штука позволяет превращать реальный пейзаж в то, что мы видим с моста или из Центра, – в серую пустыню.

– Вы знали, что скрывается за экраном?

– Нет, – признаётся Ж. – Я знаю об этом месте только то, что нам показывают в Центре: планы Периферии, которую мы построили сорок лет назад. Прямые улицы, одинаковые здания, стандартные торговые центры. За несколько лет они преобразили свой Демос.

Свой Демос. Слова Ж. поневоле свидетельствуют о том, что Центр потерял эту территорию. После восстания парии полностью контролируют Периферию и переделывают тут всё как им угодно. Кто же глава этого государства в государстве? Кто принимает решения? Я дрожу от мысли, что должна буду в одиночку встретиться с такой мощью. Вычислить шефов и… уничтожить их. Я наклоняюсь вперёд, чтобы лучше разглядеть Демос сквозь лобовое стекло. Выезд с моста плавно перетекает в город.

– Здесь есть таможня, КПП, что-нибудь в этом духе?

– Мы не в лучших дипломатических отношениях – Периферия и Центр, – с иронией замечает Ж. – Но, думаю, у них есть другие способы контролировать, кто пересекает мост. Как и у нас, впрочем.

– Каков ваш план?

– Заедем в эту мышеловку и сделаем так, чтобы нас заметили.

Ж. резко тормозит. На выезде с моста дорогу перекрывает бетонная плита. Придётся объезжать. Ж. ругается сквозь зубы. И следует указателям. Я чувствую, как напряжение растёт.

– Вы уверены, что туда? – нервно спрашиваю я.

– Нет времени останавливаться и думать.

– Они… они нас уже засекли?

– Скоро узнаем.

Вокруг выезда с моста пусто. Издалека доносится шум оживлённого уличного движения. Ж. сворачивает направо, и мы попадаем на узкую улочку. Кровь стучит у меня в висках. Краем глаза замечаю какое-то быстрое движение. Я хочу предупредить Ж., но не успеваю открыть рот, как он сам поворачивает голову. Доля секунды – и начинается.

16

Чёрные штрихи, тени на крыше ближайшего здания. Потом – на соседней. Всё происходит так быстро, что я не уверена, видела ли их на самом деле. Подъёмная решётка взлетает из мостовой прямо перед носом нашего джипа. Фонари гаснут. И мы погружаемся в чернильную тьму. Ж. скрежещет зубами.

– Чёрт. Уже…

Он жмёт на тормоз, шины истошно визжат по асфальту. Запах жжёной резины проникает в салон. Ж. оборачивается к двум солдатам, которые должны меня сопровождать:

– Защищайте её.

Женщина опрокидывает меня на пол, а молодой солдат прикрывает собственным телом. Падая, успеваю бросить взгляд в заднее окно. Метрах в двадцати от машины стоит кучка людей. Как ни странно, не вооружённых. Джип резко разворачивается и врезается в толпу. Люди отпрыгивают в стороны, как искры на ветру. Через долю секунды пуленепробиваемые стёкла автомобиля разлетаются вдребезги. Я чувствую стеклянный дождь на спине и затылке, несмотря на мой живой щит. Приподняв голову, вижу, что лицо молодого солдата покрыто кровью и крошечными кристаллами. Но ни слова, ни звука не срывается с его губ.

– Пригнитесь! – кричит мне Ж., пытаясь рассмотреть что-то сквозь дым, поднимающийся сразу из нескольких точек.

Я не слышу выстрелов. Удивительно, но по нам не стреляют. Металлический грохот заставляет Ж. резко затормозить. Позади машины подняли ещё одну железную решётку. Нас хотят взять живыми. Я опять поднимаю голову. Мы на перекрёстке.

– Бегите! Все трое! – приказывает Ж., указывая на улицу, перпендикулярную нашей.

Я таращусь на него, как в столбняке.

– ВЫПОЛНЯЙТЕ!!!!!!!

Новый вираж, визг колёс. Ж. бросает машину поперёк тротуара. Разблокирует двери, и я буквально вылетаю вон, вытолкнутая молодым солдатом. Они с женщиной подхватывают меня с обеих сторон и бросаются бежать очертя голову. Я смотрю назад. Внедорожник заслоняет нас от врагов, прикрывая наше бегство. Женщина, задыхаясь, сжимает мою руку:

– Быстрее! Не оглядывайтесь!

Мои мышцы горят, голова вот-вот взорвётся, но я не останавливаюсь. Молодой солдат переглядывается с женщиной и резко отталкивает меня, отбегая к домам.