Милая любовь
Шрифт:
талантлива. Свои работы она продавала в Интернете - за них платили
баснословные деньги. К тому же... на момент нашего знакомства ей было всего
четырнадцать, а мне девятнадцать. Нас разница в возрасте нисколько не смущала.
Нам было хорошо вместе. И то, что скажут другие, нас не волновало. Но это не
давало покоя жениным родителям. Наверное, они считали, что я педофил, - горько
усмехнулся Арсений Валерьевич.
– Они всячески препятствовали нашим встречам,
запирали Женю в комнате... Однажды
меня избили... После того, как меня выписали из больницы, Женя сбежала из дома
и поселилась у меня - я жил тогда с родителями. А потом она... заболела... Когда
она впервые упала в обморок, я... я думал, что сойду с ума от отчаянии и
охватившей меня паники. Я дежурил возле ее постели день и ночь, пока не
пришли ее родители. Они винили меня в ее болезни. Да я и сам так считал...
Возможно, если бы мы не встретились и она не пережила столько стрессов из-за
меня...
– Замолчите!
– не выдержала я, в сердцах схватив его за руку.
– Вы ни в чем не
виноваты. Как вам вообще могло прийти такое в голову?! Это же абсурд! Я думаю -
нет, я уверена!
– что не будь вас рядом, Жене было бы в сто, в тысячу раз тяжелее.
Вы ведь так любили ее. И она это чувствовала, я уверена. Если бы мой папа знал,
как сильно я его люблю... Но в тот день, когда он скончался из-за травм в
больнице, я была в гребаном лагере и даже не смогла с ним попрощаться. Вы же
сделали все, что было в ваших силах. Вы не должны винить себя.
– Спасибо, Мила, - накрыл он своей ладонью мою руку.
– Вы умеете утешить.
– Учитель хороший был, - улыбнулась я ему.
– Ну так что... Вы отвезете меня к
гаражу?
Арсений Валерьевич пристально посмотрел на меня.
– Нет, - сказал он, вставая.
– Оставайтесь лучше у меня. Но никому ни слова,
понятно?
– Понятно.
Я вынула из коробки палитру с красками, огромный альбом и карандаши. Хм...
– Арсений Валерьевич?
– Да, Мила?
– уже с кухни донесся до меня голос учителя.
– А вы когда-нибудь позировали Жене?
– Да, а что?
– насторожился он.
– Мне нужно потренироваться в пропорциях мужского тела...
– смущенно начала
я.
– Кхм... чего?
– В пропорциях мужского...
– Это я слышал, - перебил он меня.
– Вы хотите, чтобы я позировал вам? И как вы
это себе представляете?
– Ну... Вы могли бы лечь на диван, а я...
– Нет!
– отрезал он, отняв у меня альбом с карандашами.
– Тренируйтесь на своем
Жданове.
– Да он крутиться вечно, - обиженно поджала я губу.
– И... тело у него не такое
натренированное...
– Что? - опешил от моего нахальства учитель. - Так вы собирались меня...
обнаженным что ли рисовать?
– Э... Ну... Не совсем. Вы могли бы прикрыться чем-нибудь...
–
Нет. И даже не думайте об этом.Позвонили в домофон.
– Кажется, пиццу доставили, - хихикнула я.
– Прощай, плоский животик!
Через пятнадцать минут мы уже во всю поглощали "Маргариту", запивая ее колой
и болтая ни о чем.
Тема с позированием была закрыта.
9
После такого спонтанного, но очень вкусного ужина Арсений Валерьевич отдал в
мое распоряжение спальню, а сам лег на диване в гостиной.
Лежа в кровати, я прислушивалась к размеренному дыханию учителя и в какой-
то момент мне вдруг жутко захотелось, чтобы он был рядом. Желание коснуться
его кожи, ощутить вкус его губ было настолько острым, что я застонала и засунула
голову под подушку.
Идиотка. Кретинка! Попалась в собственные сети. Хотела соблазнить учитель, а в
итоге втюрилась в него по уши. И что мне теперь с этим делать? Попытаться
разлюбить? Но с каждым днем учитель завораживал меня все сильнее. А сегодня я
и вовсе узнала его с совершенно иной стороны, о которой в школе вряд ли кто-
либо догадывался. А этот его взгляд... его улыбка...
Черт! Мила, не сходи с ума! Тебе нельзя влюбляться в учителя. Да и Арсений
Валерьевич вряд ли захочет дважды вступать в одну и ту же реку. Потому что если
о наших отношениях станет известно маме, не сносить головы ни мне, ни ему. Да и
кто вообще говорит об отношениях? Арсений Валерьевич никогда не полюбит
такую, как я. Мало того, что характер скверный, в чем я не раз предоставляла ему
возможность убедиться, так еще и фигурой не вышла и на лицо - мышь убогая.
Возможно, он никогда не скажет мне об этом в глаза - воспитан как-никак, но
подумает - а это еще хуже.
Я снова застонала и едва не подскочила на кровати, когда на мое плечо легла чья-
то рука. Вернее, чья это рука я примерно догадывалась. Но что ему понадобилось
от меня посреди ночи?!
– Мила?
– услышала я сонный голос учителя.
– Вы в порядке? Вы стонали, и я
подумал...
– Э... Нет-нет. Все хорошо. Мне просто... кошмары снились...
– Точно все в порядке? Может воды? Или еще чего?
– Нет. Если только...
– Да?
– Вы не могли бы полежать со мной рядом... пока я не усну?
– Мила, я...
– Я не принуждаю вас. Если вы считаете это неприемлемым, я пойму.
Я видела, как блестят в темноте его глаза, как бурно вздымается грудь под белой
футболкой. Наконец, он вздохнул, также молча развернулся и вышел из комнаты.
Да уж. Кажется, я вконец обнаглела. О чем я вообще думала, ляпнув подобную
чушь? "Не могли бы вы полежать со мной рядом?" Ты серьезно, Мила?
Я села в постели, обхватив колени руками, и уже собиралась всласть себя