Милфа
Шрифт:
Я выхожу из сервиса, снова сажусь в машину и долго сжимаю руль, прежде чем завести двигатель. Ее запах по прежнему держится в салоне и триггерит.
Этот чертов прокурор, не имеет ни малейшего понятия, кто рядом с ним.
Хватаю ее шарф и сжимаю в ладони.
Резко газую и, спрыгнув на трассу, набираю скорость, чтобы хоть немного сбросить это нарастающее напряжение.
Прости, дядя, такой вот я херовый племянник, я пиздец как хочу твою жену.
14
Лиля
Едва вхожу
Но вместо этого оно разбивается на осколки под недовольным взглядом мужа.
— У меня машина сломалась, и я.…
— Я в курсе. Машина уже во дворе. А вот ты где была?
— Женя попросил Илью помочь мне, — говорю ровно. На мужа смотреть не хочу, поэтому опускаю глаза на свои руки и начинаю снимать кольца и часы. — А ему надо было заехать на работу. Не командовать же мне чужим временем. И так спасибо за помощь, а то бы кто знает сколько сидела бы на трассе в темноте в ожидании эвакуатора.
— И быстрее бы оказалась дома.
— Ты серьезно, Ром? — вскидываю глаза на мужа резко. — Мне нужно было сидеть там на дороге одной? Я, между прочим, звонила тебе не раз. Но у тебя не было связи. Где ты был?
— А где я был, Лиль? — зло прищуривается, встряхивая газету. — На работе. Деньги зарабатывал. Не для номинальной галочки, а реальные, для семьи. И что я вижу вечером, придя домой уставший? Жены дома нет. Еще и претензии о том, что я в рабочее время посмел не ответить!
Он всё, как и всегда, переворачивает. Извращает, выставляя меня виноватой.
— Рома…. — прикрываю глаза и считаю про себя до пяти. Просто хочу уйти, чтобы этот разговор закончился.
Роман хмурится, и я чувствую, как напряжение растекается по комнате, словно плотный, удушающий туман. Я стою неподвижно, вцепившись в снятые кольца, а он смотрит на меня, как на провинившуюся. Я старательно не поднимаю глаза, чтобы не пересекаться с ним взглядом, и слышу, как он негромко цокает языком, подтверждая свои претензии.
— Слишком поздно разъезжаешь, Лиля, — бросает, проходя к креслу, и в его голосе уже не раздражение, а что-то более опасное. Предупреждение о последствиях, которые мне не понравятся. — Я надеюсь, ты понимаешь, как это выглядит?
Всё по кругу. Будто ему это удовольствие доставляет.
Совершенно не хочу продолжать этот разговор.
— Я проголодалась, — бросаю и иду в зону кухни.
Роман тихо фыркает. Лицо его мрачнеет, но он ничего не говорит, лишь отмахивается и уходит из комнаты.
Глубоко вздыхаю, стараясь выкинуть из головы его слова. Достаю передник и набрасываю прямо поверх уличной одежды. Мою руки и вдруг задумываюсь, что в последний раз я ела по-настоящему, чтобы получить удовольствие, кажется, лет сто назад. Чтобы действительно хотела есть, а не заталкивала в себя хоть что-то только потому, что надо. Всё в последнее время механически как-то. Но сейчас... сейчас мне хочется.
Я нахожу помидоры, пару яиц, достаю луковицу и начинаю готовить. Разогреваю сковороду, слышу, как масло шипит, когда кладу нарезанные
овощи.Запах жарящихся помидоров наполняет кухню, дразня аппетит.
Бросаю взгляд на часы: поздно, но мне всё равно.
— Хочешь? — обращаюсь к Роману, перекладывая яичницу в тарелку.
Он смотрит на меня так, будто я сделала что-то неподобающее, и хмурит брови.
— Еда в десять вечера? Ты серьезно?
— Ром, это просто яичница.
— С чего это у тебя аппетит проснулся? — в его голосе звучит уже не удивление, а откровенное неодобрение. — Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы это вошло у тебя в привычку.
— И что это значит? — я не поворачиваюсь, но мои руки сжимают вилку сильнее, чем нужно.
— Да то и значит, — его голос становится жестче. — У моего зама, Артюхова, жена — жирная свинья. Жрет целыми днями. Он с ней ни на одно официальное мероприятие прийти не может. Думаешь, мне хотелось бы увидеть тебя такой?
Я застываю, не знаю, как ответить. Слова застревают в горле, горечь накатывает волной.
— Боже, Рома, это просто яичница! — резко разворачиваюсь, сжимая вилку в руке до белых костяшек. — Я устала и проголодалась. Что здесь, блин, такого?!
В этот момент открывается дверь, и в дом заходит Костя. Он буднично здоровается, бросает сумку и, увидев еду, усаживается за стол.
— Мам, дай и мне тарелку, — говорит сын. — Я голодный как волк.
Роман, раздражённый, швыряет газету на стол и уходит, а я, выдохнув перекладываю половину яичницы в чистую тарелку и ставлю перед Костей. Тот принимается за еду, что-то листая в смартфоне.
— Что у вас тут произошло? — спрашивает как будто для галочки. Мне кажется, если я не отвечу, он и не заметит.
Но я отвечаю. Мне хочется хоть какой-то поддержки от сына. Слово приятное услышать.
— Твой отец переживает, что если я буду есть на ночь, то стану жирной свиньей. Можно подумать, я каждый вечер наедаюсь до отвала.
Сажусь за стол и наконец принимаюсь за еду. Аппетит уже, конечно, испорчен, но я теперь как минимум на зло Роману поем.
— Знаешь, он прав, — говорит он вдруг, не поднимая голову.
— О чем ты? — замираю с вилкой и вскидываю на сына глаза.
— О том, что так оно и начинается — сначала раз, потом два. А потом ты не должна удивляться, если у него появится любовница.
Эти слова ударяют, как пощечина. Я смотрю на сына, пытаясь понять, действительно ли он это сказал.
— Костя.... — шепчу я, не в силах сформулировать хоть что-то внятное.
Он пожимает плечами, как будто это пустяк, а его слова — просто констатация факта.
— Мам, ты же знаешь, какой он. Он такой был всегда. Просто не надо его провоцировать.
Эти слова ранят глубже, чем я ожидала. Сын. Мой любимый мальчик. Он говорит это так легко, как будто это нормально, как будто это — моя вина.
Я отворачиваюсь, чтобы он не видел слез, которые предательски выступают на глаза. О еде уже и не думаю.
— Костя, — говорю я тихо, но голос мой звучит как чужой, — ты даже не представляешь, как больно мне это слышать.
Он молчит, снова пожимает плечами и продолжает есть, как вроде бы ничего не произошло.
А я смотрю в окно и думаю, как внутри всё закипает.