Милая любовь

смотрел на нее, словно пытался запомнить малейшую черточку на ее смешливом

лице, ее глаза, нос, губы, ее улыбку, которая была ее неизменной спутницей - в

этом я успела убедиться, разглядывая эти многочисленные снимки.

Почему-то я была убеждена, что этот коллаж был подарком ему от нее...

– Мила?
– услышала я приглушенный голос учителя по ту сторону двери.
– Вы

проснулись? Простите, мне нужно уходить. И я хотел...

Я распахнула дверь. Арсений Валерьевич умолк, уставившись на мое бледное

лицо.

– Что-то случилось, Мила?

– сглотнув, произнес он.
– Вы... хорошо себя чувствуете?

– Да. Я в порядке. И... ребенок тоже, - добавила я зачем-то.

– Я рад, - улыбнулся он одними губами.
– Позвольте, я покажу вам, что где лежит.

Я прошлепала за ним на кухню, где на барной стойке уже стояли тарелка с

золотистыми тостами, вазочка с джемом, хромированные масленка и сахарница.

– Я обычно жарю себе тосты, - показал в направлении стойки Арсений

Валерьевич, - здесь же джем, масло. В холодильнике - апельсиновый сок, сливки.

Кофе - на плите в турке. Если предпочитаете чай, он в френч-прессе на столе.

Ешьте, не стесняйтесь. Посуду я помою сам, когда вернусь.

– А вы?
– подняла я вопросительно брови.

– Я уже позавтракал. Что-то еще?

Я задумчиво закусила губу, плавным движением намазывая на тост масло.

– А когда вы вернетесь?
– деловито поинтересовалась я.

– В половине двенадцатого.

– Понят... Ух ты!
– не сдержавшись, воскликнула я, откусив кусочек от тонкого в

меру зажаристого тоста. - Это... это просто... Я в жизни не ела ничего более

вкусного!

– Я рад, что вам понравилось, - губы учителя тронула долгожданная улыбка.
– Не

думал, что вас можно удивить каким-то банальным тостом.

– Если бы вы каждое утро на протяжении почти семнадцати лет ели овсяную

кашу, этот тост не показался бы вам банальным.

– Понимаю, - склонил учитель голову на бок, с улыбкой наблюдая, как я с

жадностью поедаю очередной - уже наверное четвертый - тост, перед этим густо

намазав его толстым слоем масла и джема из черной смородины.
– Мне нужно

идти, Мила, а вы завтракайте, не торопитесь. Ключ оставите у консьержки,

хорошо? И позвоните матери. Скажите, что заночевали у подруги.

"Ключ оставите у консьержки"? То есть перевести это можно примерно так:

"Чтобы, когда я вернусь, ноги вашей здесь больше не было"? Так что ли?

– Ха! - язвительно произнесла я, стараясь не думать над тем, как хитро он

пытается избавиться от меня.
– И это мне говорит учитель? А как же "врать - не

хорошо" и все такое прочее?

Слегка изломленная правая бровь была ответом на мое ершистое замечание.

– Что? - невозмутимо поинтересовалась я, подливая в чашку кофе. - Или я

ошибаюсь?

– Нет проблем, Мила. Скажите, что считаете нужным. Я не против, если это будет

правда. Скажите, что беременны, что отец ребенка Артем Жданов, и что вы

напились в стельку, празднуя столь радостное для вас событие. А затем вас

вырвало на учителя литературы, и он отвез вас к себе домой, где вы и провели эту

ночь. Я... что-то упустил?
– криво усмехнулся он.

– Идите вы знаете куда!
– вскочила я, разъяренная, на ноги.
– Можно подумать, у

вас жизнь удалась, и вам нечего скрывать от других! К вашему сведению, я не

просила вас помогать мне. Если вы не заметили, там в баре был Артем. Он бы и

позаботился обо мне. И - да, мы целовались! В отличии от вас, его не нужно

просить об этом. И вообще - я не желаю вас больше видеть! Понятно вам?

И я пулей рванула в ванную, чтобы вволю там нареветься или разбить что-нибудь

или... Но меня перехватили, развернули и несколько раз встряхнули, чего я никак

не ожидала.

– Мила, дурочка вы этакая, когда вы поймете, что Жданов этот лишь использует

вас? Думаете, он любит вас? Ему нужен только...

Он осекся, какое-то время напряженно вглядывался в мое лицо, затем резко

отпустил и, развернувшись, вышел из квартиры.

Запихав в рот оставшийся кусочек тоста, я аккуратно стряхнула с халата крошки,

убрала со стола, вымыла посуду, вернула масленку и сливочник в холодильник, на

треть заполненный продуктами, которых еще вчера - я это точно помню - там не

было. Ночью что ли в супермаркет наведался? Или заказал еду по телефону?

Когда на кухне все сверкало, я плюхнулась на диван и, откинувшись на подушки,

задумалась.

Значит, Арсений Валерьевич убежден, что Темный использует меня в не очень

благородных целях? Что ж, я это и без него знаю. Потому и избегаю усиленно и...

Чееерт! Кажется, я его вчера поцеловала... Да еще на глазах у Арсения

Валерьевича.

Вот же кретинка!

Теперь Темный точно не отстанет от меня. Ну почему я такая глупая? Знала же,

что мне нельзя пить. В прошлый раз, находясь под действием алкоголя, я

предложила Темному сыграть моего возлюбленного. Вот так просто! А он взял и

согласился, словно давно ждал этого. Черт бы побрал этого Темного!

Так..

Я обхватила голову руками и попыталась принять хоть какое-то мало-мальски

разумное решение, но перед глазами то и дело возникало лицо учителя, медленно

склоняющееся к моим губам.

Вчерашний поцелуй я помнила вплоть до мельчайшей детали: нежные руки,

обнимающие меня, скользящие вдоль спины, на мгновение задержавшиеся на

ягодицах, отчаянно сжимающие талию, вновь осторожно обхватившие лицо...

твердые, жадно приникшие губы... пряный мужской запах... упругая кожа...

дыхание, которое я бы пила и пила...

– Привет!

Сказать, что сердце бухнуло в пятки, не сказать ничего. Меня едва удар не хватил