Милая маленькая ложь

— Как давно ты занимаешься балетом? — Спрашиваю я небрежно, начиная с того, о чем, я уверен, она хотела бы поговорить.

— Всю свою жизнь, — отвечает Аня, ее глаза обращены к городскому горизонту.

Хотя я не могу ее винить, у меня такое чувство, что она делает это не столько для того, чтобы полюбоваться видом, сколько для того, чтобы избежать моего взгляда.

— Что тебя в это втянуло? — Пробую я снова, делая глоток воды.

— Мои родители. — Аня на мгновение поворачивается ко мне лицом, ее выражение лица настороженное.

После всего, что я ей сегодня дал, я бы подумал, что разговор — это самое меньшее, что она могла бы предложить взамен. Но она не кусается. Раздражение заставляет мой кулак сжиматься.

— А чем ты занимаешься, кроме танцев? — Предлагаю я, меняя направление.

— В основном учусь или сплю. Летом преподаю детский балет. — Говорит она, обводя край своего стакана с водой кончиком среднего пальца.

Должно быть, в этом что-то есть, учитывая, что она дала мне немного больше, чем было строго ответом на мой вопрос. Но прежде чем я успеваю копнуть дальше, к столу подходит наш официант с нашим вином. Предлагая мне образец, он проверяет, удовлетворен ли я, прежде чем налить нам по бокалу.

Когда он спрашивает, готовы ли мы сделать заказ, я беру инициативу на себя, зная, что Аня даже не взглянула на свое меню.

— Я возьму равиоли с лобстером, а она возьмет филе-миньон, — просто говорю я, передавая ему меню.

Официант уходит, снова оставляя нас в тишине.

— Тебе нравятся дети? — Настаиваю я, теперь, когда он ушел.

Глаза Ани впервые бросают на меня взгляд, в их синих глубинах — намек на беспокойство.

— Ты сказала, что преподаешь детский балет, — сообщаю я, напоминая ей о нашей теме до того, как подошел официант. Я делаю глоток вина. — Попробуй, — настаиваю я, указывая на него.

Аня берет бокал с вином и делает небольшой глоток, прежде чем поставить его обратно на стол. Я скрежещу зубами. Она делает все, что я говорю, и только это. Она играет со мной, отталкивая, чтобы посмотреть, сколько ей может сойти с рук. Я вдыхаю вздох разочарования, когда мои губы сжимаются.

— Да, мне нравятся дети, — просто говорит она. Она закусывает нижнюю губу и переводит взгляд на закат, который теперь стал ярко-золотисто-розовым.

Я позволяю ей быть собой, изучая ее тонкие черты. Почему эта девушка так бесит? Откуда она знает каждую кнопку, на которую нужно нажимать? Или я настолько прост, что она знает, как легко играть со мной? Ни одну девушку никогда не было так трудно понять, не говоря уже о том, чтобы завоевать. Гнев начинает кипеть внутри меня, когда я пытаюсь понять Аню. Она, кажется, по большей части меня не боится. Несмотря на то, что я изо всех сил старался познакомить ее с роскошью, которую я мог бы ей предложить, она, кажется, совершенно не заинтересована.

Когда приносят еду, Аня все еще ничего не сказала, кроме самых кратких ответов. И она отрезает небольшой кусочек стейка, медленно пережевывая его, продолжая в своем каменном молчании. Все мои образы в голове о том, как я преподал ей урок за ее упрямство, похоже, дали обратный эффект. Аню не волнует одежда, драгоценности или изысканные блюда, несмотря на ее нищенское существование. И она настолько невосприимчива к моим чарам, что я обнаруживаю, что начинаю злиться, пытаясь втянуть ее в ссору.

Я вгрызаюсь в свои равиоли с лобстером, но они горькие на вкус из-за всего того разочарования, которое кипит во мне. Аня отодвигает свою тарелку дальше на стол после всего лишь трех укусов, ее глаза прикрыты, а выражение лица становится неловким.

— Что, это недостаточно хорошо для тебя? — Требую я, кладя нож и вилку с такой силой, что моя тарелка подпрыгивает.

— Нет, все в порядке. — Говорит она, ее глаза встречаются с моими.

Что-то щелкает у меня в голове, и внезапно я краснею.

— В порядке?

Я машу нашему официанту, и он тут же подходит.

— Вы можете забрать ее тарелку. Даме не нравится ее еда.

Аня заметно бледнеет через стол, ее глаза расширяются.

— Что-то не так, сэр? Я попрошу, чтобы кухня приготовила что-то, что понравится вашей леди, — предлагает официант напряженным тоном. Он знает, что лучше меня не злить.

Почему Аня такая чертовски раздражающая? То, как она нервно теребит свою губу, теперь дает мне чувство удовлетворения, которое я искал весь день. И тут меня осенило. Я зря потратил время, осыпая ее подарками сегодня. Ане не нужен пряник, чтобы мотивировать ее.

Ей нужен кнут.

19

АНЯ

У меня пересыхает во рту, когда я понимаю, что так сильно запуталась в своих мыслях, скучая по Кларе и беспокоясь о том, что делать с партнером по танцам, что я слишком далеко зашла с Николо. Я уверена, что он ожидал оживленного разговора и девушки, которая будет пускать слюни ему в руку. Но это не про меня. Я благодарна за красивые платья, которые он купил мне сегодня, конечно. Но я знаю, что это его способ превратить меня в свою проститутку, и от этого меня мутит. Он заставил меня вступить в эти отношения, а теперь хочет все исправить, осыпая меня дорогими вещами. Ну, меня не так-то легко купить. Все, чего я хочу, это быть дома и провести выходные с дочерью.

Но когда Николо требует, чтобы официант забрал мою еду, я знаю, что пожалею, что не постаралась больше его умилостивить. Официант с натянутой улыбкой забирает мою тарелку.

— Можешь принести нам и счет, — командует Николо. — Мы закончили.

Мой живот болезненно скручивает, когда я замечаю, сколько равиоли все еще лежит в его тарелке и почти полную бутылку вина. Он доказывает мне свою правоту. Ему все равно, сколько денег он тратит. У него их так много, что он может взять все или оставить, как ему, черт возьми, угодно. Но если он дает мне что-то, я должна это ценить. Потому что я бедная сирота, которая живет в Аптауне со своей тетей. Я ничто, ничего не стою, поэтому все, что я получаю от его щедрости, должно быть принято, как бесценный дар.

Когда официант быстро уходит, Николо вытирает рот салфеткой из ткани и бросает ее на свою наполовину съеденную тарелку с едой. Резко вставая, он достает свой кошелек и бросает на стол пачку денег, которая более чем покроет наш счет вместе с щедрыми чаевыми — несмотря на огромные цены, от которых мне захотелось блевать, когда я взглянула на меню.

— Если ты не в настроении для приятного ужина со мной, то у меня на тебя другие планы, — рычит Николо, крепко сжимая мое предплечье, когда он поднимает меня со стула и поднимает на ноги.

Страх охватывает меня, когда я понимаю, что он зол. Он тащит меня за плечо через весь ресторан, и я едва могу удержаться на ногах, пытаясь удержаться в своих новых туфлях на шпильках, в которых понятия не имею, как ходить. Теперь, когда я зашла слишком далеко, я не знаю, как это исправить. Я никогда раньше не пыталась его умилостивить. Мой желудок болезненно скручивается, а желчь подступает к горлу.

Мы добираемся до лифта, и как только двери открываются, он вталкивает меня внутрь. Я спотыкаюсь, едва успевая ухватиться за перила на задней стене, прежде чем упасть. Я чувствую себя такой уязвимой в этом нарядном наряде и нарядных туфлях. Я никогда не носила такой одежды, и это полностью выводит меня из равновесия.